У Салеха и Даррена схватка с этими каменными пеньками заняла примерно час с небольшим отдыхом. Но дело того стоило, бывший вор не ошибся. Едва последняя тумба была повернута к залу «правильной» стороной, как железная решетка подалась вверх. Подалась медленно, с ржавым скрипом; она словно бы сожалела о победе незваных гостей.
Зал по ту сторону решетки оказался гораздо больше и шире. Едва паломники переступили его порог, как всем четверым в глаза ударил яркий свет факелов на щербатых и позеленевших от времени каменных стенах. Факелы зажглись сами и одновременно, их свет стал сущим испытанием для отвыкших глаз. И все же это испытание оказалось для четырех паломников последним. Действительно последним.
Черное Зеркало ждало их на небольшом возвышении, к которому вели две широченные ступени. Зеркало оказалось огромным, и вправду черным, кругом, вмурованным в стену и окаймленным золотой рамой. А вот, собственно, «зеркальные» свойства местной святыни оказались довольно сомнительными: примерно как у стоячей воды какого-нибудь озера.
— Ну! — голос Салеха, первым достигшего зеркала, дрожал от волнения, а дыханье сбилось набегу, — что нам делать? Нам, профукавшим…
— Молчи! Смотри! — перебил его Леандор, подошедший следом. И указал на черную гладь Зеркала, на которой невесть откуда возникло что-то вроде клубов белого дыма или клочьев пены. Завидев их, ускорили шаг и быстро преодолели остаток расстояния до Черного Зеркала и Даррен с Ирайей.
А белые клочья или клубы тем временем обретали форму… форму букв. Местной письменности, отличавшейся от принятой в других людских землях большей извилистостью и почти полным отсутствием угловатости. На счастье, Салеху такое письмо было знакомо.
— Вер-нуть-ся, — прочел бывший вор медленно, по слогам, когда надпись приобрела некоторую четкость, — к ар-хи-ма-гу… Вернуться к Архимагу!
Последнюю фразу он уже не проговорил — выкрикнул, когда до него дошел ее отнюдь не приятный смысл. Спутники Салеха недоуменно переглянулись — столь же раздосадованные и разочарованные. А на Черном Зеркале белые хлопья сложили уже следующую надпись.
«Всем четверым».
— Врешь! — Салех, взбешенный осознанием напрасно пройденного пути, со всей силы врезал кулаком по черной глади. Та исказилась, как поверхность воды, по которой пошли круги от брошенного камня; исказилась — а потом просто исчезла, растаяла в воздухе. Мгновение спустя на месте черного круга зиял круглый же проем; за ним виднелись ступеньки, ведущие вверх.
Так Черное Зеркало словно давало понять бестолковым смертным: разговор окончен, ступайте с миром, а меня больше не тревожьте. Вступать в диспуты древняя святыня не собиралась, так что четырем паломникам оставалось только одно — покинуть Храм. По открывшейся лестнице, которая, как и ожидалось, вела к еще одной двустворчатой двери. Та уже отворялась навстречу незадачливой четверке, пуская внутрь свежий воздух вечерней пустыни.
Снаружи их уже ждали; точнее сказать, ждал. Архимаг. В неизменном оранжевом халате и своеобразном, оранжевом же, головном уборе — напоминающем полотенце, обмотанное вокруг головы. Главный волшебник Рах-Наваза был один, его не сопровождали ни отряды вооруженных големов, ни другие маги. Однако и сам по себе этот старик являл собой немаленькую силу. И такую же опасность — для тех, кто попытался бы ему воспрепятствовать.
Архимаг стоял в некотором отдалении от выхода, а когда заметил четверку беглецов, двинулся им навстречу. Причем двинулся отнюдь не пешком, а скользя по воздуху; паря над землей на высоте чуть больше фута.
— Ты! — гневно воскликнул Салех, тыча пальцем в сторону волшебника, — это ты все подстроил! Подал дело так, как будто нам Зеркало сказало… Это ты его?..
— Детская горячность и такое же простодушие, — молвил Архимаг с улыбкой, — только… увы, должен вас разочаровать. Против этого Храма вся наша магия бессильна. Даже Аббис Лан Наир со своим неудачным опытом… забыли? Даже он не нанес Черному Зеркалу ни малейшего вреда. Храм стоял тысячи лет до него — и еще простоит столько же… я надеюсь.
Его визави опешили — не зная, что ответить и вроде бы соглашаясь. Все, кроме Ирайи, которая вообще-то не склонна была верить словам врага.
— Тогда что здесь делаете вы? — спросила она недоверчиво, — ведь не станет же могучий Архимаг утверждать, что просто проходил мимо.
— Не стану, — Архимаг кивнул, — и даже больше скажу: я знал, что вы пойдете именно к Храму Черного Зеркала. И каким будет его ответ — мне тоже нетрудно было догадаться. Но вы-то… вы прямо как дети! Просто не можете без подсказок высшей силы. Вот поэтому я решил дать вам такую возможность. Получить эту подсказку.
— Но это… это же глупо! — воскликнул Салех дрогнувшим голосом, — какой смысл возвращаться туда, откуда еле-еле удалось сбежать?
— Напротив, — парировал Архимаг, — глупо было как раз убегать. Не понимая, что помочь вам при нынешнем раскладе способен только я. Ну а больше-то кто — если подумать?
— Помочь? — усмехнулся Салех, — моему брату вы уже… помогли.
— Если вы об этом, тогда не беспокойтесь, — спокойно проговорил Архимаг, — ни бросать вас в подвал, ни, тем более, пытать… просто нет сейчас никакого смысла. После того, что произошло в порту. Расклад изменился… и теперь, ребята, нравится вам или нет — но мы с вами оказались в одной лодке. И не должны допустить, чтобы она затонула.
Незадачливые беглецы молчали и переглядывались — словно определяясь. А Архимаг тем временем прибег к последнему и, как оказалось, решающему аргументу.
— Кто-нибудь, — заговорил он медленно, давая собеседникам вникнуть в свои слова, — заметил ли кто-нибудь из вас в себе… или в ком-то из ваших товарищей по несчастью — нечто странное? В последнее время?
Этот вопрос сразу угодил в яблочко — точно стрела умелого лучника. Салех сразу же припомнил тот удар кулаком, что снес голову мертвяку. А Ирайа отнесла к «странному» собственный же крик, обративший големов Рах-Наваза в груду ржавого железа. Причем, обративший неожиданно для нее самой, что девушка-Лаин не преминула подчеркнуть.
А затем… затем и Архимаг, и его собеседники почувствовали новую странность. Словно ветром откуда-то принесло скверный запах… а также еще целый букет неприятных ощущений: от смутного беспокойства до раздражения и острого желания покинуть это место. Хуже всех пришлось Ирайе: она зашаталась и едва не упала в обморок… хорошо хоть Даррен подоспел вовремя и сумел подхватить ее.
— Неужели еще и Тьма пожаловала? — ни к кому не обращаясь, сам у себя вслух спросил Архимаг, — не ожидал… даже я.
Немного помолчав, старик продолжил — обращаясь уже к Даррену, Салеху и Леандору:
— Вот так-то… ребята. И все это только начало. Но я оставляю вам выбор. Вы можете развернуться и уйти… ошибочно полагая, что разобраться со всем этим вам поможет кто-то другой, кроме меня. А можете…
И, не договаривая, Архимаг сделал знакомый уже Леандору и Ирайе жест рукой. Прямо в воздухе вспыхнуло сияние магического проема.
Глава третья
Клан готовился к ритуалу Зова Тьмы впопыхах, гонимый одной лишь волей предводителя. Никто и не пытался отмерить не то что семь, но даже одного раза. Никто не представлял, чем обернется для клана небывалое ранее напряжение сил. Ритуал Зова Тьмы кланом Морандора проводился впервые… да и за всю историю Темных Эльфов к этому ритуалу обращались чуть более десятка раз. Было очевидно, что Зов Тьмы опасен, причем опасен в первую очередь тем, кто его проводит. Но несмотря на все это никто даже не пытался противиться безумной идее Морандора.
Безумие… Это самое удачное слово, дабы описать теперешнее поведение предводителя. Безумие и одержимость, все еще прячущиеся под масками мудрости и расчетливости. Ума Мудрейшему действительно было не занимать; другое дело, что весь этот ум без остатка был положен на алтарь совершенно бредовых замыслов.
Будь Морандор рхаваном, соплеменники давно бы сочли его умалишенным. Живи такой в деревне, век бы пришлось бедняге сносить насмешки соседей и односельчан. В крупном городе, вроде Грейпорта, столь одержимые личности очень скоро оказывались в тюрьме, изгонялись за городские стены, а то и вовсе сжигались на площади на потеху толпе.
Но увы: Морандор был Темным Эльфом и, более того — предводителем клана. Так что по крайней мере внутри этого клана никто ему возражать не смел. Не принято у Лаин ничего подобного, особенно у Лаин из столь сплоченного клана.
На площадке для ритуала было непривычно тесно. Грудой лежали рабы, от покупки которых казна клана похудела в несколько раз. Рядом с грудой этих стонущих и слабо шевелящихся тел стоял сам предводитель; его обступили, стараясь образовать круг, почти все воины клана. И еще один круг, внешний, образовывали чародеи во главе с Лийнарой.
В воздухе подземелья, и без того не бывавшем свежим, повисло волнительное напряжение. Нечто подобное испытывает разве что приговоренный к смерти — когда возвращается в камеру и отбывает последнюю ночь перед исполнением приговора.
Морандор чувствовал это и понимал. И попытался снять хотя бы толику этого напряжения — как мог.
— Не надо бояться! — воскликнул он зычным голосом, — бояться нам нечего! Мы, Лаин, истинные потомки Перворожденных… нам неведомы эти постыдные чувства. Да, нас можно убить — но никто не заставит нас пасть ниц. Никто нас не запугает! Никто! Да здравствуют Лаин! Да восстанет Сангранол! Да будет… Сердце Таэраны… на-шим!
И ритуал пошел; пошел стремительно и неумолимо, рванулся вперед, как изрядно подстегнутая лошадь. Засверкала сталь; рабы один за другим огласили подземелье своими последними криками. Лилась кровь — и кровь не одних только жертвенных рхаванов. Нет: свою, хоть и малую, лепту внесли и воины Лаин; всего же одна капля крови Перворожденного считалась дороже, чем жизнь любого рхавана.
Закружились в ритуальном танце чародеи; багровое марево вспыхнуло под сводом пещеры и рванулось в сторону Морандора. Оно густело и темнело налету… пока наконец не обратилось в абсолютную даже не темноту — Черноту. Черноту, настолько явственную, что ее было заметно даже на фоне темноты подземелья.
Слившись с Морандором, объяв его, Чернота резко устремилась вверх.
Мощные потоки Тьмы вырвались из-под земли невидимыми фонтанами. Невидимыми — но такими ощутимыми. Вокруг них засыхала трава, облетали деревья, умирали налитые колосья. Крестьяне с ужасом взирали на загубленный урожай… и в тоже время возжелали как можно скорее уйти от этого места подальше. А следом за травой и колосьями пришел черед и самой земле: она трескалась, источая отвратительный запах тлена.
— Да-а-а! — верещал Морандор, чувствуя, как сила Тьмы пульсирует в нем, пропитывает его, поглощает и растворяет в себе. Предводитель клана никогда не испытывал ничего подобного; даже в самых смелых мыслях он не мог представить себе, чтобы смертельная мука переплеталась с наслаждением, да столь тесно.
Морандора буквально трясло от раздиравшей его боли и от неземного блаженства. В этом дикой смеси тонули все прочие мысли и чувства. Предводитель клана кричал все громче, и все сильнее сжимались его пальцы — словно пытаясь ухватить воздух. Внешний мир перестал интересовать Морандора, перестал даже замечаться им; предводитель клана не знал, что примерно то же самое испытывают сейчас и другие участники ритуала. Он просто… забыл в тот момент о существовании кого-то еще.
Волна Тьмы рвалась на запад — пробиваясь через защитные барьеры чародеев Хвиэля. Для нескольких из этих чародеев сегодняшний день обещал стать последним. Да что там: сам король Сириний едва не лишился чувств, когда волна Тьмы проходила слишком близко от него.
Морандора больше не было на ритуальной площадке… и во всем родном подземелье — тоже. Предводитель клана стал частью потока Тьмы; потока, что смог пробиться даже сквозь Золотой Лес и теперь предпринял последний рывок — через пустыню, прямиком к Ирайе.
Морандор увидел наконец свою посланницу, смог встретиться с нею посреди бурлящего котла Тьмы. Вот только то, что он увидел, не обрадовало и не обнадежило его. Ирайа смотрелась в окружении Тьмы как чужеродное тело; ее озаряло яркое, разноцветное сияние. Не Свет, нет… но какая-то сила, столь же враждебная — она словно отгораживала девушку-Лаин. Причем, отгораживала и от чар сородичей тоже.
Предводитель клана видел Ирайу лишь считанные мгновения — но и этого ему хватило, чтобы понять. Все. Нет, его посланницу никто не убил, не пленил и не наложил на нее вредоносных чар. Все обстояло гораздо хуже: произошло то, чего никогда не случалось за историю Темных Эльфов. Не случалось… и, казалось, даже не могло случиться.
Впервые дитя Перворожденного Народа, его Темной ветви… перестала принадлежать Тьме. Вышла из-под ее власти.
…бесчувственное тело жалкого старика — вот все, что осталось от некогда грозного предводителя клана. Одного из сильнейших кланов Лаин во всей Таэране. Рядом, со стонами и судорожными вздохами валялись его сородичи — те, кто покамест мог считаться пережившими ритуал. Лийнаре повезло больше всех: она еще могла двигаться. Она сумела доползти до тела предводителя, распростертого на каменной площадке.
— Мудрейший! — хотела крикнуть, но на деле простонала чародейка. И Морандор обратил на нее свой невидящий уже взор.
Он мог многое сказать — об увиденном, об ужасном смысле оного, о мечте клана… вернее, его мечте, отныне пошедшей прахом. И о том, насколько сожалеет он о своей затее с Зовом Тьмы… как запоздало сожалеет. Многое мог бы сказать Морандор — только не было у него уже сил на это «многое». Всего одно слово успело сорваться с губ Темного Эльфа — но слово это было главным. Самым важным.
— Ха-а-аос-с-с… — и в том была суть всего, им увиденного.
Мерно журчала вода в небольшом фонтане. Вдоль стен, отливающих приятным глазу синеватым блеском, стояли небольшие пальмы. Клумбы, в которых они росли, располагались прямо посреди пола — этой ровной, казавшейся однородной, плиты. Стекла в узких, но тянущихся от пола до потолка, окнах смягчали солнечный свет, делая его приятным и безобидным.
В такой обстановке очень быстро забывались или притуплялись воспоминания о зное пустыни и о жутком месте под названием «Храм Черного Зеркала». И именно этот зал, больше похожий на сад, Архимаг выбрал для разговора, предложенного им четверке незадачливых беглецов. На следующее утро после перемещения оных обратно в Рах-Наваз.
Все пятеро сидели вокруг фонтана на мягких коврах — наслаждаясь прохладой и свежестью. А еще сладчайшими и необычайно сочными фруктами, вазы с которыми появились в зале по одному лишь движению руки хозяина. И все-таки предстоящий разговор не давал никому расслабиться. Ибо он обещал стать чем угодно, но только не милой беседой.
— Итак, — первым решился начать Архимаг, — вы готовы? И ты, дитя мое?
С последней фразой он обратился к Ирайе; та в ответ молча кивнула. От произошедшего у выхода из Храма, от волны Тьмы, едва не лишившей ее сознания, девушка-Лаин вполне успела оправиться за прошедшую ночь.
— Вот и замечательно, — голос Архимага звучал мягко и даже приветливо… но одновременно настойчиво, — хочу, в таком случае, задать вам несколько вопросов. Наводящих. Итак: вы знаете, что именно произошло на днях в нашем порту? Что сделали там вы? И главное: что вынесли из моего дворца?
— Так вы и сами знаете, — вздохнул Салех, — я… да, я украл у вас Сердце Таэраны, попытался вывезти его из Рах-Наваза по морю… но эти… которые сейчас со мной, помешали. Ведь говорил им: руками не трогать. А они потрогали… да что там: я и сам потрогал, пытаясь им воспрепятствовать. И теперь столь ценный груз, как это ваше Сердце — уничтожен.
— Допустим, — сказал на это Архимаг, слегка усмехнувшись, — тогда скажите, кто-нибудь из вас знает, что это такое — Сердце Таэраны? Откуда оно взялось и для чего нужно? Не просто же так на него охотятся.
— Сердце Таэраны… изначальная сущность, — по памяти процитировал слова провидицы Леандор, — древнее, чем весь наш мир. Источник силы… заключенный в металлическую скорлупу, изготовленную…
— Ладно, хватит, — небрежно перебил Архимаг, — вот за это я и не люблю всякие пророчества с легендами. За бессвязность. И за то, что они сами же себе про-ти-во-ре-чат. «Почему жив? Почему мертв?»… И лакуны всякие, недомолвки, путаница: как будто глухой обсуждает со слепым радугу, а мы при этом присутствуем и пытаемся извлечь что-то полезное…