Я лишь глазами захлопала: разве двенадцатилетние мальчишки рассуждают о клеточном уровне и произведении на свет здорового потомства?
— Знаешь, почему над тобой смеются? Не потому, что ты коротышка, а потому, что ты всем ботанам ботан!
Оскар нахмурился:
— Я серьезно! Ты только посмотри на нее!
Я посмотрела.
Глаза, кожа и волосы Амелии светлые, как у всех нас: миллионы лет во мраке живем, зачем нам пигментация?! Но Амелию Гаррисон считали воплощением идеала эволюции: ее радужка почти не отличалась от белков, а волосы казались прозрачными. Чтобы подчеркнуть красоту, Амелия каждый вечер втирала в свою гриву блестящий гель, и при любом освещении волосы сияли как звезды. Завистницы болтают, что она искусственно нарастила клыки. Верить или нет, не знаю, но не сомневаюсь: еще год назад зубы Амелии такими длинными и белыми не были.
— Ты просто завидуешь! — Я распахнула дверцу, и лодыжки тотчас ужалил ледяной ветер.
— Не завидую, а жалею! Они ведь даже не понимают, что находятся в полной власти своих желаний и инстинктов. Я лучше парализованным прикинусь, чем буду участвовать в этой мышиной возне!
Понятно, почему Оскар мечтает покрасить волосы в черный, хотя все вокруг осветляются. Его цель — стать белой вороной, а не слиться с толпой, к которой он испытывает зависть и презрение.
— Сделай одолжение, озвучивай свои философские перлы, когда никто не слышит! — взмолилась я, не желая спасать братишку от очередных побоев.
— Считаешь меня идиотом? — Оскар нахмурился, распахнул дверцу и закинул рюкзак за спину. — Не жди меня после уроков, у нас заседание научного клуба!
— Тебя подвезут? — Я захлопнула дверцу и смотрела на брата в опущенное окно.
— Кого-нибудь попрошу.
Я недовольно посмотрела на Оскара и кивнула, прекрасно зная, что подвезет его не одноклассник, а куратор.
— Ладно.
Оскар зашагал к школе, а я подняла с полу свой рюкзак и глянула на заднее сиденье, чтобы проверить, не забыла ли Люси обед. Нет, там валялся лишь мой сотовый. Открыв «раскладушку», я увидела пропущенный звонок: десять минут назад мне звонил Тит. Странно, но звонка я не слышала! Только собралась набрать его номер, как увидела спешащим в мою сторону.
Я захлопнула заднюю дверь ногой, сунула ключи в карман и, бросив рюкзак на обочину дороги, прислонилась к машине.
— Добрый вечер, красавица! — Тит бросил свой рюкзак рядом с моим и наклонился для поцелуя.
Я прижалась к нему и зажмурилась от удовольствия: спереди его теплое тело, сзади холодный металл машины — как здорово! Наши губы встретились, и все остальное отошло на второй план: я наслаждалась его вкусом и игрой его языка.
Клыки Тита скользнули по моей губе, осторожно, чтобы не поцарапать, но достаточно сильно, чтобы намекнуть: я опасен. Возбуждение острой иглой пронзило мое тело и растеклось до кончиков пальцев. Распаляла именно опасность тех клыков, памятников, хм, нашему прошлому.
Поцелуи Тита разжигали инстинкты, которых Оскар не почувствует еще как минимум пару лет. Они будили потребность делать, вернее, позволять Титу делать то, что при сестренке я называла гадким и неприличным.
Приличные люди действительно считают это гадким и неприличным. А мы с Титом неприличные! Мы сгорали от желания, не сдерживаемого ни возрастом, ни отрицательным опытом. Молодость, страсть, ласковые движения его клыков — потребности предков уже не казались такими дикими. Они казались… жутко заманчивыми. Нежность, чувственность, близость — все в одном предельно простом движении. Но пока с соблазнами мы боролись и ограничивались ласками, ведь табу есть табу, и ввели их не просто так. Психопаты вроде Солнечного Садиста превратили употребление свежей крови в символ жестокости, распутства и смерти. Эти уроды весь кайф нам поломали!
Наконец Тит отстранился, и я неохотно выпустила его из объятий.
— Знаешь, я пришел в школу только из-за тебя! — хриплым от желания голосом заявил он, и его рука, лежавшая на моей талии, скользнула вверх…
Я улыбнулась и вернула руку на прежнее место.
— После уроков! — объявила я, схватила ранец и потащила Тита к школе. — Кстати, ты мне звонил? — спросила я, когда он зашагал рядом.
— Ага, сегодня утром, перед тем как лечь спать. Спасибо, что перезвонила! Дело могло быть срочным! — Тит широко ухмыльнулся, показывая, что шутит, и я толкнула его рукой, в которой по-прежнему держала сотовый.
— Да ладно тебе! Я только что увидела пропущенный звонок! Чего ты хотел?
— Краткое содержание главы пятнадцать, которую по истории задали. — Непослушная белокурая прядь упала Титу на лицо, и он невинно захлопал ресницами.
Я закатила глаза: знает ведь, засранец, что я отличница и постоянно учу уроки!
— Экономические последствия Второго всемирного конфликта. Примерно то же самое, о чем говорили на вчерашнем уроке.
— Ага, если бы я не спал сладким сном, то, вероятно, понимал бы, о чем речь.
— Вот что значит дни напролет играть в компьютерные игры!
— Сон не так важен, как кажется!
Тит распахнул и придержал входную дверь, а я проскользнула под его рукой и с улыбкой повернулась к нему:
— Зато семестровые отметки точно важны!
Остаток ночи прошел неинтересно, даже скучно, и, когда прозвенел звонок с последнего урока, мне отчаянно хотелось развлечься.
Машины у Тита нет, поэтому я отвезла его домой. Слава богу, его родители возвращаются лишь на заре! Моя рубашка упала на пол через минуту после того, как закрылась дверь. Джинсы продержались до коридора, лифчик я бросила на комод в шаге от кровати Тита, телефон — на тумбочку. Все, можно оборачиваться и смотреть!
Тит не раздевался, ведь я люблю раздевать его сама, словно разворачиваю очень вкусный и аппетитный подарок. С оберткой никогда не церемонюсь — сдираю, и все!
Мы упали на кровать, я опустила голову на мягкую, сладко пахнущую шампунем подушку, и Тит впился в мои губы поцелуем. Одной рукой он придерживал себя, другой шарил по моему телу с возмутительным самообладанием.
Мое терпение было на исходе, пальцы подгоняли Тита: скорее, скорее! Мои губы впивались в него, язык скользил по его клыкам. Требовалось одно резкое движение, одна царапина, для прелюдии хватит одной капельки крови…
Тит отстранился; в светлых, почти белых глазах полыхала с трудом сдерживаемая страсть.
— Уверена, что хочешь?
Этот вопрос Тит уже задавал — он же парень! — но в такой ситуации никогда. Разумеется, прежде я никогда его так не провоцировала.
Я серьезно задумалась. С одной стороны, мне хотелось, очень хотелось. В школе болтали, что какие-то старшеклассницы это пробовали. Мол, одна-единственная капелька крови превращает заурядный секс в сверхъестественный. Если такое происходит с обычными любовниками, что станет с нами? Обычными нас при всем желании не назовешь!
Нет, если серьезно, то, наверное, не смогу. Кровопускание — это здорово, это возбуждает, но отчасти потому, что это запрещено, и запрещено не случайно.
Я покачала головой, и Тит улыбнулся. Он был согласен ждать, потому что каждое «нет» считал временным, и я никогда не спорила. Поживем — увидим.
Тит снова поцеловал меня, исследуя мой рот с удвоенной энергией, словно показывал, что не расстроен моим решением. Он накрыл меня собой, и я провела пальчиком по его спине, почувствовав, как напрягаются и расслабляются стальные мышцы. Мои ноги раздвинулись сами и обвили его крепкие бедра.
Я закрыла глаза, и Тит вошел в меня. Этот момент еще не приелся, и я искренне считала его чудом. Мы двигались навстречу друг другу, и я думала: «Господи, пусть секс всегда кажется чудом. Пусть рядом со мной всегда будет Тит!»
Урча от удовольствия, Тит отстранился, но через секунду снова вошел в меня во всю длину. Он двигался так ритмично, что я…
На тумбочке застрекотал мой сотовый.
— Плюнь на него, Кез! — умоляюще проговорил Тит, отстранившись в очередной раз.
— Не могу! — Я потянулась за сотовым, а Тит с глухим стоном скатился с меня и лег на бок.
— Извини, наверное, Оскару не с кем ехать домой! — Я отыскала новое сообщение и поднесла сотовый к уху, страшно распаленная тем, что Тит до сих пор внутри меня. Банальное прослушивание голосовой почты превратилось в нечто замечательное.
Сообщение оставила мама. Почему-то казалось, что она оставила его не только что, а несколько часов назад.
«Кезья, сегодня утром у меня собрание. Пожалуйста, забери Люси из школы. Люблю тебя, милая, заранее спасибо!»
— Черт подери! — Я оттолкнула Тита куда грубее, чем сама хотела, и, увидев его обиженное лицо, поморщилась. — Извини, мне нужно бежать!
В начальной школе уроки заканчиваются раньше, чем в средней, к Титу мы приехали как минимум пятнадцать минут назад, значит… Значит, Люси ждет уже почти полчаса и наверняка решила, что ее забыли.
— В чем дело? — спросил Тит, рывком притягивая меня к себе.
— Я должна забрать сестренку из школы и уже опаздываю.
На его лице читалось такое явное разочарование, что моя самооценка вознеслась до небес. Я улыбнулась, желая хоть немного подсластить горькую пилюлю.
— Прости, пожалуйста! — Я натянула брошенные у двери сапоги и схватила ключи. — Слушай, моя мама раньше ужина домой не вернется. Давай встретимся у меня минут через двадцать, и я попрошу Оскара присмотреть за Люси.
Тит неохотно кивнул. По дороге к двери я чмокнула его в щеку и понеслась к машине, ловко огибая черные зеркала замерзших луж. Мой драндулет недовольно закряхтел, когда я дала задний ход и нажала на газ.
Пешеходный переход напротив спортклуба во тьме едва просматривался, и я промчалась через него, чудом не задев девушку в пуховике и джинсах-скинни. Девушка зашипела и оскалилась, а я тихо ругнула свой дешевый сотовый.
«Если бы папа не слинял, мы не покупали бы такое дерьмо!»
Я не боялась, что Люси потеряется. Ее школа лишь в четырех кварталах от нашего дома, и вот уже полтора года мы ежедневно возим ее одной дорогой. Просто стоял дикий холод, а Люси частенько забывает застегнуть куртку. Если она заболеет, мама возьмет больничный, чтобы за ней ухаживать, а значит, в следующем месяце получит меньшее жалованье.
Тем не менее наши финансовые проблемы заслонялись опасениями пострашнее. Вдруг случится что-то ужасное? Шестилетней девочке нельзя разгуливать по городу в одиночку, даже по знакомому району. Как-никак, по улицам рыщет психопат, который высасывает у детей кровь и бросает их умирать на солнце.
Захотелось прибавить газу, хоть я и убеждала себя, что все в порядке. Разве учительница отпустит Люси домой одну?
По пути в начальную школу я дважды проехала на красный и один раз на желтый, а когда оказалась на месте, под ложечкой засосало так, что страх превратился в панику. Стоянка примыкала к заднему фасаду школы, именно там дети обычно ждут родителей — выстраиваются в ряд и под надзором учителей высматривают знакомую машину.
На сей раз ни очереди машин, ни детишек на тротуаре я не увидела, лишь учительницу, наблюдающую, как десяток малышей сражаются за напичканный светодиодами баскетбольный мяч.
На малышей я едва взглянула. Баскетбольная площадка прекрасно освещена, и я сразу поняла: Люси среди играющих нет. Во-первых, я одевала ее сама, а в главных, Люси ненавидит баскетбол.
Ключи громко звякнули — я вырвала их из зажигания и сунула в карман, потом захлопнула дверцу, запахнула куртку на груди и по замерзшему газону рванула к черному ходу.
Коридор напоминал лабиринт, утыканный дверьми, возле которых на стенах висели детские рисунки. Пахло антисептиком: в отсутствие детей уборщицы наводили чистоту. Огромным усилием воли я сдержалась, чтобы не помчаться через школу во весь опор. Я пошла быстрым шагом — сапоги скрипели по полу, сердце неслось бешеным галопом.
Я понимала: с Люси почти наверняка все в порядке. Небось сидит в приемной директора, грызет крекеры, или что там у них припасено, и раскраску раскрашивает. Увидит меня, бросится на руки и заноет: мол, ждать пришлось… Но мы еще не встретились, и мое сердце все сильнее сжимали ледяные клешни страха.
Что-то случилось, интуиция подсказывала: что-то случилось.
Я свернула за угол, и впереди наконец показалась приемная директора с закрытыми белыми мини-жалюзи окнами. Последние восемь футов я пробежала бегом и распахнула дверь куда резче, чем хотела.
Все присутствующие разом повернулись ко мне. Между высоким картотечным шкафом и окном, выходящим на стоянку, стояли две секретарши; в углу молодая практикантка делала копии на старом дребезжащем ксероксе. Где же моя сестра? Где шестилетняя девочка с белыми кудрями? Детская скамеечка напротив ксерокса пустовала.
— Люсинда Картрайт, — прохрипела я, задыхаясь от напряжения, которое почувствовала лишь сейчас. — Где Люсинда Картрайт?
— Она… — Секретарь повернулась к практикантке, которая выравнивала большую стопку бумаги и в ответ на вопрос пожала плечами, затем ко мне. — Ее забрали, как и всех детей, кроме тех, кто остался в группе продленного дня. Эти сейчас на улице играют в баскетбол.
Черт подери! Кровь застыла в жилах: боялась я не напрасно, интуиция не подвела!
— Кто ее забрал и куда? — Я хлопнула ладонями по шкафу, смяв список волонтеров.
— Не знаю… — промямлила та же секретарша и взглянула на практикантку, которую, судя по беджу, звали Синтия.
Синтия откашлялась и растянула губы в обаятельной улыбке, продемонстрировав изящные белые клыки. Вероятно, такая улыбка успокаивает расшалившихся малышей и неугомонных родителей, но я не из тех и не из других, и я плевать на нее хотела.
— Ее, как и остальных детей, забрали минут пятнадцать назад, — сказала Синтия, протянув указательный пальчик к зеленой кнопке ксерокса.
— Кто забрал? — не унималась я.
— Я не видела, — пожала плечами Синтия. — Но она ушла не последней.
Я стиснула кулаки и бросилась в атаку:
— Иными словами, вы не знаете, что случилось с шестилетним ребенком, оставленным на ваше попечение? — Синтия открыла рот, но ответить я ей не дала. — Вариантов два: вы отпустили Люси одну либо с человеком, у которого нет права ее забирать. Такое право есть только у меня и моей матери, а она недавно позвонила мне и попросила заехать в школу. В последний раз спрашиваю: где моя сестра?
— Не знаю, — наконец призналась Синтия, забыв о ксероксе.
Черт подери! Я повернулась к секретаршам и оскалила клыки, — надеюсь, вышло угрожающе.
— Звоните в полицию! — Никто не пошевелился, и я снова хлопнула ладонями по шкафу. — Сейчас же!
Секретарши подскочили, одна схватила трубку и стала набирать номер. Я повернулась к практикантке:
— Моя мать работает в крупнейшей юридической фирме штата. Если с моей сестренкой что-то не так, она предъявит иск лично вам. К концу разбирательства вы пожалеете, что родились не на солнечном пляже!
Я с треском захлопнула дверь и снова понеслась по коридору. Удивляла не собственная отвага, а вопиющий непрофессионализм учителей. Как можно отпустить шестилетку домой одну?
При лучшем раскладе Люси действительно пошла домой одна — вернувшись, я застану ее перед телевизором уплетающей шоколадный пудинг. Или она еще в пути, и я успею ее перехватить…
Дверью черного хода я хлопнула так, что все детишки с баскетбольной площадки, которых другая практикантка уже собрала, чтобы вести в школу, посмотрели на меня. Лунный свет серебрил лобовое стекло моей машины — единственной на стоянке. Я открыла дверцу, скользнула за руль, дала задний ход и медленно выехала за территорию школы, высматривая одиноко бредущих детей.
Я проехала один квартал на восток, свернула за угол и, включив дальний свет, стала оглядываться по сторонам в поисках Люси. Вот несколько малышей чуть старше моей сестры бредут домой с родителями, братьями или сестрами. Все тепло одеты и скрыты от меня темнотой, разбавленной светом фонарей. Оказавшись в двух кварталах от дома, я обнаружила, что на улице осталась лишь троица, играющая в салки при свете фонариков.
Почему так безлюдно? Неужели местные жители инстинктивно чувствуют беду? От груди напряжение растеклось по рукам и ногам — тело подсказывало: приближается опасность, словно уже занималась заря. Только, если верить часам на приборной панели, еще и трех не было, значит, у меня оставалось почти четыре часа «нормальной» темноты, а потом над городом встанет солнце и разгонит всех по домам.