В расцвете лет Гакс, наверное, производил большое впечатление. Даже теперь, скрюченный подагрой, он на пару дюймов выше меня. Худой и жилистый, он говорит голосом, гулким, как северный ветер. Все его сыновья и дочери умерли; он не знает точно, сколько ему лет, но считает, что никак не меньше семидесяти. Никто не сообщает ему никаких новостей – он думал, что Орианте все еще правит в Южной Ульфляндии. Я заверил его, что Эйлас, нынешний король Южной Ульфляндии, поклялся отомстить ска, потопил множество их кораблей и преградил им дорогу в свою страну.
Услышав об этом, король Гакс захлопал в ладоши от радости. Сэр Крейм, стоявший рядом, заявил, что правление Эйласа скоротечно. Почему? Потому что, по словам Крейма, общеизвестные сексуальные извращения Эйласа подорвали его здоровье, и он потерял волю к жизни. Гакс с отвращением плюнул на пол. Я обвинил сэра Крейма в распространении заведомой клеветы. Я назвал людей, сообщивших сэру Крейму подобные сведения, подлыми и низкими лжецами, и посоветовал ему больше никогда не повторять подобные измышления, если он не хочет, чтобы его обвинили наравне с клеветниками.
Я указал на еще одну ошибку сэра Крейма, сообщив, что король Эйлас энергично усмиряет горных баронов Южной Ульфляндии и скоро вытеснит ска из Хайбраса».
Эйлас печально усмехнулся: «Почему ты не пообещал им также, что я поверну реки вспять и заставлю солнце всходить на западе?»
Сэр Тристано пожал плечами: «Ты не упомянул об этих планах, когда отправлял меня в путь».
«Всему свое время, – отозвался Эйлас. – Прежде всего мне нужно поймать блох в своем собственном хвосте. Но расскажи подробнее о короле Гаксе и его вредоносном племяннике».
«Сэр Крейм несколько старше меня; у него лиловый рот и черная борода. Мрачный, подозрительный тип, почти наверняка на содержании у ска.
Я упомянул о других событиях прошедшего года – оказалось, что Гакс не имел о них никакого представления. Судя по всему, старый хрыч прекрасно понимает, чем занимается его племянник – слушая меня, он то и дело злорадно поворачивался к сэру Крейму и спрашивал: «Как же так, Крейм? Получается, ты мне наврал?» Потом Гакс пригрозил ему пальцем: «Крейм, если ты не хочешь, чтобы мы все попали в рабство к ска, прислушайся к тому, что говорит этот человек. Тройсы – наша последняя надежда. Если бы я был лет на сорок моложе, я делал бы то, что сейчас делает король Эйлас!»
В конце концов Гакс воспользовался каким-то предлогом и заставил племянника удалиться. Сэр Крейм никак не хотел уходить – все время задерживался и оглядывался. Когда мы остались одни, король Гакс сказал, понизив голос: «В своей жизни я часто ошибался. Но одну, последнюю ошибку я хочу предотвратить».
«Какую именно?» – спросил я.
Теперь Гакс погрозил пальцем мне: «Ты только прикидываешься простаком, юноша. Разве ты не догадываешься?»
«Будь я на вашем месте, я мог бы допустить дюжину ошибок. Вы надеетесь не умереть преждевременно – но времени у вас почти не осталось».
«Тоже верно. Я умираю – так, как умирает любой человек в моем возрасте. Ска терпеливы, они ждут. Но мне приходится соблюдать осторожность: боюсь, что меня отравят – или что мне всадят нож в спину из-за угла. У меня нет сына, который отомстил бы моим убийцам. Я одинок в Джехонделе – мне предстоит печальная, холодная смерть».
«Позвольте спросить, исключительно из любопытства: каким образом в Северной Ульфляндии наследуется престол?»
«Как обычно, старшим ближайшим родственником мужского пола. То есть, если я умру – когда я умру – королем станет Крейм. Но послушай! У нас есть особый обычай. Видишь золотой обруч у меня на башке? Если бы ты был настолько глуп, что согласился бы взять его у меня из рук и надеть на свою башку, в тот же момент ты стал бы королем Северной Ульфляндии – марионеткой в руках ска, вечно боящейся, что каждый следующий глоток вина станет последним».
Я заверил Гакса в том, что у меня нет столь далеко идущих планов, и что ему не следует скоропалительно передавать мне королевскую власть.
В этот момент вернулся сэр Крейм, и я попрощался с королем Гаксом».
Эйлас подошел к окну, глядя на гавань, где под порывами ветра пенились барашки волн: «Как по-твоему, Гакс еще долго протянет?»
«Для семидесятилетнего старца он выглядит неплохо, хотя зрение у него с годами испортилось. Он быстро соображает и связно говорит».
«Что случилось после того, как ты покинул Ксунж?»
«Мне пришлось пережить невероятное приключение, связанное с заколдованной зеленой жемчужиной, каковую я с радостью уступил разбойнику с большой дороги, после чего я проехал по Даоту в Аваллон.
Король Одри принял меня у себя в дворце. Одри – напыщенный, тщеславный болван, хотя у него есть какое-то тяжеловесное чувство юмора.
Я предупредил его о том, что он окружен шпионами – Одри рассмеялся мне в лицо. Так как у него нет никаких секретов, Казмир зря тратит деньги, что устраивает Одри как нельзя лучше. Больше мне почти нечего сказать – кроме того, что Одри хочет женить тебя на своей беременной дочери Тобине».
«К этому я не готов».
Подошел слуга, что-то прошептавший Эйласу на ухо.
Эйлас скорчил гримасу и повернулся к Тристано: «Подожди меня во дворе – этим делом мне придется заняться в одиночку».
Тристано удалился. В тот же момент беззвучно появился Ейн, словно возникший из воздуха в нескольких шагах от Эйласа.
Эйлас вскочил на ноги: «Ты вернулся – я снова могу спать спокойно!»
«Ты преувеличиваешь опасность», – отозвался Ейн.
«Если бы тебя вывели на чистую воду, ты запел бы другую песню».
«Несомненно. Я стал бы разливаться соловьем, надеясь усладить слух Казмира прежде, чем с меня начнут сдирать кожу. На свете не так много людей, которых я боюсь. Один из них – король Казмир».
Эйлас снова взглянул в окно: «Кроме тебя, у него есть другие агенты».
«Конечно, есть. В частности, кто-то из твоих ближайших советников. Казмир почти назвал его, но передумал. Этот осведомитель занимает высокое положение – больше я ничего о нем не знаю».
Эйлас задумался: «Насколько высокое?»
«Очень высокое. Он обсуждает государственные дела непосредственно с тобой».
Эйлас медленно покачал головой: «В это трудно поверить».
«Как часто ты совещаешься с министрами?»
«Еженедельно, иногда чаще».
«Как их зовут?»
«У меня шесть министров, все они владеют обширными поместьями и не нуждаются в средствах – Малуф, Пирменс, Фойри, Сион-Танзифер, Лангларк и Уитервуд. Никому из них не выгодна победа Казмира».
«У кого из них может быть повод тебя ненавидеть?»
Эйлас пожал плечами: «Возможно, кто-то из них считает меня слишком неопытным, безрассудным или упрямым. Вторжение в Южную Ульфляндию не пользовалось всеобщей поддержкой».
«Кто из шести министров проявляет наибольшее усердие?»
«Пожалуй, Малуф – канцлер казначейства. Но все министры – способные, усердные люди. Лангларк время от времени пренебрегает обязанностями, но как раз его можно исключить из числа подозреваемых».
«Почему?»
«Я старался забыть об этой истории – чего, по-видимому, делать не следовало. Как тебе известно, на верфях в Блалоке строят рыбацкие лодки и каботажные торговые суда. Не так давно некий герцог Герониус Армориканский заплатил за строительство четырех крупных трехмачтовых галер – явно военных кораблей, способных причинять нам большие неприятности в спокойную погоду. Я навел справки. Оказалось, что герцог Герониус не существует. Казмир пытался меня надуть и построить флот чужими руками. Как только эти корабли спустят на воду и Казмир уплатит за них полновесным золотом, я заблокирую блалокские верфи и спалю корабли Казмира до ватерлинии. Стены Хайдиона задрожат от скрежета зубовного!»
«Что же ты старался забыть?»
«На совещании с четырьмя министрами я упомянул, что, если верить слухам, в Порт-Поседеле, в Блалоке, строятся военные корабли. Я упомянул также, что просил местного торговца стеклом узнать что-нибудь по этому поводу, когда он будет в Порт-Поседеле.
Этот купец не вернулся из плавания. Я отправил людей на стекловаренный завод; там они узнали, что бывшего владельца убили в Блалоке».
Ейн медленно кивнул: «Кто из министров присутствовал на совещании?»
«Малуф, Сион-Танзифер, Пирменс и Фойри. Лангларка и Уитервуда не было».
«Убийство вряд ли было случайным».
«Почти наверняка не случайным. Но на сегодня хватит! Я еду в Родниковую Сень с Тристано и Шимродом – ты не поверишь, но там тоже придется решать сложнейшую задачу. Надеюсь, что с помощью Шимрода это удастся сделать достаточно быстро, и мы сможем провести несколько дней в мире и покое. Ты не хочешь составить нам компанию?»
Ейн попросил на него не рассчитывать: «Мне нужно вернуться к себе в Скейв и убедиться в том, что мы заготовили достаточно бочек – в этом году ожидается хороший урожай винограда. Кто мог взволновать спокойные воды Джанглина?»
«Друиды. Они обосновались на островке Айнисфад и напугали бедную Глинет до полусмерти. Мне придется поставить их на место».
«Пусть Шимрод напустит на них неизбывную тоску – или, что еще лучше, превратит их в речных раков».
Эйлас оглянулся, словно хотел убедиться в том, что Шимрод его не слышит: «Шимрод еще не знает, зачем я его вызвал. Когда имеешь дело с друидами, полезно заручиться помощью волшебника. Пусть Глинет сама расскажет ему, что произошло. Ради нее Шимрод готов в огонь и в воду – впрочем, ее чары распространяются на всех существ мужского пола».
«Не исключая некоего Эйласа, надо полагать».
«М-да. Ни в коем случае не исключая некоего Эйласа!»
Глава 3
1
Родниковая Сень строилась в те незапамятные смутные времена, когда требовалось охранять дорогу к пруду Джанглин, отпугивая рыцарей, разбойничавших на равнине Сеальда. Укрепления не пригодились – никто никогда не осаждал Родниковую Сень.
Замок, планировкой напоминавший верх бочки, возвышался на самом берегу пруда – основания его передних башен утопали в воде. Пологие конические крыши увенчивали крепость как таковую и соединенные с ней четыре приземистые башни. Высокие старые деревья бросали тень на все сооружение, смягчая очертания замка, а причудливые кровли казались издали забавными шляпами, легкомысленно нахлобученными на хмурые тяжеловесные лбы.
Отец Эйласа, принц Осперо, построил террасу, выступавшую из основания крепости там, где она была обращена к озеру. Летними вечерами, когда заходило солнце и сгущались сумерки, Осперо и Эйлас, нередко в компании гостей, ужинали на террасе и, если завязывался интересный разговор, долго не уходили с нее – им подавали орехи и вино, а в небе загорались звезды.
На берегу росли несколько больших смоковниц – в жаркие летние дни от них исходил всепроникающий сладковатый аромат, привлекавший бесчисленных насекомых, жужжавших и гудевших в листве; в детстве Эйласа, забиравшегося по серым ветвям, чтобы сорвать инжир, нередко жалили пчелы.
В центре замка находился огромный круглый зал с С-образным столом тридцать локтей в диаметре; за ним можно было свободно рассадить пятьдесят человек – или даже шестьдесят, если расставить стулья потеснее. Второй этаж над этим залом занимали библиотека Осперо, галерея, несколько гостиных и прочие помещения, где можно было отдохнуть и побеседовать. В башнях размещались просторные спальни владельца замка и его семьи, а также спальни и удобные приемные для гостей.
Когда принц Осперо стал королем и переехал в Домрейс, ров запустили, и он быстро превратился в трясину, густо поросшую ряской, тростником, ежевикой и кустарниковой ивой. Непролазная болотистая впадина распространяла запахи гнили и плесени; Эйлас распорядился, чтобы ров прочистили. Бригады наемных рабочих трудились три месяца, после чего шлюзы наконец открыли, и ров снова наполнился чистой свежей водой – хотя теперь он выполнял функцию дополнительной пристани, а не оборонительного сооружения. Когда поднимался сильный ветер, лодки отвязывали от наружного причала и перемещали под прикрытие насыпного вала. В прибрежных тростниках плавали утки и гуси, а в спокойных глубинах озера водились карпы, угри и щуки.
Для Эйласа Родниковая Сень была местом, полным приятных воспоминаний, и он не хотел существенно менять распорядок жизни в замке. Вейра и Флору теперь величали «сенешалем» и «кастеляншей». Керн, когда-то чистивший конюшню и участвовавший в играх и проказах малолетнего принца, ныне превратился в «заместителя управляющего королевскими конюшнями». Ветеран Тоунси состарился и больше не мог выполнять обязанности бейлифа; ему поручили руководство королевской винодельней.
После длительной задержки – и только потому, что на этом настаивал Вейр – Эйлас согласился переселиться в апартаменты покойного отца, а Друн занял комнаты, раньше принадлежавшие Эйласу.
«Ничего не поделаешь, таков порядок вещей, – наставлял Эйласа сенешаль. – Осенью листья опадают, а весной распускается свежая зелень. Мы с Флорой неоднократно подмечали в вас склонность к излишней сентиментальности. В юности это простительно. Но теперь все по-другому! Как вы сможете управлять государством, если боитесь высунуть нос из детской комнаты?»
«Дорогой мой Вейр, ты затрагиваешь наболевший вопрос! По правде говоря, меня вовсе не привлекает перспектива управлять государством – а тем более тремя государствами. Когда я возвращаюсь в Родниковую Сень, все это кажется нелепой шуткой!»
«Тем не менее, вы – король. Кроме того, вы напрасно скромничаете – все мы слышали о ваших походах и приключениях. Отныне вам подобает занимать апартаменты принца».
Эйлас поморщился: «Ты прав, конечно; придется последовать твоему совету. Но я всюду чувствую присутствие отца! Ты не поверишь – временами мне кажется, что я вижу его призрак: он стоит на балконе, а иногда сидит у камина и смотрит на догорающие угли».
Вейр презрительно хмыкнул: «Подумаешь! Я часто вижу доброго принца Осперо. Лунными ночами, когда я захожу в библиотеку, он сидит в любимом кресле и оборачивается ко мне – у него спокойное, невозмутимое лицо. Подозреваю, что он так любил Родниковую Сень, что даже после смерти не может с ней расстаться».
«Ладно, – вздохнул Эйлас. – Надеюсь, принц простит мне вторжение в его комнаты. Я не хочу ничего менять в обстановке».
И снова Вейр счел необходимым возразить: «Как же так? Нет уж, это никуда не годится! Принц Осперо не одобрил бы такое решение, вас он любил не меньше, чем старый замок. Теперь это ваши апартаменты, и вам следует устроить их по своему вкусу, а не так, как это нравилось покойному».
«Хорошо, хорошо! Что ты предлагаешь?»
«Прежде всего, все полы и деревянные панели нужно хорошенько промыть, надраить и заново навощить. Побелку придется полностью обновить. Я заметил, что зеленая краска выцвела и потемнела. Почему бы не заменить ее бледно-голубой, с желтыми лепными украшениями?»
«Прекрасно! Именно то, что нужно! Вейр, у тебя редкий талант, никто лучше тебя с этим не справится!»
«Кроме того, раз уж речь зашла об интерьерах, пожалуй, следовало бы обновить и комнаты леди Глинет. Конечно, я с ней посоветуюсь, но каменные стены не помешало бы оштукатурить и выкрасить в розовые тона с белыми и желтыми узорами, чтобы обстановка радовала взор с раннего утра».
«Разумеется! Займись этим, Вейр, будь так добр!»
Эйлас наделил Глинет небольшим приятным поместьем в долине неподалеку от Домрейса, но она не слишком интересовалась новоприобретенным имуществом и явно предпочитала Родниковую Сень. Ей уже исполнилось пятнадцать лет. Глинет наполняла грацией и очарованием не только собственную жизнь, но и жизнь всех своих друзей, сочетая непосредственность и солнечный оптимизм с насмешливо-радостным отношением к несуразностям этого мира. За прошедший год Глинет выросла на дюйм и, хотя она предпочитала носить мальчишеские бриджи и блузу, только слепой мог бы принять ее за юношу.
Леди Флора, тем не менее, считала не только ее манеру одеваться, но и поведение выходящими за рамки общепринятых обычаев: «Дорогая моя, что подумают люди? Принцессе не подобает плавать в одиночку на парусной шлюпке. Хорошо, что на озере почти не бывает волны! Какая принцесса позволяет себе сидеть на ветке у всех на виду и крутить головой вместе с совами? Или бегать в темный лес по грибы без сопровождения?»