«И то правда».
Сарлес покончил с вином, вышел из таверны и прогулялся до конца волнолома. Вглядываясь в горизонт, он нигде не видел залатанный желтоватый парус «Преваля» – ни на севере, ни на западе, ни на юге.
Отвернувшись, он стал возвращаться. На галечном пляже другие рыбаки уже вытаскивали свои лодки. Сарлес спустился к ним и навел справки по поводу Джунта: «Хотел ему помочь от всей души и позволил взять „Преваль“, хотя предупредил, что ветер крепчает. Хорошо, если бы это был западный ветер, а то поддувает-то с севера!»
«Час тому назад Джунт стоял на якоре у Срывного рифа, – отозвался старик, чинивший сеть. – Его хлебом не корми, дай порыбачить!»
Сарлес озабоченно смотрел в море: «Так-то это так, но что-то я его не вижу. Ветер меняется; если он скоро не вернется, с ним может случиться беда».
«Не беспокойся! Джунт – старый морской волк. На таком крепком судне, как „Лирлу“, ему сам черт не страшен», – заметил рыбак, тащивший лодку на берег.
Старик, чинивший сеть, громко хохотнул: «А вот и нет! Джунт сегодня вышел на „Превале“».
«А-а! Это совсем другое дело. Сарлес, тебе следовало бы заняться починкой».
«Да-да, – пробормотал Сарлес. – Всему свое время. Я не могу ходить по воде и одновременно доставать из носа золотые монеты».
С заходом солнца Джунт еще не вернулся в Минольт. В конце концов Сарлес сообщил о происходящем супруге: «Сегодня у меня ломило в спине, я не мог рыбачить слишком долго. В приступе щедрости разрешил ему взять мою лодку. Он еще не вернулся. Боюсь, его отнесло на юг вдоль берега – того и гляди, разобьет он мой „Преваль“ о скалы! Что ж, надо полагать, я заслужил урок своим мягкосердечием».
Либа изумленно уставилась на него: «Ты о себе вздыхаешь? А о Джунте, о его семье ты не подумал?»
«Его судьба меня беспокоит так же, как судьба моей лодки. Это само собой. Но я тебе еще не рассказал о нашей невероятной удаче».
«Неужели? У тебя прошла спина, и ты наконец сможешь работать? Или ты потерял вкус к выпивке?»
«Либа, придержи язык – или получишь такую оплеуху, что звезды из глаз посыплются! Надоели твои глупые шутки».
«Так что же, какая такая удача тебе привалила?»
Сарлес показал ей жемчужину: «Что ты об этом думаешь?»
Либа пригляделась к драгоценности: «Гм. Любопытно. Никогда не слыхала о зеленых жемчужинах. Ты уверен, что она не поддельная?»
«Почему бы она была поддельная? За кого ты меня принимаешь? Эта штуковина стóит кучу денег!»
Либа отвернулась: «У меня от нее мурашки по коже».
«Вот, так всегда. Никакого толку от тебя нет! Где мой ужин? Что? Опять каша? Почему ты не могла приготовить наваристый суп, как делают в приличных семьях?»
«Я что, чудеса должна творить? В кладовке-то пусто! Если б ты ловил побольше рыбы и поменьше насасывался в трактире, у нас было бы что подать на стол».
«А! Ерунда. Теперь все будет по-другому».
Ночью Сарлеса тревожили странные, неприятные сны. Лица появлялись, словно выглядывая из тумана, и бросали на него оценивающие взгляды, после чего серьезно беседовали о чем-то в стороне. Сарлес мучительно пытался понять, о чем они говорят, но так ничего и не понял. Иные лица казались знакомыми, хотя Сарлес не мог припомнить, где он их видел и как их звали.
Наутро Джунт все еще не вернулся на «Превале». По непреложному закону рыбаков, теперь хозяином лодки «Лирлу» до возвращения Джунта становился Сарлес. Он сразу воспользовался своей привилегией и приготовился выйти в море. Сын Джунта, Тамас, тоже хотел взойти на борт, но Сарлес прогнал его: «Я предпочитаю рыбачить в одиночку».
Тамас горячо возразил: «Это несправедливо! Я должен защищать интересы семьи!»
Сарлес поднял указательный палец: «Не спеши! Ты забываешь, что у меня тоже есть интересы. „Лирлу“ – моя лодка, пока твой отец не вернет мне „Преваль“ в целости и сохранности. Если хочешь рыбачить, обращайся к кому-нибудь другому».
Подняв паруса, Сарлес направил «Лирлу» к рыбным местам, радуясь надежности нового судна и легкости управления снастями. Сегодня ему повезло – рыба буквально просилась к нему в сети, корзины в трюме наполнились до краев, и Сарлес возвратился в Минольт, поздравляя себя с небывалым уловом: сегодня на ужин у него будет наваристый суп или даже жареная птица!
Прошли два месяца. Сарлес постоянно возвращался в гавань с трюмом, полным рыбы, тогда как Тамаса постигала одна неудача за другой. Однажды вечером Тамас пришел к Сарлесу, чтобы попробовать как-то поправить свое бедственное положение; никто в Минольте не считал возникшую ситуацию совершенно справедливой, хотя все соглашались с тем, что Сарлес действовал в строгом соответствии со своими правами.
Либа сидела одна у камина, с пряжей в руках. Тамас остановился посреди комнаты: «А где Сарлес?»
«В таверне, надо полагать, насасывается вином», – спокойным, резковато-холодным тоном ответила Либа. Взглянув на Тамаса через плечо, она отвернулась к прялке: «Если ты пришел о чем-нибудь просить, ты ничего не получишь. Сарлес надулся, как помещик, и смотрит на всех свысока».
«И все же нам нужно договориться! – заявил Тамас. – Он потерял трухлявый дуршлаг и приобрел „Лирлу“ – за мой счет, за счет моей матери и моих сестер. Мы всё потеряли, ни в чем не провинившись. Мы просим только о том, чтобы Сарлес поступил по справедливости и поделился».
Либа неприязненно пожала плечами: «Со мной говорить бесполезно. Я ничего с ним не могу поделать. С тех пор, как он принес домой зеленую жемчужину, он стал другим человеком». Она подняла глаза к каменной полке над камином, где на блюдечке лежала жемчужина.
Тамас подошел посмотреть на драгоценность. Он взял жемчужину, повертел ее в пальцах и присвистнул: «Дорогая штуковина! Ее можно обменять на новую лодку! Я снова мог бы рыбачить и горя не знал бы!»
Либа взглянула на него с удивлением. Тамаса все считали олицетворением порядочности – но теперь он не походил на себя. Возникало впечатление, что зеленая жемчужина портила каждого, кто к ней прикасался, внушая алчность и себялюбие. Либа вернулась к пряже: «Ничего мне не говори – я не могу помешать тому, о чем ничего не знаю. Ненавижу эту зеленую гадость – она следит за мной, как дурной глаз!»
Тамас хихикнул сумасшедшим голоском – настолько странным, что Либа невольно покосилась на него.
«Так тому и быть! – заявил Тамас. – Пора возместить нанесенный ущерб! Если Сарлес будет недоволен, пусть приходит ко мне». Сжимая жемчужину в руке, он выбежал из дома. Либа вздохнула и продолжала прясть – у нее в груди зародился комок тяжелого предчувствия.
Целый час тишину в доме нарушали только вздохи ветра в дымовой трубе и потрескивание дров в камине. Наконец послышались неуверенные шаркающие звуки: шаги Сарлеса, возвращавшегося после попойки. Широко распахнув дверь, он остановился, пошатываясь, в проеме – лицо пьяного рыбака, круглое, как тарелка, белело под неряшливо подстриженными черными волосами. Глаза Сарлеса, бегавшие по сторонам, остановились на каминной полке; он подошел ближе и увидел, что блюдечко опустело. Из груди его вырвался мучительный возглас: «Где жемчужина, моя блестящая зеленая жемчужина?»
«К тебе приходил Тамас, – тихо и ровно сказала Либа. – Но тебя не было, и он взял жемчужину».
Сарлес взревел: «Почему ты его не остановила?»
«Это не мое дело. Разбирайся с Тамасом сам».
Сарлес застонал от ярости: «Ты могла бы его не пустить! Ты отдала ему жемчужину!» Сжав кулаки, он бросился на жену; та вскочила и ткнула веретеном ему в левый глаз.
Сарлес прижал ладонь к кровоточащей глазнице. Либа отшатнулась, ужаснувшись тому, что сделала.
Глядя на нее правым глазом, Сарлес стал медленно приближаться. Либа ощупью нашла за спиной древко метлы из вязаной вицы и подняла ее на изготовку. Сарлес надвигался шаг за шагом. Не отрывая от Либы один глаз, он наклонился и подобрал топор с короткой рукоятью. Либа взвизгнула, бросила метлу Сарлесу в лицо и кинулась к двери. Сарлес схватил ее за волосы, оттащил назад и дал волю топору.
Вопли привлекли внимание соседей. Сарлеса схватили и отвели на площадь. Деревенских старейшин подняли с постелей; жмурясь и протирая глаза, они вышли вершить правосудие при свете масляных фонарей.
Преступление было налицо, убийца известен, задерживать разбирательство было незачем. Приговор вынесли, Сарлеса провели в конюшню и повесили на стреле для укладки сена – односельчане с пристальным интересом наблюдали за тем, как их сосед дрыгает ногами, качаясь в желтом свете фонарей.
3
Оэльдес, в двадцати милях к северу от Минольта, издавна выбрали местом своего пребывания короли Южной Ульфляндии, хотя этому городу недоставало исторического значения и благополучного изящества Исса, а с такими столицами, как Аваллон и Лионесс, он не мог сравниться размерами и роскошью. Тамасу, однако, Оэльдес, с его большой рыночной площадью и хлопотливой гаванью, казался олицетворением городской жизни.
Он отвел лошадь в конюшню и позавтракал ухой в портовой таверне, непрерывно раздумывая о том, как можно было бы извлечь максимальную выгоду из продажи чудесной жемчужины.
Тамас осторожно поинтересовался у трактирщика: «Позвольте спросить – если бы кто-нибудь хотел продать ценную жемчужину, где он мог бы запросить за нее самую высокую цену?»
«Жемчуг, а? В Оэльдесе жемчуг не пользуется особенным спросом. Мы тратим последние гроши на хлеб и треску. Большинство местных жителей жемчуг в глаза не видели и думают, что он похож на перловку в ухе. Все равно, покажи, что у тебя есть».
Тамас с опаской показал зеленую жемчужину на ладони и сразу сжал ее в кулаке.
«Чудеса, да и только! – заявил владелец таверны. – Или это побрякушка из зеленого стекла?»
«Это жемчужина», – сухо ответил Тамас.
«Вероятно. Я видел розовый жемчуг из Хадрамаута и даже белый индийский жемчуг – им капитаны судов любят украшать мочки ушей. Дай-ка еще раз взглянуть на твою драгоценность… А! Как заразительно она сверкает! Смотри – там, за углом, лавка ювелира-сефарда. Может быть, он назовет тебе цену».
Явившись в лавку ювелира, Тамас положил жемчужину на прилавок: «Сколько золота и серебра вы за нее заплатите?»
Ювелир наклонился, едва не прикоснувшись к жемчужине длинным носом, и осторожно повернул ее бронзовой булавкой. Подняв глаза, он спросил: «А сколько ты за нее хочешь?»
Тамас, парень обычно покладистый, внезапно разозлился – ему не понравился вкрадчивый тон ювелира. Он грубо ответил: «Хочу получить сполна и не позволю себя обжуливать!»
Ювелир пожал узкими плечами: «Вещь стóит столько, сколько за нее согласен платить покупатель. Среди моих покупателей нет коллекционеров редкостей. Могу предложить золотой, не больше».
Тамас схватил жемчужину с прилавка и раздраженно удалился. Та же сцена повторялась весь день. Тамас предлагал жемчужину каждому, кто, по его мнению, мог бы хорошо за нее заплатить, но безуспешно.
Ближе к вечеру, уставший, голодный и распираемый не находящим выхода гневом, Тамас вернулся в таверну гостиницы «Красный лангуст», съел кусок пирога со свининой и выпил кружку пива. За соседним столом четверо постояльцев играли в кости. Тамас подошел посмотреть. Когда один из игроков ушел, остальные пригласили Тамаса занять его место: «Сразу видно, что ты из порядочной семьи – присаживайся, у тебя есть шанс разбогатеть за наш счет!»
Тамас колебался, так как не разбирался ни в игре в кости, ни в азартных играх как таковых. Засунув руку в карман, он нащупал зеленую жемчужину, и его охватило внезапное ощущение безрассудной самонадеянности.
«Ладно! – воскликнул Тамас. – Почему нет?» Он занял пустовавшее место: «Объясните правила игры – у меня нет опыта в таких развлечениях».
Игроки весело рассмеялись. «Тем лучше для тебя! – сказал один. – Новичкам везет!»
Другой пояснил: «Главное – не забывай забирать выигрыш, если у тебя выпадет больше, чем у других. А во-вторых, что еще важнее с нашей точки зрения, не забывай платить, если проиграешь. Все ясно?»
«Яснее быть не может!» – отозвался Тамас.
«А тогда – исключительно из вежливости, принятой в обществе порядочных людей – покажи нам, какого цвета твое золото».
Тамас вынул из кармана зеленую жемчужину: «Вот драгоценность стоимостью в двадцать золотых – она послужит достаточным обеспечением! Мелкой монеты у меня почти не осталось».
Игроки смотрели на жемчужину в замешательстве. Один заметил: «Возможно, она стóит столько, сколько ты говоришь. Но как ты собираешься рассчитываться?»
«Очень просто. Если выиграю, мне не придется платить. А если не повезет, буду проигрывать, пока мой долг не составит двадцать золотых, после чего отдам жемчужину и уйду отсюда нищим».
«Предположим, – покачал головой другой игрок. – И все же, двадцать золотых – немалые деньги. Допустим, я выиграю золотой и захочу выйти из игры. Что тогда?»
«Разве не понятно? – Тамас снова начинал злиться. – Тогда вы отдадите мне девятнадцать золотых, возьмете жемчужину, и мы будем в расчете».
«Но у меня нет девятнадцати золотых!»
Третий игрок громко вмешался: «Пустяки, давайте играть! Как-нибудь рассчитаемся!»
«Не спеши! – возразил осторожный игрок и повернулся к Тамасу. – В нашей игре жемчужина бесполезна. У тебя нет никаких денег?»
К столу подошел рыжий бородатый субъект в блестящей лакированной шляпе и матросских штанах в полоску. Подобрав зеленую жемчужину, он внимательно ее рассмотрел: «Редкая драгоценность, с поразительным блеском, небывалого оттенка! Где ты нашел такое чудо?»
Тамас не собирался рассказывать все, что знал, каждому встречному и поперечному: «Я рыбак из Минольта; на берегу попадаются самые удивительные вещи, особенно после шторма».
«Видимо, это действительно ценная штуковина, – согласился осторожный игрок. – Тем не менее, в нашей игре рассчитываются только монетой».
«Хватит болтать! – двое других потеряли терпение. – Делайте ставки и бросайте кости!»
Тамас неохотно выложил на стол десять медяков, сохраненных, чтобы заплатить за ужин и ночлег.
Игра началась, и Тамасу везло. Перед ним на столе росли столбики монет – сначала медных, потом серебряных. Он принялся делать все бóльшие ставки, уверенный, что зеленая жемчужина, лежавшая в куче выигранных денег, приносила удачу.
Один из игроков с отвращением встал: «Никогда не видел, чтобы человек выигрывал столько раз подряд! Что я могу сделать с Тамасом, если ему покровительствует Фортуна?»
Рыжебородый моряк по имени Флэйри решил попытать счастья: «Скорее всего, я продуюсь в пух и прах. Но мне хотелось бы проверить, насколько упряма удача новичка-рыбачка из Минольта».
Игра продолжалась. Флэйри, опытный шулер, заменил пару костей своими, краплеными, и, дождавшись удобного момента, выложил десять золотых: «А с такой ставкой ты справишься, рыбак?»
«Жемчужина стóит больше! – азартно отозвался Тамас. – Давай, начинай!»
Флэйри бросил крапленые кости, но – к полному своему замешательству – проиграл. Флэйри снова поставил; Тамас снова выиграл.
Растерянность моряка забавляла Тамаса: «На сегодня с меня довольно. Я долго играл и много выиграл – теперь мне хватит на новую лодку. Благодарю всех присутствующих за столь прибыльное времяпровождение!»
Дергая себя за рыжую бороду, Флэйри искоса наблюдал за тем, как Тамас подсчитывает деньги. Притворившись, что его озарила какая-то мысль, Флэйри внезапно нагнулся над столом и принялся изучать игральные кости: «Я так и думал! Такого везения просто не бывает – это крапленые кости! Он нас надул, ограбил!»
Наступила внезапная тишина. За ней последовал взрыв ярости. Тамаса схватили, вытащили на задний двор таверны и избили до полусмерти. Тем временем Флэйри заменил крапленые кости обычными и присвоил золотые монеты, а с ними в придачу и зеленую жемчужину.
Чрезвычайно довольный вечерним заработком, моряк покинул таверну и отправился по своим делам.
4
Скайр – глубокий залив, защищенный от морских ветров – отделял Северную Ульфляндию от древнего герцогства Фер-Акила, а ныне Годелии, государства кельтов.2 На западном и восточном берегах Скайра друг другу противостояли два несовместимых по характеру города – Ксунж на конце скалистого мыса и Дун-Кругр, главный порт Годелии.