Не будем же поражаться странностью психических явлений.
Разумеется, люди склонны отрицать все то, что кажется невероятным, что еще не изведано, что еще не постигнуто. Если бы мы прочли у Плиния или у Геродота, что у одной женщины был сосок на левом бедре, — сосок, которым она кормила своего ребенка, то мы расхохотались бы от души.
А между тем такой факт был подтвержден Парижской Академией Наук на заседании 25 июня 1827 года. Если нам расскажут про человека, у которого при вскрытии нашли ребенка внутри его тела; если нам скажут, что это был брат-близнец, заключенный в его организме, что этот младенец постарел, оброс бородой, то мы прямо назовем это сказкой. А между тем мне самому довелось видеть, много лет назад, 56-летнего мертворожденного. Один переводчик Геродота спокойно изрекает: «Что Роксана родила младенца без головы, — это такая нелепость, которая одна способна дискредитировать Ктезия». Нынче же во всех медицинских лексиконах говорится о безголовых младенцах. Эти примеры и еще многие другие склоняют нас к разумности и осторожности. Одни разве невежды способны все отрицать невозмутимейшим образом.
Глава пятая
Было бы совершенно ошибочно предполагать, на основании предыдущих глав, что мы не допускаем и существования галлюцинаций и что мы оспариваем у них принадлежащее им место. Но, по нашему убеждению, крайне необходимо установить кое-какие различия и определения.
Существуют настоящие галлюцинации, то есть иллюзии, заблуждения, ложные ощущения. Одни могут быть испытываемы субъектами нервными, утомленными, больными, сумасшедшими; другие — существами, вполне здоровыми и духом и телом. В былое время врачи допускали лишь первые, т. е. болезненные галлюцинации, а это грубая ошибка невежества.
Галлюцинации — это иллюзия мозга и мышления; весьма важно не придавать им другого смысла и не предполагать, например, что могут существовать галлюцинации реальные. Если испытанное впечатление считается реальным, как результат внешней причины, действующей на мозг или на мышление, оно уже утрачивает свой характер галлюцинации и входит в область «фактов». Это уже не «галлюцинация». Различие это имеет капитальную важность. Главная трудность для нас состоит именно в том, чтобы разграничить в этой довольно спутанной области явлений то, что есть действительность.
Академический словарь определяет галлюцинацию так: «Это заблуждение, иллюзия человека, у которого представления не согласуются с действительностью». Определение смутное, сбивчивое; оно может быть применимо и к чему-нибудь другому, помимо галлюцинаций. Такого определения никак нельзя допустить. Литре толкует это слово несколько иначе: впечатление чувств, не обусловленное никакой внешней причиной, которая могла бы его вызвать. Это уже немного яснее и точнее. В своем сочинении о галлюцинации зрения доктор Макси Симон пишет: «Галлюцинация заключается в впечатлении чувств без всякой внешней причины, которая могла бы породить его». Это определение, как и определение Литре, более всего соответствует общей идее, его-то мы и будем придерживаться. Важнее всего согласиться насчет того пункта, что галлюцинация есть, по существу своему, ощущение чисто субъективное, обманчивое, впечатление ложное.
Бриер де-Буамон написал о галлюцинациях сочинение чрезвычайно интересное и сделавшееся даже классическим; в нем врач-психиатр еще играет главную роль, но он уже настоятельно проводит ту мысль, что не все галлюцинации граничат с безумием; многие принадлежат вполне здравому состоянию мозга. Эта книга может считаться одной из первых попыток независимой научной мысли бороться против классической патологической теории и доказать, что в известных случаях галлюцинация может быть рассматриваема как явление чисто физиологическое. Автор, ярый сторонник принципа двойственности в человеке, отвергает мнение, усматривающее в сумасшествии один лишь невроз, а в причине его — лишь материальное физиологическое действие. «Мысли принадлежат к совсем иному порядку, чем ощущения. Психологические явления не могут быть поставлены на одну доску с впечатлениями чувств. Хотя мозг и есть центр мыслительных действий, но он не есть творец их». Бриера де-Буамона можно считать предтечей новейших исследователей в этой загадочной области, хотя слово «галлюцинация» сохранило и после его знаменитого сочинения свой патологический и медицинский характер.
Интересно привести несколько примеров различных родов галлюцинаций.
Галлюцинация — это сон наяву. Сны также производят в некоторых случаях галлюцинации, представляющие иногда все признаки реальной жизни.
Галлюцинации безумия так многочисленны, так разнообразны и так общеизвестны, что было бы излишним приводить их здесь. Медицинские сочинения о душевных болезнях полны ими, и каждый может легко познакомиться с этим видом явлений. К тому же они не имеют ничего общего с занимающим нас вопросом. Выберем лучше случаи, тщательно отслеженные и основательно описанные самими испытавшими их субъектами. Нижеследующее наблюдение мы заимствуем из сочинения доктора Ферриара из Манчестера, а ему случай этот рассказан писателем Николаи из Берлина. Случай старинный, но очень типичный.
«За последние месяцы 1790 года, — повествует этот академик, — у меня были огорчения, сильно меня расстроившие. Доктор Делл, обыкновенно пускавший мне кровь два раза в год, счел нужным на этот раз произвести только одно кровопускание. 24 февраля 1791 года, после одной неприятности, я увидел вдруг на расстоянии шагов десяти фигуру мертвеца; я спросил жену, видит ли и она ее? Вопрос мой встревожил жену, и она поспешила послать за доктором. Видение продолжалось 8 минут. В четыре часа пополудни видение повторилось; я был один в ту минуту. Обеспокоенный этим явлением, я отправился в комнату жены. Призрак последовал за мной. В десять часов вечера я увидел несколько фигур, не имевших отношения к первой. Когда миновало первое впечатление, я стал усматривать в призраках то, чем они были в действительности, то есть последствия моего нездоровья. Проникнутый этой мыслью, я стал тщательно наблюдать их, доискиваясь, в силу какой ассоциации идей эти фигуры представляются моему воображению, однако не мог найти никакой связи между ними и моими занятиями, мыслями, трудами. На другой день призрак мертвеца исчез, но заменился множеством других фигур, в числе которых встречались иногда и друзья мои, но большей частью это были все какие-то незнакомые мне люди. Вообще людей, принадлежащих к моему кругу, я не замечал между ними, а если и попадались знакомые образы, то все они принадлежали людям, живущим в отдаленных местах. Я было пробовал вызывать произвольно сильным напряжением воображения знакомых, но мне не удавалось облечь эти образы в наглядную оболочку, хотя они и существовали в моих помыслах, между тем как в другое время мне ничего бы не стоило вызвать их воочию. Настроение моего ума позволяло мне не смешивать эти ложные представления с действительностью. Видения мои оставались одинаково ясными наедине со мной и при свидетелях, днем и ночью, на улице и дома. Когда я закрывал глаза, они иногда исчезали, хотя бывали случаи, что они оставались видимыми, но когда я открывал глаза, они немедленно опять появлялись. Вообще эти фигуры, мужские и женские, по-видимому, мало обращали внимания друг на друга и суетливо толклись, как на рынке. Несколько раз я видел всадников, собак, птиц. В их взорах, одеждах, росте не было ничего чрезвычайного, но только они казались слегка бледнее, чем нормальные люди. Приблизительно месяц спустя число этих видений еще более увеличилось; я уже стал слышать их разговор. Иногда они заговаривали со мной; их речи были кратки и почти всегда дружелюбны. Несколько раз мне казалось, что это нежные, участливые друзья, старающиеся утешить меня в моих огорчениях. Хотя в ту пору мой дух и тело находились в довольно удовлетворительном состоянии и вообще я так освоился с этими призраками, что они уже нимало не беспокоили меня, однако я старался избавиться от них разными средствами. Доктора решили поставить мне пиявки; это предписание и было исполнено однажды в 11 часов утра. Фельдшер был со мной один в комнате; во время операции комната наполнилась разнообразными человеческими фигурами. Галлюцинация продолжалась непрерывно до четырех с половиной часов. Я заметил, что движение этих призраков становилось все медленнее. Скоро они начали бледнеть, а в 7 часов приняли белесоватый оттенок Их движения стали менее быстрыми, хотя очертания все еще сохраняли ясность. Мало-помалу они стали туманными и начали сливаться с воздухом. В восемь часов комната моя совершенно очистилась от фантастических посетителей. С тех пор мне раза два-три казалось, что эти видения опять повторятся, но ничего подобного уже больше не случалось со мной».
Вот случай галлюцинации настоящей и бесспорной. Автор рассказа в точности анализировал свои ощущения и не преминул указать, что это удивительное умственное расстройство объяснялось влиянием огорчений и беспорядком кровообращения в мозгу.
Вальтер Скотт рассказывает в своей «Демонологии», что один больной знаменитого доктора Грегори так описывал ему симптомы своей странной болезни.
«Я имею привычку, — говорил он, — обедать в пять часов, а когда пробьет шесть, я неизменно подвергаюсь фантастическому посещению. Дверь комнаты, даже если я имел слабость запереть ее на задвижку, внезапно отворяется, и появляется старая колдунья, вроде тех, что бродят по болотам Фореса; она входит с сердитым, раздраженным видом и приближается ко мне с угрожающими ухватками, потом она кидается на меня, да так проворно, что я не успеваю увернуться, и наносит мне сильный удар клюкой. Я падаю без чувств со стула и остаюсь в таком положении более или менее продолжительное время. Каждый день я подпадаю под власть этого видения. Вот в чем заключается моя диковинная болезнь».
Доктор тот час же осведомился, приглашал ли он кого-нибудь к себе обедать в качестве свидетеля этого посещения? Больной отвечал отрицательно. Свойство этих болезненных явлений такое странное, что всякий непременно припишет их мозговому расстройству, вот почему он всегда избегал говорить о них кому бы то ни было. «В таком случае, — сказал доктор, — если позволите, я сегодня же приду к вам обедать с глазу на глаз; посмотрим, явится ли злая ведьма нарушить наш tet-a-tet».
Больной принял это предложение с восторгом и благодарностью. После обеда доктор Грегори, подозревавший здесь какое-нибудь нервное страдание, пустил в ход свою блестящую, увлекательную беседу, чтобы отвлечь внимание хозяина дома от приближающегося рокового часа. Ему это удалось свыше его ожиданий. Настало шесть часов — и все ничего… Однако едва успело пройти еще несколько минут, как мономан воскликнул в смятении: «Вот она, ведьма!» И, откинувшись на спинку стула, он лишился чувств.
Этот призрак с костылем походит немного на то, что ощущаешь при кошмаре: удушье, стесненное дыхание иногда вызывают подобные образы в нашем мозгу. Всякий внезапный шум, услышанный спящим, который притом не сразу просыпается, всякое аналогичное ощущение осязания ассимилируется со сновидением, приспосабливается к нему, входя в течение мыслей сновидения, каково бы оно ни было; поистине замечательна быстрота, с которой воображение успевает найти полное объяснение этому перерыву, сообразуясь с ходом мыслей, выраженных в сновидении, хотя бы на это был дан ему один краткий миг. Если, например, человеку снится поединок, то какой-нибудь внезапный, посторонний стук мгновенно превращается в его сне в пистолетный выстрел; если видится сон, что оратор произносит речь, то услышанный шум превращается в рукоплескания; если спящий посещает во сне развалины, то шум представляется ему обвалом камней; словом, объяснительная система усваивается во сне с такой быстротой, что если предположить, что неожиданный, резкий звук, до половины разбудивший спящего, был громким зовом, то объяснение этого шума для спящего будет совершенно ясным и полным, прежде чем вторичный зов заставит его вернуться из мира сновидений к действительности. Последовательный ход наших мыслей во сне чрезвычайно быстр и индуктивен; это объясняет нам видение Магомета, который успел вознестись на седьмое небо, прежде чем кувшин с водой, упавший при начале экстаза, успел весь опорожниться.
Но пока оставим в стороне сны и сновидения — о них будет речь в особой главе, — а теперь обратим внимание исключительно на галлюцинации. Часто замечается одно явление, которому подвержены многие, между прочим, и Альфред Мори: с ним я часто беседовал по этому поводу. Оно бросает яркий свет на способ происхождения снов: это галлюцинации, предшествующие сну или сопровождающие пробуждение. Эти образы, эти фантастические ощущения возникают в тот момент, когда нами овладевает сон, или когда мы еще не совсем проснулись. Они составляют особый род галлюцинаций, которым принадлежит наименование гипногогических, — от слов «гипноз» — сон и «гогис» — производящий; соединение этих двух слов обозначает тот момент, когда обыкновенно и возникает галлюцинация. Люди, чаще всего испытывающие гипногогические галлюцинации, обыкновенно отличаются нравом раздражительным и по большей части подвержены перерождению сердца, воспалению сердечной оболочки или мозговым заболеваниям. Мори мог подтвердить это своим собственным примером.
«Мои галлюцинации, — пишет он, — гораздо многочисленнее и в особенности гораздо живее, когда у меня бывает расположение к мозговым приливам, что случается очень часто. Как только я начинаю страдать головной болью, как только почувствую нервные боли в глазах, в ушах, в носу и легкие судороги в мозгу, галлюцинации одолевают меня, стоит мне только закрыть глаза. Вот почему я всегда был подвержен таким галлюцинациям в дилижансе, проводя в нем ночь, так как недостаток сна, неспокойный сон всегда вызывает у меня головную боль. Один мой родственник, Густав Л., испытавший такие же галлюцинации, делает по этому поводу следующие замечания. "Если вечером, — говорит он, — я погружаюсь в усиленные занятия, то всегда у меня являются галлюцинации. Несколько лет назад я как-то два дня подряд занимался переводом одной довольно трудной выдержки из греческого сочинения; потом, когда я лег в постель, передо мной явились такие живые, многочисленные образы, сменявшиеся необыкновенно быстро, что я перепугался и приподнялся на постели, чтобы отогнать их. Напротив, в деревне, в спокойном состоянии духа, я редко наблюдаю такие явления".
Черный кофе, шампанское, употребляемые даже в небольшом количестве, постоянно вызывают у меня бессонницу, головную боль и сильное расположение к гипногогическим видениям. Но в этих случаях они являются через довольно продолжительное время, когда долго ожидаемый сон наконец начинает овладевать мной. В подтверждение этих наблюдений, стремящихся доказать, что прилив крови к мозгу является одной из главных причин галлюцинаций, я прибавлю, что их испытывают почти все, кто сильно подвержен головным болям, между тем как другие лица, в том числе и мать моя, почти незнакомые с головными болями, заявляли мне, что никогда не испытывали фантастических видений».
Из этих наблюдений видно, что галлюцинации должны иметь связь с возбуждением нервной системы и с расположением к мозговым приливам.
Гипногогическая галлюцинация является признаком того, что во время подготовляющегося сна деятельность чувств и мозга значительно ослаблена. Действительно, когда начинается галлюцинация, мозг уже перестал быть внимательным и напряженным; он уже не преследует логического, сознательного порядка мыслей и суждений; он предоставляет волю воображению и делается пассивным свидетелем образов, являющихся и исчезающих по воле фантазии. Это условие ослабления внимания, некоторой распущенности умственных способностей, в принципе, необходимо для того, чтобы вызвать данное явление; оно объясняет, каким образом галлюцинация может стать предвестницей сна. Для того, чтобы мы могли предаться сну, надо, чтобы ум наш некоторым образом стушевался, чтобы он ослабил свои пружины и пришел в полуоцепенелое состояние. А начало такого состояния именно и есть то, какое нужно для появления подобного рода галлюцинаций. Ослабление внимания может быть следствием или утомления органов мышления, непривычки их функционировать продолжительное время, или же следствием утомления чувств, которые мгновенно притупляются, уже не передают ощущений мозгу и уже не доставляют мышлению материала для деятельности. От первой из этих причин зависит сон, к которому привели нас предшествовавшие грезы. Ум, перестав быть внимательным, постепенно навеял сон. Вот причина, почему некоторые лица, не привыкшие предаваться размышлению и напрягать внимание, засыпают, лишь только задумаются или начнут читать. Вот почему от какой-нибудь речи или скучной книги клонит их ко сну: внимание, недостаточно возбуждаемое оратором или скучной книгой, стушевывается, и тогда сон не замедлит овладеть организмом.