А те же нацисты шокируют вас не столько своей индустрией массовых убийств – христианство, например, уничтожило гораздо больше народа, однако никто не призывает приравнять священников к нацистским преступникам, – а тем, что начали использовать убиваемых в практических целях: варить мыло или ставить опыты.
Однако скоро вам придётся начать использование человеческих тел хотя бы для производства удобрений, и тогда хотел бы я посмотреть на рожи поборников Святого Идиотизма – единственной святыни, которой вы самозабвенно способны поклоняться.
Наверно, я должен был вознегодовать от лица оскорблённого человечества после этих слов, но мне не негодовалось. Более того, я испытывал злорадное удовольствие от того, как дракон разносил их в пух и прах. Их? Всё верно. Как написал когда-то Ницше: «Остальные – это всего лишь человечество», а я… Я «ушёл от закона, но так и не дошёл до любви», как пел Гребенщиков. Я был сам по себе. Скорее всего, поэтому выбор драконов и пал на меня, хотя в это хотело верить моё чувство собственной важности. Ведь, скорее всего, они попросту ткнули в первого попавшегося, и таким попавшимся оказался я.
Тем временем дракон сменил тему монолога:
– Ну что ждать от тварей, которые сначала возомнили себя образом и подобием создателя вселенной, а потом, когда слишком многие смогли догадаться, что бог – всего лишь пугало и успокоительная пилюля в одном флаконе для так и не повзрослевшей толпы, присвоили себе титул «Венец эволюции». А чтобы выглядело достаточно правдоподобно, создали идиллическую картину эволюции, согласно которой более совершенные твари сменяли менее совершенных собратьев, точно обои на стенах квартиры, пока на свет не появился венценосный царь природы. О том, что выживали не самые совершенные, а те, кому больше повезло, старались не думать.
Ну, если подобная модель эволюции в каком-то приближении соответствует реальному положению дел, то мысль о том, что любая эксклюзивно человеческая особенность автоматически является высшей по отношению к остальным формам жизни, а особенно когда речь заходит о тех нелепостях, которые вы зовёте нравственными или религиозными ценностями… Так вот, когда подобная чушь провозглашается высшей формой деятельности сознания на том лишь основании, что появилась относительно недавно, и присуща исключительно венцам природы, это не выдерживает никакой критики. С тем же успехом можно утверждать, что раковая опухоль является следующим эволюционным шагом человека, а какой-нибудь новый «ВАЗ» значительно совершенней чуть более древнего «Феррари» только потому, что это недоразумение сошло с конвейера на пару лет позже…
– Я тебя не утомил? – спросил он вдруг.
– Да нет, нормально, – ответил я.
– Это хорошо. Предлагаю куда-нибудь пойти, и что-нибудь съесть.
– Вызвать такси?
– Зачем?
– Так пешком отсюда пилять…
– На ваших такси один хрен туда, где нормально кормят, не доедешь. Так что выход один: пилять, билять, и пилять. Вперёд!
Сказав «вперёд», он и двинул вперёд уверенным шагом, обходя разве что непроходимые оградки. «В театре шёл меж стульев по ногам», – вспомнил я, последовав за ним. Я так и не смог уловить, когда мы пересекли границу реальностей. Опомнился, когда могилы сменил луг, каких у нас со времён распаханной целины не было. А воздух… он стал настолько чистым и благоухающим, что закружилась голова.
Мы шли по просёлочной дороге, на которой не было ни следа автомобильной шины. Похоже, здесь проезжали только конные экипажи. Минут через пять мы подошли к большому деревянному дому, из которого вкусно пахло едой. Над входом висела вывеска: «Чрево кашалота».
А в «Чреве» был век девятнадцатый, не более. За столами сидели соответственно одетые люди и ели соответствующие достатку блюда. На этом фоне наши джинсы и кроссовки смотрелись, как на коровах сёдла, но дракону было плевать. Мгновенно сориентировавшись в пространстве, он двинулся к лучшему из свободных столов. Едва мы сели, подбежал человек. Сапоги, штаны, рубаха, усы, пробор на голове, изгиб спины… всё выдавало в нём именно человека.
«Человек – это звучит гордо!» – вспомнил я. Вот только вид этой гордости меня не очень вдохновил быть гордецом.
– Добрый день, господа. Чего желаете-с? – спросил человек.
– Ты знаешь, кто мы? – строго спросил дракон.
– Конечно-с, ваше драконшество-с, как можно-с вас – и не узнать-с…
– Тогда обслужи нас так, чтобы мне не захотелось отправить тебя на конюшню.
– Понял-с, одну минуту.
И точно, прошло не больше минуты, как наш стол стал пристанищем таких деликатесов, описать которые по силам разве Гоголю. Но так как среди нас не оказалось ни Гоголя, ни Гегеля, скажу лишь, что так вкусно я не ел ни раньше, ни потом.
За едой, запиваемой чем-то алкогольно-вкусным, дракон разговорился.
– Причина большинства проблем вашего вида, – вещал он с набитым ртом, – заключается в том, что вы вляпались на пути развития в кучу, которую благополучно обошли остальные представители фауны и флоры на планете. Испокон веков отобрать что-либо у более слабого, или заполучить хитростью или обманом было намного проще и выгодней, чем добыть самому. Поэтому сильный всегда старался либо отнять лакомый кусочек у слабого, или сожрать этого слабого вместе с сожранным им лакомым кусочком. Поэтому жизненная стратегия любого живого организма всегда строилась на том, что видишь лакомый кусок – хватай и прячься, пока не схватил кто-то другой, или пока другой не отнял. Поэтому до сих пор в вечернее время при встрече с кем-то на пустой улице вы автоматически прикидываете: бежать в случае чего, или драться. Это у вас в крови со времен появления первых живых клеток.
Так вот, поскольку отобрать силой или хитростью лакомый кусок намного проще, чем найти, вырастить, поймать или создать, ваше общество со времён обучения прямохождению разделилось на две группы: а именно на созидателей – тех, кто что-либо выращивает, изготавливает, находит или ловит, а в современном мире ещё и развлекает, обучает, лечит и так далее, – и на присваивателей, то есть тех, кто живёт тем, что присваивает созданное другими. Но если среди других видов присваивателями являются только отниматели, то у людей появились ещё и разводилы-манипуляторы.
С отнимателями всё просто: изначально это был нежелающий трудиться народ, покрепче и поотчаянней, такие же бандюки, что у вас расплодились в девяностые. Со временем они переродились во всяких дворян, королей и прочую знать. Сюда же можно отнести и военных.
А вот разводители… Как и отниматели, меньше всего на свете они хотели работать. Вот только челюстями и бицепсами не вышли. Зато вышли смекалкой, да настолько, что смогли создать самое совершенное в мире оружие массового развода, а именно Великую Трёхступенчатую Пирамиду Всеобщего Развода. И теперь любое общество строится по её принципу.
В самом верху, на недосягаемой высоте над пирамидой, они поместили некий Высший Идеологический Источник. В религиозных обществах это господь-бог, указывающий людям, что хорошо, что плохо, и как дОлжно жить. В обществах светских – господствующая идеология, определяющая, что в данном обществе является добром, а что – злом. В любом случае это некая Высшая Истина, сомнение в которой считается нравственным преступлением; нечто, играющее роль Высшей Абстракции Небес.
Между небесами и материальной землёй они расположили высшую ступень пирамиды, куда поместили духовно-нравственные ценности, провозгласив их высшим достижением Человека, или Посланием Господа Человеку. Себя же назначили хранителями и глашатаями Воли Небес, став, тем самым, из никого – всем. В религиозных обществах это – духовенство, а в светских – философы-идеологи и прочие глашатаи высших истин и великих идей, будь то построение бесклассового общества, воцарение высшей расы и так далее. А чтобы никто не посягнул на их власть, они провозгласили себя посланцами Высшего добра, будь то бог или господствующая идея, а своей обязанностью – донесение до остальных понимания того, что есть Добро, а что – Зло.
На второй ступени они поместили гражданственность, провозгласив отнимателей высшей земной кастой, аристократией или белой костью.
Ну а созидателей отправили в самый низ, сделав презренной чернью.
– По-моему, это чертовски воняет марксизмом, – не удержался я от комментария.
– А вот хрен тебе, – дракон поднёс мне под нос дулю, – Маркс пытался стравить одних созидателей с другими, не трогая структуры пирамиды.
– Вы считаете буржуев и торгашей созидателями?
– А чего это мы снова на «вы»? Если для тебя так важно, можем выпить на брудершафт, но должен сказать, целоваться я люблю только с красавицами.
– Я тоже.
– Тогда давай перейдем на «ты» без всяких брудершафтов.
– Хорошо. Так ты считаешь буржуев и торгашей созидателями?
– Конечно. Ведь буржуи – хорошие администраторы, а иначе они становятся разорившимися буржуями, а торговцы – сила, заставляющая течь создаваемое по артериям экономики.
– А рантье и прочие бездельники? – не унимался я. До этого разговора я со времён лицемерно-советского прошлого не высказывал «левых» идей.
– Это люди, сумевшие аккумулировать чей-то труд, и позволяющие другим использовать его к обоюдному благу. Так вот, неважно, в какие тона время требует окрасить фасад пирамиды: в первобытные, рабовладельческие, феодальные, буржуазные, социалистические, тиранические, демократические, религиозные, атеистические… Всё равно людей с самого детства учили и будут учить тому, что есть высшие Добро и Зло, что есть Хорошо и Плохо; вам будут рассказывать истории о великих мошенниках и отнимателях, приучая к тому, что равняться нужно на тех, у кого на первом месте стоит служение Великой Идее разводилы, потом гражданский долг или служение отнимателю, и только потом мысли о хлебе насущном, то есть о себе.
При этом сами Великие Идеи могут меняться сколько угодно; сколько угодно одни отниматели могут приходить на смену другим: смена актёров не затрагивает сути лицедейства. Структура Великой Пирамиды Всеобщего Развода остаётся прежней. И даже там, где якобы воспевается созидатель, воспевается некая ИДЕЯ созидания, абстрактный образ труженика, создаются примеры для подражания, но суть остаётся сутью: восхваляется лишь идея, а самим созидателям вменяется в обязанность дружно вкалывать под присмотром отнимателей.
И так будет продолжаться до тех пор, пока созидатель не осознает, что все отниматели и разводилы, независимо от того, в какие одежды рядятся – совершенно лишние, мешающие жить паразиты, что их высшая нравственность есть механизм предельно бессовестного паразитирования; что отниматели если и охраняют кого, так только себя, свои территории и своих разводил от соседних разводил и отнимателей, называя наделы Родинами и Отчизнами, и заставляя, в случае чего, созидателей ложиться костьми ради своих паразитов; и что именно его, созидателя, ценности являются единственно правильными и естественными, и что именно ради них, ради простого человеческого счастья, и стоит жить и трудиться. Вот только вряд ли когда созидатели это поймут.
С речью дракона закончился и наш обед, незаметно переросший в ужин – когда мы вышли из «Чрева», была ночь, волшебная ночь полнолуния. Светло настолько, что можно читать. Луна казалась огромной, а звёзды… Не знающее нынешнего городского смога небо буквально щеголяло ими. Столько звёзд я не видел никогда, даже в горах, когда мы глубокой ночью с друзьями ехали на машине к морю. Глядя на всё великолепие, я буквально пьянел от восторга, и этому опьянению в подметки не годилось опьянение от прекрасной еды и вина. Мне вдруг захотелось раздеться догола и пуститься в пляс, но дракон…
– Постой, – сказал он, – кажись, пришло время оставить след на планете, – затем приспустил штаны и присел на корточки прямо на дороге.
– Ты не замечал, что наиболее одухотворённое выражение лиц у людей и животных бывает во время сранья? – спросил он, издав характерный ректальный звук.
– Я об этом как-то не думал.
– А зря. Посидишь, посмотришь на небо, и задумаешься: а не срал ли Ньютон под той самой яблоней в свой знаменательный час? ЛаВей, кстати, не дурак, посвятил этому процессу целую главу в своих «Записных книжках Дьявола». Читал?
– Читал, но не помню.
– Перечти. Прямо сейчас, как вернёшься домой, так и прочти. Я серьёзно, – добавил он, видя, что я без должного почтения внимаю его словам.
Митота пятая. Познание
Как же всё-таки хорошо, что наши органы не умеют говорить! – думал я на следующее утро в сортире, управляя струёй. – Представляю, что бы пришлось выслушивать от мочевого пузыря, печени, почек, лёгких желудка и прочей начинки, особенно на следующий день после весело проведённого времени. Но это всё было б фигнёй по сравнению с воплями члена, когда в поле зрения глаз попадалась какая-нибудь красотка. Тогда бы пришлось, наверно, носить не только трусы, но и специальные намордники с кляпами для членов. Правда, в этом случае пришлось бы такое выслушивать, пока ссышь… С другой стороны, органам не пришлось бы привлекать к себе внимание при помощи боли, а ради этого болтовню кишечника или члена можно и потерпеть. Но, как говорится…
Так и не решив, что говорится по данному поводу, я вернул героя в трусы.
Нет, всё-таки душа человеческая анатомически находится между кишечником и мочевым пузырём. А иначе с чего на душе становилось легче, когда опорожняешь то или другое? А раз так, то посещение туалета – дело сугубо духовное, и именно туалет является тем Истинным Храмом, где мы ближе всего к совершенно непонятной и немыслимой хрени, которую привычно называем богом.
Чихнув, я потерял нить рассуждения.
Пока я облегчался, в комнате свершилось очередное пришествие дракона, и когда я вернулся, он сидел на моей кровати и увлечённо читал или смотрел (не знаю, как называется то, что с ними делают) комиксы.
– Я собирался подать тебе кофе в постель, да по дороге напоролся на это, и зачитался, – сообщил он, когда мы поздоровались.
– Тебе понравились комиксы? – удивился я. В том, что никакой кофе он подавать не собирался, я был уверен на все сто.
– А тебе не нравятся?
– По мне, чтиво для идиотов. Супергерои, супрзлодеи и прочая хрень…
– А ты, значит, предпочитаешь толстые книги с большим количеством слов и минимумом картинок? – он улыбнулся не предвещающей ничего хорошего улыбкой.
– И что тебе в этом не нравится? – решился я принять вызов, тем более, что выбора не было.
– Нет, с этим как раз всё в порядке. Кому-то нравится такое соотношение слов и картинок, – он кивнул в сторону комиксов, – тебе другое. Но то, что ты гордишься своим предпочтением… извини, меня забавляет.
– Почему?
– Возможно я и неправ, но, по моему скромному разумению, кино, музыка, живопись, литература и так далее, должны цеплять либо за душу, либо за ум, либо за то и за другое. А раз так, то для каждого хорошим является что-то своё… тем более, что эту ночь я посвятил изучению так называемой серьёзной литературы.
– И что? – спросил я, видя, что он ждёт реакции на свои слова.
– Лично я за редким исключением нашёл между комиксами и высокодуховными творениями только два принципиальных отличия, а именно разницу в соотношении количества слов и картинок, и то, что авторы комиксов достаточно адекватно относятся к своим творениям и не претендуют на роль вещателей Абсолютных Истин.
– Но подожди… – попытался я не согласиться.
– А чего ждать? Ты только посмотри на персонажи, которых выводят размышлители о судьбах человечества: кулак-мироед, буржуй-эксплуататор, вечно голодный пролетарий, и бедный крестьянин. А пожиратель евреев Адольф, или ростовщик, кровопивец-жид? Или вечно насылающий из любви к вам понос, золотуху и прочие радости Господь, вечно строящий вам козни дьявол. Разводила-поп или всегда знающий правду батюшка, и все те же опасный идиот-учёный и тупой спаситель отечества, мира и человечества. Или же бескорыстный, вечно ищущий Истину мудрец, и опять же вечно сражающийся за свой идеал воин. А также народ, как нечто однородное и реально существующее, такая же нация, царь-батюшка, дедушка Ленин, он же главный убивец века, и так далее. В зависимости от предпочтений автора, одни и те же «парни» выводятся или хорошими или плохими. Третьего не дано. Причём все образы настолько однобокие, плоские, и не имеющие ничего общего с реально существующими людьми и положением дел, что по сравнению с ними любые герои комиксов выглядят натуральными. А сюжеты? Пришёл пролетарий, трах-бах, дал в челюсть буржую и зажил счастливо с крестьянином, имея друг друга по очереди под завистливые шипения трусливого обывателя и худосочного интеллигента. Или, наоборот, жил-был счастливый русский народ, которым заботливо управлял Царь-Батюшка-Отец-Родной при помощи патриотов-аристократов и святой церкви, и тут, откуда ни возьмись, свалились с неба на народные головы злодеи-большевики, поубивали заботливых аристократов и фабрикантов, зверски убили семью царскую, надругались над церквями и над служителями бога, а потом принялись издеваться над оставшимися в живых людьми, загоняя силой в колхозы и прочий социализм.