Брат Альбан поманил его рукой.
— Эта смешная конструкция, — заговорил он, — результат целого века ожесточенной работы, которую проводили поколения многочисленных и грамотных экипажей. Главное, чтобы перед путешествующим не было никакой материальной преграды, даже водителя. В верхней части аппарата находятся двигатели.
— Двигатели…! — слабо повторил Дал.
— Здесь речь идет не о путешествии в космосе или во времени, — объяснял брат Альбан. — И тем не менее это путешествие. Когда говорят — путешествие, поездка, подразумевают движение, в каком бы виде оно ни состоялось. Хотя этот корабль, даже когда он перемещается, остается здесь.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Мы уже запускали его туда, но без пилота. Автоматический пилот. Корабль раздваивается. От него отделяется отражение, проходит через стены подземелья и исчезает. А по возвращении оно снова появляется здесь, и два корабля сливаются в одно целое.
Дал молчал. Он ждал продолжения.
— Мы также засылали его с пассажиром на борту. С маленьким гибридом.
Дал снова вспомнил гибридов в лаборатории.
— И что же?
— Между моментами раздвоения и слияния этот гибрид был трупом, ни больше ни меньше. А затем он ожил, хотя мы ничего не делали для его реанимации.
— Он что, тоже раздваивался?
— Мы в этом не совсем уверены, потому что это очень трудно определить; но это вполне вероятно. Следует признать, что нам совершенно неизвестна природа этого раздвоения и… то место, я не знаю, как его назвать, — куда этот корабль отправляется.
Дал разглядывал некронеф. Вся эта затея была чистейшим сумасшествием. Если бы не смерть Каллы, он поставил бы всех некрозофов перед трибуналом за шарлатанство. А уже во время процесса можно было бы разобраться, что же есть серьезного в их учении. Но в данной ситуации приходилось верить во всю эту мистику. Теперь Дал прекрасно понимал, как ловкий мошенник может без труда одурачить убитого горем человека.
— Ладно, закончим на этом, — сказал он со смехом. — Теперь я должен влезть в эту древнюю рыбацкую лодку?
Брат Альбан воздел руки к небу.
— Не так быстро! Ты должен подготовиться. Я хочу принять все возможные меры предосторожности.
— Ну, что еще?
Некрозоф отвел его в ту часть зала, где находился стол, заваленный бумагами.
— Ты, конечно, снова будешь принимать меня за мистификатора, но все, что я тебе сейчас скажу — правда. Вот карты сновидений.
Дал подошел, нахмурив брови.
Альбан положил руку на карты.
— Эти первые карты составил один из нас. Ведь некронеф может быть использован как сборник снов, как синкоплан, как психобатискаф…
— Что это за жаргон?
— Это не наш. Это язык биофизиков. Мы предпочитаем наши термины, такие, как “гондола сновидений, собиратель обмороков, шар семи агоний”.
— Не вижу особой разницы.
— Пусть так. Главное — нам известно, что существует такой район, где царствуют сны. Район, общий для всех людей, для животных тоже, а возможно, что и для растений. Мы его назвали “Земля Объективного Небытия”.
— Пустая болтовня! Но в какой степени это касается меня?
— Для начала ты совершишь короткое путешествие в эту незнакомую страну. Видишь, на наших картах есть белые пятна. Если все пойдет хорошо, ты продвинешься еще на один градус в небытие и принесешь нам сведения о сновидениях и обмороках. Но не пересекай Океан Комы. Настоящая цель твоей экспедиции — страна агонии. Она ведет к запретным территориям, к ужасным саваннам смерти.
— А зачем мне нужна вся эта аппаратура, чтобы исследовать сны? Достаточно просто заснуть!
— Ты заблуждаешься. Ты увидишь только свои сны. Спящий слеп к сновидениям других — за исключением редких случаев взаимопроникновения снов, что связано с телепатией. На борту этого корабля ты будешь перемещаться посреди тысяч сновидений людей с их личностью, судьбами, с их окружением. Что касается исследования подсознания, то трудно переоценить значимость этого некронефа.
— Я уже сказал, мне не нравятся эти термины. Но неважно. Теперь покажи, как управлять этой машиной.
Они подошли к гондоле, которая плавала, поддерживаемая тросами, в метре от земли. Дал поднял голову.
— Почему эта огромная масса держится в воздухе? Антигравитационное устройство?
— Нет, корабль находится в нестабильном положении между бытием и небытием. Его вес уравновешивается только центробежной силой вращения Земли. Именно в этом месте он может плавать в воздухе. Если его поместить в глубокий овраг, он упадет. На вершине горы сила земного притяжения перестанет действовать. А на этом уровне он подобен телу, погруженному в воду, если это тело имеет ту же плотность, что и вода. Тебе приходилось видеть приборы для изучения явлений в водной среде?
— Да.
— Мы думаем — по чистой аналогии, разумеется, что наш корабль перемещается подобным образом. — Он наклонился вперед через низкие релинги лодки. — Видишь переднюю панель?
— Я ее вижу.
— На ней несколько круглых пластин. На каждой из них изображена ладонь с растопыренными пальцами. Нужно будет прикладывать свою ладонь на каждую пластину по очереди. Не трогай только последнюю, которая справа. Это для окончательного броска.
— А эти два рычага под пластинами?
— Слева — двигатели, справа — горизонтальный и вертикальный рули.
— А как возвращаться?
— Приложишь тыльную сторону ладони другой руки на стартовую пластину. Но ее нужно будет держать в таком положении.
— Хорошо. Не будем терять времени.
— Еще одна деталь. Посмотри на дно гондолы.
— Да, что-то вроде платформы, на которой возят гробы.
— Прекрасное сравнение. Это действительно для тела.
— Тела?
— Для тела навигатора. Во время полета управлять будет твой двойник, а твое тело останется лежать здесь. После первого старта пилот… слегка теряет сознание. После повторного старта он на время превращается в труп. Я хочу тебе сказать, что даже этот предварительный вояж не исключает риска. Твое мужество известно всем. Мужество, отвага и дерзость. Но все, что ты пережил раньше, не идет ни в какое сравнение с тем, что тебя ожидает сейчас. Поэтому нужно твое добровольное согласие, и знай заранее, что ты не получишь никакой выгоды от этой операции. Более того, ты рискуешь жизнью, или, по крайней мере, рискуешь потерять рассудок.
— Довольно болтовни. Я сажусь?
— Иди.
Во время этого разговора в зал вошла группа некрозофов в черных платьях и встала полукругом. Дал перепрыгнул через борт гондолы, которая тотчас опустилась на землю, увлекая за собой огромную сигару.
— Я говорил тебе, что все это практически не имеет веса, сказал брат Альбан. — Сейчас корабль имеет твой вес.
В замешательстве Дал сел в гондолу, огляделся и положил ладонь левой руки на оттиск первой пластины. Вокруг него все вспыхнуло и исчезло.
Дал сидел на стуле в кухне. Это было кресло гондолы, и в то же время это был стул в кухне. Кухня в доме его детства в Галанкаре. Он совсем маленький, ест тыквенную кашу. Стол совпадал с передней панелью. “Не класть руку на последнюю пластину справа”. К счастью, это было довольно трудно сделать левой рукой. Перед ним окно. Окно открыто, но через него не видно то, что должно быть видно. Не видно долины со стадами мегатериев. Только бескрайняя серая степь, а в небе флотилия гигантских галер с тремя рядами весел. Дал тряхнул головой, пожал плечами и проглотил ложку тыквенной каши. Он всегда ее любил. Он будет об этом помнить, даже если наступит конец света.
“Я нахожусь в своем собственном сне, — сказал он себе. — Нехорошо так использовать эту прекрасную машину”. Он поднял голову. Сквозь потолок угадывался корабль. Он схватил левый рычаг и плавно потянул на себя. И вдруг почувствовал, как его бросило вперед. Стена, открытое окно остались позади, и вот он уже среди трирем, которые разлетаются перед ним, как клочья дыма. Теперь он летел над серой равниной. Розовое солнце исчезло за неправдоподобно близким горизонтом. Внизу он видел монумент в форме наковальни, окруженный толпой маленьких человечков, Маневрируя рулем глубины, он опустился.
На фоне заката зажженные кругом огни боролись с последними лучами солнца. Один из маленьких людей неподвижно стоял в середине террасы, венчавшей монумент. Он увидел некронеф, закрыл лицо руками. Остальные с длинными лестницами бросились на штурм. Вскоре они выплеснулись на террасу и окружили человека. Дал видел, что человек пронзен стрелами, из его ран на землю струилась кровь. В какой-то момент ему захотелось опуститься и спасти несчастного. Но ведь это был только сон. Какие последствия может повлечь за собой эта инициатива? Дал оставил человека на террасе. Он принялся разговаривать сам с собой, сюсюкая, как ребенок, ему снова хотелось каши. “Занятная пластина, та, что справа. Но взрослые запретили ее трогать. Взрослые только и пекутся о том, чтобы помешать игре”. Кривляясь и гримасничая, Дал двинул вперед левый рычаг.
Он сразу же совершил скачок на двадцать лет вперед и отдернул, руку, словно обжегся. Он снова почувствовал себя рыцарем-навигатором, управляющим этой необыкновенной машиной. Он снова пустил двигатели, и через мгновение был уже на другом краю равнины. Земля была покрыта холмами, как будто гигантский крот рыл здесь свои галереи. Он снизился, полетел над землей и вскоре оказался у какого-то жилища в виде шара, где женщина осыпала проклятиями мужчину с низким лбом. Чей же это сон? Мужчины или женщины? Может быть, он находился во сне кого-то другого, того, кто видел во сне этих двоих… Но кто был этот другой? Теперь он его увидел. Какой-то бородатый тип, который подсматривал через стенки шара. Он показал Далу кулак. Дал почувствовал, что ведет себя нескромно, и двинулся дальше. Теперь он оказался у подножья горы и попал прямо в пожар.
Он находился в пылающем лесу, но огонь его не жег. Какой-то человек катался по земле, пытаясь сбить охватившее его пламя. Дал слышал сдавленные крики; такие крики издают во сне. Человек его заметил и, несмотря на очевидные страдания, схватил охапку сучьев и бросил их в некронеф. На этот раз огонь подпалил борт гондолы, и Дал поспешно приложил руку ко второй пластине на передней панели, надеясь, что следующий район будет более гостеприимным. Когда он опустил руку, в небе показалась огромная стая летучих мышей и исчезла.
Теперь он был на высоком пустынном плато, насквозь продуваемом ледяным ветром. На горизонте вырисовывалась гигантская рука с отрезанным указательным пальцем. Она уходила в темносерое небо, откуда доносились скрежещущие звуки какой-то мелодии. Вокруг гигантской руки поднимались испарения; Дал знал, что приближаться нельзя, иначе рука накроет хрупкий корабль и разнесет его на тысячу осколков. Но издалека район обмороков казался менее враждебным, чем район снов. Впрочем, Дал решил не задерживаться здесь. Он положил руку на третью пластину.
Теперь он находился в нескольких метрах над поверхностью спокойного океана, вода которого казалась похожей на клей. Время от времени какая-то липкая масса наполовину высовывалась из воды и ныряла обратно. Пока Дал плыл над поверхностью океана, больше ничего не происходило. Он не решался нажать на руль глубины, чтобы проникнуть под воду. Тогда бы он попал в царство комы.
Ничего не предпринимая, он летел дальше. Постепенно он начал чувствовать какое-то липкое безразличие, когда размываются и исчезают все мысли и заботы. Зачем к чему-то стремиться? К чему все эти напрасные старания, которые привели его сюда, где начинается небытие? Для того, чтобы затеряться здесь навсегда.
Пришлось собрать все силы, чтобы положить тыльную сторону ладони на стартовую пластину.
— Ты совершил удачное путешествие? — спросил брат Альбан.
Дал оперся рукой о борт гондолы, но тут же отдернул ее — обжегся. Брат Альбан приблизился.
— Что случилось? — спросил он, наклонившись вперед.
— А, ничего, — с трудом ответил Дал. — Какой-то человек бросил в меня охапку горящих веток…
— Проклятье, — сказал некрозоф. — С этими спящими следует быть начеку. В этих случаях нужно действовать.
— Каким образом?
— Кричать. Они проснутся, и все исчезнет.
Дал недоверчиво посмотрел на него, но брат Альбан говорил совершенно серьезно.
— А как в других районах?
— Там тоже не пришлось отдыхать, — признался Дал. — Вообще, я должен сказать, что этот корабль в самом деле действует… так или иначе, если только это все не плод моего воображения.
— Как ты думаешь, — спросил брат Альбан, — твое воображение способно зажечь гондолу?
Дал ничего не ответил и вылез из лодки. Брат Альбан подвел его к столу, на котором лежали карты.
— Видишь, районы, где ты был, обозначены здесь толстыми линиями. А теперь расскажи о твоем путешествии.
Дел повиновался, рассказывая как можно подробнее.
— За исключением старта, который принадлежит тебе, — сказал брат Альбан, — посмотри, что нанесено на первую карту.
Дал посмотрел на карту. В середине широких белых зон, разграниченных белыми линиями, находилось краткое описание того, что он видел собственными глазами.
— Горящий лес, например, все еще там. В шаре уже нет тех двоих, которые ругались, но шар на месте. И так далее. Все это похоже на декорацию, поставленную раз и навсегда, и на фоне этой декорации спящие видят свои сны. Хочу заметить, что ты не достиг района настоящих кошмаров, но был на границе. Некоторые из нас остались в районе эротических снов, они захотели уйти с теми, кого там встретили. В этом районе не любят путешественников.
Некрозофы ушли, их призывала работа.
— Я ведь использовал вторую и третью пластины, — напомнил Дал. — Значит, если верить тебе, я исследовал глубины районов обмороков и комы. В каком состоянии было мое тело?
— Если хочешь знать, ты тоже был в состоянии комы. Но ты очень быстро вышел из комы, как будто вынырнул.
Появился некрозоф.
— Пришел какой-то человек, — испуганно сказал он. — Я не знаю, как он нашел путь к лаборатории.
Брат Альбан поднялся, не скрывая беспокойства.
— Что ему нужно? Он нигде не прятался?
— Нет, он появился внезапно. Он хочет говорить с рыцарем Ортогом. Он утверждает, что он — мезоннье-барон Золтан Шарль Гендерсон де Нанси.
— Неужели! — воскликнул Дал. — Он вернулся! Пусть войдет!
Брат Альбан сурово посмотрел на некрозофа, принесшего эту новость.
— Что же, — сказал он, — разве ты не знаешь барона или не слышал это имя? Имя собрата по оружию нашего рыцаря?
Молодой священник низко согнулся в поклоне.
— Я… да, конечно… но…
Но Золтан уже входил в зал; это был высокий мужчина, верхнюю губу которого украшала тонкая ниточка усов, хотя усы вышли из обычая уже много веков назад. Глаза горели неукротимым огнем. Он направился прямо к Далу, и мужчины обменялись рукопожатием — тоже устаревший обычай. Он носил необычное имя и сам был необычен. Он имел такие познания о прошлом, каких не имели даже Софарки; люди относились к нему с суеверным ужасом, особенно когда стало известно о его владении телепатией. После этого некоторые стали даже избегать его.
— Приветствую вас, Ортог, — сказал он. — Позволю себе высказать глубокое удовлетворение тем, что вижу вас снова.
Брат Альбан хранил молчание, склонив голову: барон всегда выражался крайне экстравагантно. Часто была непонятна половина из того, что он говорит.
В этот момент Золтан повернулся к нему.
— Добрый день, аббат.
Брат Альбан ответил на приветствие, как полагается.
— Я тоже приветствую вас, — цеременно сказал Дал. — Рад, что вы закончили инспекцию Ордена Гармонии на Марсе и на Венере.
Не могло быть и речи, чтобы говорить с Золтаном на “ты”. Во время Голубой Войны вежливая форма практически исчезла для всех, но не для Золтана. Он обращался на “вы” ко всем подряд, и если кто-то не отвечал ему в такой же манере, значит это был представитель низших слоев, к фамильярному языку которых Золтан относился с отвращением. Он очень гордился своей родословной, и, прибавив ко всем своим титулам “барон”, ценил этот титул больше предыдущих.