Но Арктур не хотел разрушать горнодобывающее оборудование, если этого можно было избежать. В принципе оно могло пригодиться в будущем.
– Заткнись, Янси, – сказал Арктур, передавая видоискатель Тоби Меркурио и отстегивая шлем. Положив шлем на гусеницу, молодой лейтенант спрыгнул вниз. – Чак, Ди. Вы со мной. Возьмите с собой пушки и удостоверьтесь, что они в порядке.
Хорнер и де Санто спрыгнули на утрамбованную землю, и Арктур двинулся вверх по дороге, ведущей к горнодобывающему комплексу. Гаусс-автомат он закрепил специальным хомутом за плечом. После жестокой резни во время битвы, все вокруг казалось таким безмятежным. Лютый ветер, что свирепствовал в низовьях гор, здесь отсутствовал. Скалы надежно блокировали его порывы, защищая дорогу от разгульной стихии.
Арктур следил за группой из пяти человек, появившихся из комплекса. Трое из них вооружены – предположительно наемники – тогда как двое других выглядели как закоренелые изыскатели, в постоянно грязных погодных накидках.
– Лейтенант, что вы задумали? – спросил Чак Хорнер.
– Кстати да, мне тоже интересно, – поддержала его де Санто.
– Мы идем поговорить с ними, – сказал Арктур. – И попросить их сдаться.
– Сдаться? – переспросил Хорнер. – Должен заметить, лейтенант, они не похожи на тех, кто сдается.
– Я возьму это на себя, Чарльз.
Две группы встретились на изгибе дороги, в двух сотнях метров от ворот лагеря. Арктур чувствовал враждебность исходящую от шахтеров как порывы ветра. Первый был невысок и коренаст, с загрубевшей, в шрамах кожей, – как следствие суровых условий жизни и здешней среды. Другой горняк был такой же приземистый и заматерелый, но в его глазах читалась настороженность. И это подсказало Арктуру, что он не тот, кто будет вести переговоры.
Наемники остались позади, хотя всем своим видом они намекали на то, что более чем готовы открыть огонь.
До того как Арктур успел открыть рот, первый человек достал пачку грязных, масленых бумаг и сказал:
– Это не ваша собственность, конфед. Мы владеем этой землей законно и по-честному. Передай своим боссам, что с бумагами у нас ладушки. Шаришь-не?
Арктур вежливо кивнул.
– Лейтенант Десантного корпуса Конфедерации Арктур Менгск. Я разговариваю с главой этого предприятия?
Человек с бумагами подозрительно глянул на него.
– Да, выходит, что так, – подтвердил он.
– А вы?..
– Лемюэль Баден. Но какая к черту разница от этого. Нам неча сказать друг другу.
– Я считаю иначе, – сказал Арктур. – Это в целом неверно. У меня здесь осадный танк. А это означает, что нам есть что обсудить.
– Да неужели? И что же?
– Ваша немедленная капитуляция и переселение на другую планету.
Баден захрюкал, что Арктур расценил как хохот.
– Сдаться? Черт побери, да у тебя железные яйца, парень. Сколько кстати тебе, двадцать? Двадцать один?
– Девятнадцать, если позволите.
На этот раз рассмеялись оба горняка.
– Шуруй домой, парнишка, – сплюнул Баден. – Я не собираюсь сдаваться. По крайней мере, не мальцу, который еще даже бритву не пользовал.
– О, я думаю, вы сдадитесь, – сказал Арктур. – По правде говоря, я в этом уверен.
– С чего это?
– Потому что у меня есть танк. И если вы не сдадитесь, я разнесу это место к чертовой матери.
– Не смеши меня, – ощерился Баден. – Духу не хватит.
– А ты испытай меня, – сказал Арктур, выдерживая враждебный взгляд Бадена.
Арктур видел, как на висках шахтера выступили капельки пота. В глазах Бадена не было страха, но только осторожность, из-за невозможности вычислить молодого солдата, стоящего перед ним.
– Сейчас ты пытаешься вычислить, блефую ли я, – сказал Арктур. – Я могу заверить вас, что я не блефую. Я вообще никогда не блефую. Если в результате этих переговоров я не уйду с вашей капитуляцией, вы и все внутри ваших бараков погибнете в течение десяти минут. Я вам это гарантирую.
– А может нам проще завалить тебя сейчас? – окрысился Баден.
– Может. Но тогда мои люди убьют вас и все умрут в итоге, – ответил Арктур. – Итак, вы видите, что у вас есть только один выбор.
– Проклятые конфедераты, какого черта вы лезете к нам! Этот рудник наш и мы не собираемся отдавать его вам! – услышав ультиматум Менгска, выкрикнул второй горняк.
Глаза Бадена скользнули на компаньона.
Арктур не обратил внимания на выкрики, зная, что Баден единственный, чье решение имеет вес на этих переговорах.
– Полегче, Бил. Я сам разберусь, – сказал Баден. Шахтер повернулся к Арктуру. – Дай мне двадцать минут поговорить с моими людьми.
– Конечно, – сказал Арктур. – Но если я не увижу, что вы сдаетесь после этого, тогда вы увидите мощь этого танка. И поверьте мне, вам это не придется по вкусу.
Баден кивнул, и делегация пошла обратно к горному комплексу, не говоря ни слова. Арктур проследил за ними, затем развернулся на пятках скафандра и двинулся вниз по дороге, где его ожидали солдаты и танк.
Когда Арктур достиг танка, он громыхнул кулаком в перчатке по его борту.
– Орудие наизготовку, скомандовал он.
– Лейтенант, вы блефовали? – спросила Ди де Санто.
– Нет, – сказал Арктур. – Как я сказал Бадену, я никогда не блефую. Я уже знаю, что он собирается сдаться.
– Вы уверены? – спросил Чак Хорнер. – Он выглядел, как упрямый осел.
– Что правда, то правда, – согласился Арктур. – Но он не глупец.
– Сэр? – удивилась де Санто.
– Он знает, что я взорву рудник и перебью всех, если он не сдастся, – объяснил Арктур.
Чак Хорнер подозрительно посмотрел на Арктура.
– Вы не шутите, так ведь?
– Нет, – ответил Арктур. – Не шучу. И Лемюэль Баден знает это.
* * *
Лазарет в лагере Юнона был местом стерильным во всех смыслах этого слова. Его сборные стены, облицованные керамической плиткой, сияли отраженным светом фонарей, закрепленных на опоясывающих крышу зеленых балках. Вся конструкция напоминала толстую трубу, разрезанную вдоль и брошенную на землю.
Секции с кроватями располагались по всему открытому пространству. В потолок были вмонтированы вентиляторы, чтобы разгонять застоявшийся воздух и резкий запах дезинфицирующих средств. Медики обходили кровати с ранеными, проверяя показания приборов и прописывая обезболивающие средства. Сюда, после выполнения боевых задач, избавившись от бронескафандров и облачившись гражданскую форму, шли десантники, чтобы навестить раненых товарищей. Надеясь, что последних не слишком накачали успокоительным.
Арктур ожидал, что в лазарете будет шумно, но внутри оказалось на удивление тихо. Лишь стоял негромкий шум от усердной работы специалистов, и жужжали приборы. Атмосфера сохранялась спокойной, благодаря тому, что большинство раненых солдат пребывали под действием мощных транквилизаторов, а те, кто был соцпером – практически поголовно. Многочисленные исследования доказали, что тяжелые травмы могут негативно сказаться на психо-нейронной программе, вживленной поверх настоящей памяти. И никто не гарантировал, что у солдат вдруг не восстановится их изначальная криминальная натура.
Наслышанный о шокирующих подробностях некоторых жестоких убийств, совершенные этими солдатами, до того как им заложили в мозг нормальную модель поведения, Арктур был совершенно не против таких мер предосторожности.
Арктур увидел койко-капсулу капитана Эмилиан в одном модуле с тремя другими ранеными солдатами – двумя мужчинами и женщиной – и направился к ней.
Эмилиан улыбнулась, когда заметила Арктура. Секундой позже ее лицо исказила гримаса, когда девушка попыталась сесть. Ее таз и ноги были заключены в корсет из стали-серебрянки, и неуклюжая попытка изменить положение тела вызвала страшную боль. Опухоль на глазах и челюсти немного опала, и ее синяки приобрели очаровательный красноватый оттенок. С другой стороны лица, симметрично шраму, который Эмилиан получила на Чау-Сара, появилась ярко-красная линия от наложенного шва.
Каждый пациент в модуле был подключен к капельнице, и за их состоянием следила сложная система из каких-то квадратных аппаратов. Арктур осторожно пробрался к койке Эмилиан сквозь паутину проводов.
– Доброе утро, капитан, – сказал Арктур.
– Доброе, лейтенант, – ответила Эмилиан.
Арктур сел рядом с мед-модулем и разместил у ног девушки портативную консоль.
– Хорошо выглядите.
– Ага, конечно, – сказала Эмилиан. – Я выгляжу как кусок дерьма. Никто не дает мне зеркало. О чем это может говорить?
– О том, что даже близость смерти не пошатнула вашего самомнения?
– Осторожно, парень, – сказала Эмилиан. – Может, я и не могу стоять на своих двоих, но я все еще твой командир.
Арктур поднял руки вверх в примиряющем жесте.
– Понял, – сказал он.
– Слышала, что остальная часть операции прошла хорошо.
– Да, – согласился Арктур. – Мы взяли Турангу без единого выстрела. Если не брать в расчет того, что произошло в каньоне сразу после того, как мы туда рухнули.
Лицо Эмилиан помрачнело при упоминании о крушении.
– Ничего не помню, – сказала она. – Мне сказали, что я с размаху врезалась головой о пиллерс. Шлем раскололся напрочь, а чертова черепушка еле выдержала.
– Вам повезло, – сказал Арктур.
– Да, мне все это говорят.
– Зато теперь у вас есть шрам, дополняющий тот предыдущий, – заметил Арктур.
– Да ты что? Вот удача-то.
– Простите.
– Так, рассказывай об остальном, что случилось, – сказала Эмилиан. – Я слыхала суть от одного моего пешедрала, из тех остатков, что ты изволил привезти живыми. Но они не великие рассказчики, как ты сам понимаешь.
– Честно говоря, там особо нечего добавить.
– Когда кто-то говорит: «Честно говоря», – значит, он врет.
– Я запомню это, – сказал Арктур. – Но вероятно вы знаете все остальное. Лемюэль Баден вышел через двадцать минут и сказал, что его люди уйдут. Они деактивировали реактор и выключили турели. После чего я подал запрос на пару транспортников, которые привезли их сюда для допроса, прежде чем мы депортируем их. Мы обезопасили комплекс, и шахтерская команда Кусиниса[40] уже ковыряется там. И я хочу получить разрешение на право руководства этой командой, капитан.
– Все еще мечтаешь стать изыскателем, а?
– Безусловно, – ответил Арктур.
– И как же ты убедил Бадена увести своих людей?
– Просто. Я сказал, что сровняю их лагерь с землей из осадного танка.
– И все?
– Да, – сказал Арктур. – Я был очень убедителен.
– А ты бы открыл огонь, если бы они не вышли?
– Конечно, – без колебаний ответил Арктур. – Какой смысл угрожать, если ты не готов выполнить угрозу?
– Это было бы очень дорогим решением, лейтенант, – сказала Эмилиан. – Много людей с более высоким чином, чем у нас, совершенно ясно дали понять, что хотели видеть это место в целости и сохранности.
– И они его получили. А Баден знал, что я не шучу, и он не хотел умирать. Все достаточно просто.
Эмилиан покачала головой.
– Нет, Менгск, не просто.
– Что-то не так?
– Да. Не забывай, что я изучала твой профайл[41], и вижу тебя насквозь, – сказала Эмилиан. – Я знаю, что ты всегда имеешь в виду то, что говоришь, но ты не всегда говоришь то, что думаешь. Практически все, что происходит с тобой, ты держишь в глубине сердца. И не позволяешь никому видеть то, о чем ты думаешь. Только если не специально делаешь это. И в это раз, ты хотел, чтобы Баден знал, о чем ты думаешь.
– Полагаю, что да, – согласился Арктур. – Но ведь это сработало, не так ли?
– Да, ты это сделал, – сказала Эмилиан. – И только поэтому я прощаю тебе то, что большинство моих ребят погибли или получили увечья в этом ущелье.
– Это был маневр из учебника, – сказал Арктур. – Одна группа сосредотачивает все внимание врага на себе, а другие обходят его с флангов.
– Почти как в учебнике. Потому что бойцы, обеспечивающие прикрытие фланговых, не должны умирать. Подавляющий огонь? Ты когда-нибудь слышал о таком?
– Я знаю, но у меня не было другого способа гарантировать, что внимание наемников будет прочно приковано к фронту.
– Ну, в любом случае, ты, черт возьми, справился, – сказала Эмилиан. Девушка откинула волосы с лица и потянулась к чашке с водой у кровати. Совершая движение, она болезненно охнула. Арктур стремительным движением вложил чашку в ее руку.
– Спасибо, – поблагодарила Эмилиан. – А теперь скажи, ради чего на самом деле ты пришел.
– Простите?
– Да ладно, ты ведь пришел не потому, чтобы полюбоваться на мой последний шрам, не так ли?
Арктур пожал плечами, но потом понял, что нет никакого смысла ходить вокруг да около. Эмилиан читала его как книгу, либо на языке тела, либо через инстинкты старшего офицера.
– Есть одна вещь, которую я хотел обсудить с вами, но... – начал Арктур.
– Давай выкладывай, – подбодрила его Эмилиан. – Ты думаешь, что мне больше нечего делать, как сидеть здесь и слушать тебя? В этих палатах трудится не мало горячих докторов Конфедерации, и девушке надо думать о том, как провести увольнительную...
Арктур улыбнулся.
– А теперь с помощью юмора вы пытаетесь вызвать меня на непринужденный разговор.
– Господи, любитель сверханализа... – пробормотала Эмилиан. – Должно быть, болеутоляющие влияют. Обычно я более тонко работаю... Ладно, что там еще?
Арктур взял портативную консоль, лежавшую у нее в ногах, и одним прикосновением активировал ее. Экран засветился зеленым, а затем на нем появилась эмблема десантных войск.
– Я следил за допросом Лемюэля Бадена, – сказал Арктур.
– Кто проводил допрос?
– Прилетел капитан Грейвс из лагеря Ларсон.
– Он неплохой мужик, – сказала Эмилиан. – Работу делает быстро, и быстро получает результаты.
– Ну, опросили Бадена конечно очень быстро. Тем не менее, можно ли сказать, что работа была выполнена удовлетворительно, это уже другой вопрос.
– Что ты имеешь в виду?
– Лемюэль сказал, что юридически месторождение принадлежит ему и другим шахтерам. И что их заявка на владение был сделана до того, как Конфедерация проявила хоть какой-то интерес к Сунъяну.
Эмилиан пожала плечами.
– Ситуация нормальная для командования корпуса. Такое происходит постоянно.
– Не сомневаюсь, – сухо сказал Арктур, разворачивая консоль к Эмилиан, чтобы она увидела экран. – Дело в том, что я сверился с регистрационной базой данных келморийцев, и нашел реестр заявок, в котором указано, что каньон Туранга зарегистрирован на имя некоего Лемюэля Бадена с Тарсониса шесть лет назад.
– К чему ты клонишь?
– Кораблем Конфедерации, первым совершившим посадку на Сунъян, был «Джонстаун». Это было в семьдесят седьмом.
Эмилиан скрестила руки.
– Я понимаю. А ты думаешь, что это имеет значение, раз они прибыли сюда первыми?
– Разве нет? Если его заявка на месторождение является законной, тогда получается, мы украли его у него?
– Оставь в покое это дерьмо, солдат, – отрезала Эмилиан. – И не дай бог, я снова услышу от тебя подобное. Лемюэль Баден – это часть Кел-Морийского синдиката, кучки ни на что негодных мошенников и пиратов. Черт, в любом случае, большая часть их старателей – это разыскиваемые преступники.
– Конечно, это немного обобщенно, не так ли?
– Обобщенно? Слушай, Менгск, центральные миры зависят от полезных ископаемых и топлива добываемых из таких шахт как эта. Ты что, действительно хочешь, чтобы мы были признательны келморийским уголовникам? Теперь Сунъян часть Конфедерации, и все что здесь есть – принадлежит Конфедерации. И Десантный корпус будет бороться за защиту нашего образа жизни. У тебя все?
– Да, но как...
– Никак, лейтенант, – сказала Эмилиан, наклоняясь вперед и повышая голос. Если ты хочешь выжить в армии, бросай вести себя как чертов бойскаут. В десантных войсках ты четко следуешь приказам. И это все. Абзац. Ты идешь, суешь свой нос куда не следует, и где тебе легко его могут откусить. Вот что значит быть десантником. В этом суть, Менгск. В приказах. Знаешь, что получается, когда мы начинаем решать, какие приказы мы хотим исполнять, а какие нет? Анархия. И я не допущу этого в 33-м.