— Я… — пискнула подозреваемая.
— Только не ври, что ты влюблена в Лбова!
— «Жук»… — сказала тогда студентка потерянно. Дежурный обрадовался.
— А зачем тебе микросерф?! В отделе ГАСов полно персоналок, тоже, кстати, не каких-нибудь там наших.
Вопрос был поставлен верно. Студентка еще немного пострадала, вздыхая и потея, а затем, не придумав ничего толкового, начала давать правдивые показания.
— Статья, — сообщила она.
— Что — статья?
— Да ну… Ты все равно не поверишь. Мой очень хороший знакомый… хотя, это не важно… короче, один парень работает переводчиком, регулярно читает французские журналы и недавно нашел интересную статью…
Она сунула носик в сумочку, достала несколько вырванных журнальных страниц. Текст был импортный.
— …он же и перевел. На, посмотри. Здесь говорится про фирму, которая изготавливает компьютеры торговой марки «Жук». Какой-то сотрудник сбежал из этой фирмы, встретился с журналистом, потом его упрятали в сумасшедший дом… В общем, не суть. Здесь приведены разные слухи Будто бы в рамках информационной войны фирмой создана системная программа, имитирующая процесс работы. Будто бы даже есть опытные образцы машин, которые имеют в операционной системе такую программу.
— Не понял, — честно признался дежурный. — Какую программу?
— Ну, понимаешь… Имитирующая работу. Примерно по такой схеме: входишь в нее, она выдает текст ее же самой на каком-нибудь языке, потом транслируешь, строишь образ задачи, отправляешь задачу на решение, а решение заключается в том, что опять вызывается она же сама. Замкнутый круг. Системная программа позволяет работать со своим файлом, примерно так. Я тоже ничего не поняла, потому что тот парень, который переводил, он ведь не инженер… Там написано, что в результате получилась суперигрушка для программистов. Программист думает, что работает, а на самом деле все это имитация. Обычные электронные игры — чепуха, трудолюбивому человеку на них наплевать, правильно? А тут бесконечная иллюзия работы. Чем программист терпеливее, тем легче он попадает во власть иллюзии, парадокс. Там так написано, честное слово.
Дежурный не выдержал, засмеялся.
— А причем здесь наш отдел?
— Я сначала прочитала статью… то есть мне ее прочитали… потом случайно узнала, что у вас есть «Жук», ну и заинтересовалась. От Саши, кстати, узнала.
— Ясно, — сказал дежурный. — Чисто женская логика поступков. Во-первых, зачем солидной фирме разрабатывать такую странную систему, пусть даже для пресловутой «информационной войны»? Полная бессмыслица. Во-вторых, машина, которая стоит перед тобой, куплена через Академию наук в рамках каких-то международных договоров. Как к нам мог попасть опытный образец? В третьих, при чем тут французский журнал? Фирма-то американская. По-моему, твой «хороший знакомый» тебя разыграл.
— Нет, не разыграл, — капризно скривилась отличница. — В Париже есть филиал фирмы, а тот программист, который сбежал, он француз…
— Хорошо, хорошо, пусть не разыграл. Тогда пошутила редакция журнала. Никогда не поверю, что человека можно убедить, что он напряженно трудится, если он ни фига не делает.
Дежурный снова бодро засмеялся. Студентка с надеждой посмотрела ему в рот и спросила:
— А чего ж тогда Лбов-то…
Дежурный расхохотался просто неприлично. Поигрывая серебристым ключом на ладони, он подошел к компьютеру торговой марки «Жук», начал неспешно включать аппаратуру — блочок питания, телевизор, дисководы, процессор. Он приговаривал: «А вообще-то жалко, что твоя статейка не на английском. Я его хорошо знаю. Кто лучше всех знает английский? Программисты и фаны рок-музыки. Я и тот и другой, между прочим. Что мне всякие переводчики? Я крут в английском, даже круче, чем фарцовщики…»
Аппаратура с готовностью оживала. Запела тихонько, заморгала. Дежурный порадовался собственной предусмотрительности: перед тем как встретить возвращающуюся со двора студентку, он наведался в агрегатную и поставил переключатель в исходное положение.
— Что ты делаешь? — нервно удивилась студентка.
— Хочу проверить твои страхи. Иди сюда, не бойся.
Он легким движением руки залез в стол завлаба, вытащил броско раскрашенную книжицу и пояснил:
— Инструкция по программированию. Это только Лбов, анархист, работает без инструкций. Садись, смотри, — сел сам и нежно возложил пальцы на панель. — Вот, вошли в операционную систему… Смотри, откликается, видишь подсказку? Забавная подсказка… Вошли в редактор, здесь, кстати, забавный редактор…
«Как я люблю работать! — подумал дежурный, устраивая поудобнее ноги. — Невозможно описать. А если опишешь, не поверят, — продолжил он мысль, осторожно укладывая локти на стол. — Отговаривали меня, советовали — иди в музыканты, ты же талант. Восклицали — иди в поэты, ты же талант. Убеждали — иди в шахматисты. А я выбрал работу. И не ошибся. Когда сидишь перед дисплеем, ненавидя машину, когда ползаешь по распечатке, ненавидя себя, когда точно знаешь, что все должно быть правильно, а ОНА выдает туфту, ты человек… Нет, нет, невозможно описать! Когда вдруг понимаешь, какую смехотворную мелочь ты упустил, когда исправляешь эту микроскопическую ошибку, и программа успешно проходит заколдованное место, но тут же утыкается в новое, куда более нелепое, и отчаяние туманит мозг, ты как никто другой — человек. Зато когда выдано решение, соответствующее контрольному примеру, когда перед глазами светятся вожделенные цифры, означающие ЕЕ покорность, ты перестаешь им быть, становишься сгустком счастья… Ненавижу прозу: проза всегда тосклива. Если уж ты сел за дисплей, изволь заниматься поэзией. Я люблю поэзию, я вообще романтик, а строфы алгоритмических стихов и вовсе вызывают во мне удивительные приливы чувств. Приливы, потом отливы, приливы, отливы. В точности, как сейчас. Так и живем — работаем, мучаемся, творим. Программисты — человеки. Я люблю работать, люблю творить, это ведь легко и приятно, легко и приятно, в точности, как сейчас…»
Что-то случилось. Лора сидела рядом, восхитительно растекаясь бедрами по стулу, смотрела на меня и часто моргала. Было тихо. Ее профиль отражался в матовой поверхности экрана, и я сообразил, что же именно случилось.
— Зачем ты это сделала? — спросил я.
На пару секунд она прервала процесс моргания. Встала, потешно теребя сумочку, затем возобновила пульсацию крашеных ресниц. Моргала она мелко и пугающе неритмично. Во мне привычно закипело раздражение — пошло, пошло через край, шипя, мгновенно испаряясь, — и я не стал удерживать это святое чувство:
— Сдурела, что ли! Зачем ключ повернула?
Она молчала. Стерва, как сказал бы Лбов.
— Я понимаю, тебе самой хочется! Ну подожди немного, посмотри, как надо работать, инструкцию почитай!
Она молчала.
— Ладно, — я взял себя в руки. — Садись и больше не дури.
Тут на отличницу накатило.
— Этот тоже! — оглушительно крикнула она. Бессмысленно заметалась по лаборатории. — Господи, этот тоже! — у нее случилось что-то вроде припадка. Она отыскала наконец выход наружу, но я уже вскочил Зачем, и сам не знал — просто, чтобы поймать, успокоить. Схватил ее за рукав — она вырвалась, прыгнула в коридор, продолжая сотрясать воздух непонятными выкриками, и мне стало ясно, что ее дикое поведение есть не что иное, как усталость, одновременно физическая и психическая, ведь подобная бессонная ночь может сломать и не такое тепличное растение. Я прыгнул следом. Она неловко побежала в сторону отдела, тряся тем, что щедро тряслось у нее под блузкой, уперлась в запертую дверь, панически обернулась, будто ожидала увидеть нечто ужасающее, но сзади был только я.
— Не надо, — попросила она, собрала разбегающиеся глазищи в кучу и заплакала.
— Хорошо, не буду, — я легко согласился.
О чем она просила, было не совсем понятно. Но я не стал уточнять. Открыл дверь в помещение отдела и сделал гостеприимный жест. Студентка послушно вошла, я же, не навязываясь со своим обществом, закрыл за ней дверь и провернул ключ обратно. До упора. И прижался щекой к холодной стене.
Изнутри раздался колоратурный визг — очевидно, студентка обнаружила Лбова.
— Разберитесь сначала друг с другом, — гулко сказал я им обоим. — А то понавешали мне лапшу на уши.
— Выпустите меня! — завизжала студентка чуть более членораздельно. — Вы, психи!
Я, не обратив внимания, завершил анализ ситуации:
— В общем, вы сидите тихо. Утром выпущу. Охране ничего не сообщу, не беспокойтесь, и в журнал ничего не запишу. Лора, если Лбову будет плохо с головой, звони мне в лабораторию. Телефон пять-два-три. Если хочешь, можешь развязать его и приласкать, он так долго об этом мечтал… Жлоб паршивый. Слышишь, Лбов? Ты жив? Может, тебе удастся наконец с ней переспать?..
Оттолкнулся от стены и пошел обратно.
Сзади было шумно.
— Психи! — рыдала отличница. — Пустите меня!
Она билась в дверь чем-то мягким, шуршащим.
14
Дежурный сел за пульт.
«Какая ерунда, — подумал он, имея в виду бредовые россказни девицы. — Игрушка для программистов… Пошлятина. Придумают же глупости, лишь бы потешить обывателя ужасинкой! Впрочем, даже если бы это было правдой, нам ихние „Жуки“ не страшны. Подобные системы просто напросто ничего не изменят. По большому счету у нас и так сплошная иллюзия работы. Инженеры либо ничего не делают — это из тех, кто ничего и не желает делать, либо трудятся впустую — те, кто умеет и любит трудиться. Так что простите за правду».
Дежурный запустил аппаратуру.
15
Он не знал, что студентка, не развязывая пострадавшего коллегу, уже обзванивала по местному телефону всевозможные номера, начинающиеся с нуля. Она пыталась таким образом дозвониться в охрану, телефон которой был ей неизвестен. На цифрах «037» к ней пришла удача.
Дежурный не знал, что всего лишь через час в результате бурных переговоров студентке удастся убедить бабушек в том, что она не пьяная, что глупые шутки здесь ни при чем, и упросить великовозрастных стрелков подняться в отдел.
Он не знал, что Лбову действительно станет худо и прямо из отдела его на «Скорой помощи» увезут в больницу.
Он не знал, что жена Лбова, не сумев совладать с обидой и тоской, все-таки сдержит данное студентке обещание, выпьет какую-то дрянь, затем выскочит из комнаты, поднимет вой, испугавшись своего поступка, а соседи по коммунальной квартире вызовут «Скорую помощь», которая также увезет ее в больницу.
Не знал, что жена Лбова любила мужа всегда, вплоть до нынешней ночи.
Не знал, что и Лбов тоже когда-то любил жену.
Не знал и того, что студентка-отличница любила в этой жизни только свои незаурядные знания и что однажды она имела близость с мужчиной, но этот нормальный в общем-то процесс показался ей таким отвратным и болезненным, что впредь она подпустит к себе мужчину не скоро. Следующим счастливчиком станет ее научный руководитель, и свершится это в ночь после защиты ее диссертации.
Дежурный многого не знал и многого не мог предвидеть. Он был увлечен работой — что тут странного?
Не услышал он также и финальную фразу, которой завершилась радиопередача, посвященная некоторым аспектам информационной войны. Политический обозреватель сказал, что волны компьютерного безумия до нас пока не докатились, и этот факт является единственным из всех представленных, который имеет обнадеживающий оттенок.
1987
Александр Щеголев
Сумерки
1. Полдень
Небо закрыло тучами. Беспечно сыпал дождик.
Было как всегда.
Голубокровые трутни глотали кофе, плескались в ваннах, мазали прыщавые рожи патентованными кремами и — тщательно, тщательно зевали, сберегая силы для вечернего сна.
Крепкотелые старики, занявшие все просторные кабинеты, обменивались друг с другом мнениями и секретаршами, беседовали с журналистами о небывалом расцвете демократии, пожимали руки прогрессивной общественности, в общем руководили и направляли, руководили и направляли. К вечеру они отбудут в засекреченных направлениях, оставив в кабинетах лишь ненавидящих людей казенных псов да вечно бодрствующую электронику.
Гениальные музыканты, предвкушая вечерние овации, отрабатывали проверенные веками произведения.
Миллионы рабочих муравьев суетились у конвейеров, сжигая скудные человеческие силы на алтаре общественных потребностей. Для их измотанных душ были приготовлены семейные склоки и завораживающее мерцание телемирка.
Промозглые городские подворотни ждали вечерних повелителей.
Места культурного отдыха привычно готовились к безумствам расторможенного разума.
Бетонные глыбы больших домов выплевывали обремененных выполнением долга сотрудников. Там же — в многоэтажных подвалах — слонялись из угла в угол правдолюбцы, с трепетом думая о ночных допросах.
Было как всегда.
Приближались сумерки.
2. Вечер
2.1 кассета из блока «Первый», служебные переговоры по делу «Миссионер», гриф «Совершенно секретно»
— Мой генерал! Свобода — наше знамя!
— Процветание — наша цель! Вольно, пятый.
— Есть важные новости, первый.
— Докладывайте.
— Вчера мы отловили кретина. Им неожиданно оказался…
— Вы полагаете, я забыл вчерашний доклад?
— Виноват… Сегодня наконец заставили его говорить.
— Так. Интересно. Какие меры воздействия применялись?
— Сначала обычный набор в девятой комнате. Результат оказался нулевой.
— Конечно. Обычные методы для кретинов не подходят.
— Да, знаю, но я не мог отказать ребятам.
— Всем известно, что ваши ребята мясники, полковник.
— Мои ребята истинные патриоты. Нужно было дать выход их праведной злости.
— Ясно. Я пошутил, продолжайте доклад.
— Чтобы сломить упрямство этого вонючего бунтаря, мы использовали препарат «Поршень». Сутки кретин сумел продержаться, а после двадцатичасовой инъекции начал бредить.
— Сутки! Железный тип. Как же он бредил?
— В течение долгого времени он повторял одну за другой две фразы. Вот, читаю: «В центрфорварде мое спасение» и «Душа очистится при встрече».
— Полковник, но это какая-то чепуха! Что за центрфорвард! Надо полагать, спортсмен? Странно, спортсмены все отличные парни. Еще душа какая-то… Действительно, бред. Вы видите здесь смысл?
— Мой генерал, поначалу я тоже не понял особой ценности этих фраз, хотя в них и содержались два конструктивных момента: «центрфорвард» и «встреча». Казалось невозможным практическое использование полученных сведений в борьбе с пауками. Слишком мало конкретного.
— Это я и имел в виду.
— Но тут есть один нюанс. Бред кретина не имеет ценности лишь в том случае, если центрфорвард является человеком.
— А кем же еще?
— Я подумал: вдруг под этим словом скрывается что-то другое? Вы поразительно точно отметили корявость фразы, о человеке так не говорят. На всякий случай я решил навести справки, тем более что в моем предположении была единственная надежда на успех. Теперь докладываю вам, мой генерал! В районе центральных трущоб имеется гостиница средней шикарности. Официальное ее название «Возрождение», но однажды в гостинице остановился Серов, и в честь этого события местный сброд стал называть ее «Центрфорвард».
— Да, Коля Серов был отличный футболист… А вы молодец, пятый!
— Всецело ваш, мой генерал!
— Ну-ну. Что предприняли дальше?
— Мы немедленно переключили все посты на контроль радиообстановки в подозреваемом квадрате. И только что получено сообщение: в гостинице «Возрождение» зафиксирован мощный источник помех. Спектр помех соответствует форме номер один. Сомнения отпадают, товарищ генерал, там сидит паук.
— Важнейшая новость! Я распоряжусь о вашем награждении.