Он повел полицейского в лабораторию. Артур последовал за ними, пылая жаждой реванша. У полицейского такого желания явно не было.
— Лучше угостите его сигаретой,— предложил Пит.— Он их жует. А потом он будет вашим лучшим другом на всю жизнь.
— Нет уж, спасибо, черт побери! — сказал коротенький квадратный полицейский.— Лучше держитесь между этим страшилищем и мной! Разве что Кейси захочет стать его другом...
— У меня нет сигарет,— испуганно сказал Кейси.— А сигара не подойдет?
— Пожалуй, будет слишком крепко с утра пораньше,— рассудил Пит.— Но вы можете попробовать.
Артур прыгнул. Он приземлился в двух шагах от Кейси. Тот протянул ему сигару. Артур обнюхал ее и взял. Он сунул сигару в рот, откусил кусочек.
— Все в порядке! — радостно воскликнул Пит,— Ему понравилось. Пойдемте за мной!
Они подошли к лаборатории, открыли дверь и отшатнулись. Там царил хаос! Демонстратор работал, а Томас, бледный и растерянный, следил за его действием. Демонстратор выбрасывал пачки банкнотов величиной с тюки хлопка. Когда каждый такой тюк появлялся из четвертого измерения, Томас хватал его и передавал очередной Дейзи, которые выстроились в ряд, видимо по принципу старшинства. Но Дейзи все время яростно ругались между собой, потому что одна или другая из них то и дело пыталась сжульничать.
— А это моя невеста,— спокойно сказал Пит.
Однако квадратный полицейский увидел только кипу зелененьких банкнотов, которые появлялись неизвестно откуда. Он выхватил короткоствольный массивный пистолет.
— Значит, у вас там за этой стенкой печатный станок, да? — сказал он угрожающе,— А ну-ка я погляжу!
Он двинулся вперед, как бульдозер, оттолкнул ошалевшего Томаса и взобрался на стеклянный диск толщиною в дюйм. Пит в ужасе бросился к выключателю. Но было уже поздно. Стеклянный диск совершил одну восьмую оборота. Демонстратор восторженно заурчал, и, прежде чем Пит онемевшими пальцами сумел выключить всю систему, на диске стояло двое идентичных полицейских.
Оба полицейских смотрели друг на друга с тупым изумлением, не веря своим глазам. У Кейси волосы встали на голове дыбом. И тут Артур положил ему переднюю лапу на плечо. Артуру понравилась сигара. Дверь в лабораторию осталась открытой. Он и вошел попросить еще одну сигару. Но нервы Кейси не могли больше выдержать. Он дико вскрикнул и бросился прочь, вообразив, что Артур прискакал по его душу. Кейси вломился в тессеракт и безнадежно запутался в его переплетениях.
Артур был очень милым кенгуру, но в то же время очень чувствительным. Вопли и явный страх Кейси весьма огорчили его. Он прыгнул наугад, сбил с ног Пита, который ухватился за выключатель демонстратора и случайно повернул его, и приземлился на диске между двумя ошарашенными копиями коротенького полицейского. Но у обоих была свежа в памяти первая встреча с Артуром, поэтому их словно ветром сдуло, прежде чем диск начал вращаться.
А вот Артур остался. Держась за какой-то рычаг демонстратора, он успел только наподдать ближайшей копии коротенького квадратного человечка, так что тот вылетел за дверь, описав длинную изящную дугу.
Пит в это время боролся с другим дубликатом, который размахивал пистолетом и требовал объяснений охрипшим от возмущения голосом.
Пит пытался растолковать ему феномен четвертого измерения на примере хорошеньких девушек, которые могли бы поскользнуться на банановой кожуре, но полицейский решительно заявил, что все это чушь собачья. И тут же завопил охрипшим голосом, когда еще один Артур спрыгнул с вращающегося стеклянного диска, а за ним появились на сцене третий, четвертый, пятый, шестой и седьмой Артуры.
Полицейский орал на Пита, пока отчаянный визг всех Дейзи не заставил его обернуться: лаборатория была полна пятифутовых Артуров, которые все с радостным изумлением знакомились друг с другом, то есть с самим собой и выражали искреннее желание наконец-то поиграть в свои кенгуровые игры.
Артур был единственным существом, обрадованным этим поворотом событий. До сих пор ему приходилось довольствоваться в основном своим собственным обществом. А теперь вдруг такая многочисленная и шикарная компания! Из единственного однополого кенгуру Артур превратился в целое стадо! И, забыв от счастья всякие приличия, Артуры принялись играть в своего рода веселую кенгуриную чехарду, опрокидывая все, что можно было опрокинуть в лаборатории.
Полицейский упал на четвереньки и сразу стал главным участником этой беспорядочной чехарды: все Артуры с восторгом прыгали через него. Дейзи вопили от ярости. А Артуры выбирали все новые точки опоры для своих прыжков, пока один из них не вздумал перепрыгнуть через двигатель демонстратора. Когда Артур оттолкнулся от него, сложнейший механизм яростно заскрипел и ударил током. Артур в ужасе бросился вон через окно, и все остальные Артуры помчались за ним, полагая, что все это — забавнейшая игра!
Через секунду в лаборатории не было ни одного Артура. Но демонстратор издавал какие-то странные мучительные звуки. Кейси как застрял, так и остался в решетке тессеракта, сквозь которую смотрел на мир с выражением узника в камере смертников. В лаборатории оставался только один из двух коротеньких полицейских. Но этот лежал без сознания. А все Дейзи были настолько разъярены, что ни одна из шести не могла произнести ни звука. Один лишь Пит оставался в здравом уме и в меланхолическом спокойствии.
— Ну что ж,— сказал он философским тоном,— дела вроде улаживаются. Но с демонстратором что-то случилось.
— Сожалею, сэр,— проговорил Томас загробным тоном,— но я ничего не смыслю в механике.
Одна из Дейзи сердито сказала другой Дейзи:
— Ну и нахалка же ты! Эти деньги вон там мои!
Обе бросились на стеклянный диск. Три других Дейзи, возмущенно протестуя, кинулись за ними. А шестая, и Питу показалось, что это была настоящая Дейзи, принялась быстренько хватать доллары из кучек банкнотов, которые успели собрать остальные.
И тут демонстратор издал странный звук. Пит с отчаянием бросился осматривать рычаги. Он нашел то место, куда прыгнул один из Артуров, увидел отключенный рычаг, который, видимо, управлял скоростью демонстратора, и наугад повернул его в другую сторону. Демонстратор облегченно загудел и защелкал. И только тогда Пит с ужасом увидел, что пять Дейзи все еще ругались и дрались на стеклянном диске. Он хотел выключить демонстратор, но было уже поздно.
Пит зажмурился, стараясь изо всех сил сохранить спокойствие, но почувствовал, что волна отчаяния захлестывает его. Он очень, очень любил одну Дейзи. Однако шесть Дейзи было уже чересчур. А теперь, когда их станет одиннадцать, а может быть...
Хриплый голос раздался у него над ухом:
— Ага! Вот где вы прячете печатный станок и всю прочую чертовщину с разными двойными зеркалами — я же не сумасшедший, чтобы видеть своих двойников! Так я сейчас сам пройду через эту потайную дверцу, за которой скрылись эти девки! И если за этой дверцей стоит кое-что незаконное, кое-кто об этом горько пожалеет!..
Дубликат полицейского вспрыгнул на стеклянный диск, необъяснимо пустой. Демонстратор щелкнул. Потом загудел. И диск повернулся, но в другую сторону! Полицейский офицер исчез мгновенно, почти мгновенно. Он появился из прошлого совершенно случайно и вернулся в прошлое таким же путем. Потому что один из Артуров случайно передвинул рычаг демонстратора в нейтральное положение, а Пит по неосторожности перевел его на обратный ход. Пит сообразил, куда подевался лишний полицейский, сообразил, куда делись все лишние Дейзи, а заодно весьма стеснявшие его кипы банкнотов. И вздохнул с великим облегчением.
Однако Кейси, который только что выбрался из переплетений тессеракта, никакого душевного облегчения не испытывал. Он оттолкнул Томаса, который пытался ему помочь, и бросился к джипу. И здесь увидел своего коллегу, с ужасом взирающего на девятнадцать Артуров, которые самозабвенно играли в чехарду, прыгая через все машины во дворе. После долгих объяснений полицейские еще больше огорчились и поспешили уехать на своем слегка помятом джипе. Пит проводил их до ворот.
— Я полагаю, они вряд ли вернутся, сэр,— с надеждой сказал Томас.
— Я тоже так думаю,— сказал Пит не с надеждой, а с полной уверенностью. Потом обернулся к оставшейся Дейзи, перепуганной, но все еще охваченной жаждой наживы.— Дорогуша моя,— сказал он ей нежно.— Все эти банкноты, как оказалось, поддельные. Все до одного. Нам придется сунуть их обратно в демонстратор, а мы уж как-нибудь проживем на хлебе и воде.
Дейзи попыталась принять невозмутимый вид, но это ей не удалось.
— Ну и нахал же ты! — сказала она с досадой.
Иная реальность
Если бы Джимми Патгерсон рассказал о случившемся кому-нибудь, кроме Хейнса, невозмутимые люди в белых халатах забрали бы его для психиатрического лечения, которое, безусловно, дало бы положительный эффект. Ему вернули бы рассудок, в результате чего он мог бы умереть. Поэтому, с точки зрения тех, кто хорошо относился к Джимми и Джейн, очень удачно, что все получилось так, как оно получилось. Что касается фактов, то они кажутся совершенно невероятными, хотя и весьма убедительными.
Хейнсу, однако, очень хотелось бы знать, почему все это произошло с Джимми и Джейн, а не с кем-нибудь еще. В подобных случаях должна существовать какая-то особенная причина, но тут даже малейшего намека на что-либо подобное не было.
Все началось примерно через три месяца после гибели Джейн в той нелепой автокатастрофе. Джимми тяжело переживал ее смерть. Казалось, что тот вечер ничем не отличался от всех остальных. Он, как обычно, направился домой и, когда подошел к двери, почувствовал, как перехватило у него горло. Знать, что Джейн не ждет его дома, что она ушла навсегда, было невыносимо. Джимми задыхался; подобное ощущение уже стало для него привычным, хотя он упорно не терял надежды, что когда-нибудь с ним справится. Сегодня оно было особенно сильным, и Джимми с отчаянием подумал, сможет ли заснуть ночью, а если сможет, то какие будут ему сниться сны. Иногда он видел во сне Джейн и был счастлив, пока не просыпался, и тогда ему хотелось перерезать себе глотку. Но сегодня он еще не дошел до такого состояния. Еще не дошел.
Как Джимми позднее объяснил Хейнсу, он просто вставил ключ в замок, открыл дверь и шагнул внутрь, но вместо просторной прихожей опять наткнулся на дверь. Тогда он снова рассеянно вставил ключ в замок, повернул его и сделал шаг.
Да-да, именно так все и было. Он пристально посмотрел на дверь, но она выглядела, как обычно. Джимми закрыл ее, но чувствовал он себя как-то странно. Оглядевшись вокруг, он попытался понять, что же, собственно говоря, произошло.
Внезапно он ощутил легкое движение воздуха. Джимми оглянулся. Дверь опять была широко распахнута, и ему снова пришлось закрывать ее.
Лишь эти события отличали тот вечер от всех предыдущих, и у Джимми нет объяснений, почему все произошло, вернее, началось именно тогда, а не в любой другой день. Он лег спать с каким-то гнетущим чувством неуверенности. Он был убежден, что открыл одну и ту же дверь дважды; кроме того, ему пришлось дважды ее закрыть. Он что-то слышал о подобных ощущениях — странных, но, вне всякого сомнения, довольно банальных. Ночью, слава богу, ему ничего не снилось. На следующее утро он проснулся с привычным ощущением скованности во всем теле. Как всегда, перед тем как открыть глаза, утром он напомнил себе, что Джейн уже нет рядом. Он непременно должен был это сделать. Стоило ему забыться — и он с нежностью поворачивался к ней, натыкаясь на пустоту; тогда его пронизывала невыносимая боль при мысли, что Джейн погибла и он никогда ее не увидит.
В это утро Джимми лежал с закрытыми глазами, снова напоминая себе, что Джейн больше нет, но внезапно он понял, что думает про дверь. Он вспомнил, что пнул дверь ногой перед тем, как открыть ее во второй раз; значит, ему вовсе не померещилось, что она была закрыта. Потом... потом он вошел... закрыл дверь... и обнаружил, что она тем не менее по-прежнему открыта. Он ясно припомнил свои действия и был твердо уверен, что нервное расстройство тут ни при чем. И хотя вчерашние события сильно смахивали на обычную игру воображения, рассудок убеждал его, что все произошло именно так, и неважно, какое отношение к реальности имеет случившееся.
Он вышел из дома в мрачном настроении, позавтракал в ресторане и поехал на службу. Работа была для него благословением, потому что позволяла на время забыть о своем горе. Правда, иногда там происходило что-нибудь интересное — нечто способное позабавить Джейн, если бы она об этом услышала. Тогда ему снова приходилось напоминать себе, что он ничего не сможет рассказать Джейн: ее нет, она умерла.
Сегодня он часто вспоминал о двери, а когда шел домой, с тоской подумал, что ему предстоит тяжелая ночь. Он не сможет заснуть, и прошлое будет казаться бесконечно соблазнительным, и боль снова начнет терзать его — боль, которую он испытывал при мысли, что Джейн навсегда покинула его. Дома эта боль мучила его особенно сильно, и Джимми не знал, сможет ли он когда-нибудь избавиться от нее. Да, похоже, сегодняшняя ночь будет просто невыносимой.
Джимми открыл дверь, шагнул через порог и вдруг с грохотом налетел на что-то твердое. Это была дверь! Он постоял неподвижно некоторое время, затем стал ощупью искать замок. Но дверь-то была открыта! Ведь он же открыл ее! Тогда на что же он налетел? Лоб-то у него болел в том самом месте, которым он ударился о дверную створку, хотя дверь вовсе не была закрыта!
Похоже, однако, что он ничего не мог поделать с этой ситуацией. Джимми вошел, повесил пальто и устало опустился в кресло. Набив трубку, он мрачно подумал, что впереди его ждет самая худшая ночь из всех. Он зажег спичку, раскурил трубку и положил спичку в пепельницу: в ней были окурки сигарет, которые обычно покупала Джейн. И к тому же казалось, что они попали сюда совсем недавно. Джимми потрогал окурки пальцем — самые настоящие сигареты. Внезапно его охватила ярость. Вероятно, женщина, приходившая убирать квартиру, имела наглость курить сигареты Джейн. Он вскочил и промчался по дому, пытаясь отыскать еще какие-нибудь следы ее присутствия. И ничего не нашел. Задыхаясь, он вернулся к своему креслу и увидел, что пепельница пуста! Но в доме не было никого, кто мог бы выбросить окурки!
Находится ли он в здравом рассудке? Может быть, он сошел с ума? Странно, но подобная мысль доставила ему какое-то странное удовлетворение. Все эти повторяющиеся нелепые случайности помогали ему бороться с черной депрессией, которая постепенно охватывала его. Он попытался трезво обдумать происходящее, но мысли его так или иначе сходились к предположению, что все это — его фантазии. Тем не менее Джимми упрямо стремился разгадать эту головоломку. Дневные часы, занятые работой, были подарком судьбы. Иногда ему удавалось на целых двадцать минут забыть, что Джейн умерла. А сейчас, вечером, у него тоже нашлось дело. Джимми пытался решить, спятил он окончательно или же с рассудком у него все в порядке. Он подошел к столу, где Джейн обычно хранила счета и тетрадь с заметками о домашних расходах. Он решил, что запишет все на бумагу и методично проверит, сопоставляя факты и анализируя последовательность событий.
Дневник Джейн лежал на столе; между его страничками был заложен карандаш. Он взял тетрадь в руки с необъяснимым чувством ужаса. Когда-нибудь он, возможно, познакомится с этими записями — хроникой из прошлой жизни, которую Джейн никогда не предлагала ему прочесть, но только не сейчас!
Вдруг до него дошло, что дневник не должен тут лежать. Руки у Джимми задрожали, и тетрадь, раскрывшись, упала на стол. Он увидел неровные строчки, написанные угловатым почерком Джейн, и сердце его сжалось. Джимми поспешно отвел глаза и захлопнул дневник. Однако дата, крупно выписанная наверху страницы, отпечаталась у него в памяти.
Минут пять он сидел неподвижно, с окаменевшим лицом и застывшим взглядом.
Прошло немало времени, прежде чем Джимми снова рискнул открыть дневник; теперь у него было готово вполне разумное объяснение. Должно быть, Джейн разметила страницы датами на несколько дней вперед, и, если ей не хватало места под текущей датой, она писала на следующей странице. И оказывалось, что эта запись как бы датирована будущим числом.