Вот блин же.
Нет, лучше всё-таки мужское тело. В нём ты хотя бы знаешь, что тебе можно и нужно делать с каждой его частью и не ждёшь никаких подвохов!
Мало кто верил в то, что Вера не носит контактных линз. Её большие, красивой правильной формы глаза с самого рождения напоминали камень александрит. Даже иногда под прямыми солнечными лучами казались чуть зеленоватыми.
— Мартышка к старости слаба глазами стала, — ироничным, извиняющимся тоном проговорила Вера, разгибая дужки изящных узеньких очков для чтения.
— А у людей она слыхала, — задумчиво подхватила собеседница, — что это зло еще не так большой руки: лишь стоит завести Очки.
— О, вы тоже знаете эту басню?
— Ты.
— О, право, мне так неловко, Ариадна…
— Ну я же тебя на ты называю.
— А я тебя тоже стараюсь, — несмело улыбнулась Вера.
Во что она никогда не верила, так это в мистику, во всех этих магов, колдунов, бабок-угадок и прочих, прочих, прочих. А тут появилась Ариадна и поставила весь её мир с ног на голову.
Если ещё можно было предположить, что она просто нехило подготовилась, разузнав заранее, сколько и каких жён у охранников, кто из сотрудниц и кого родил за последний год, сколько было мужей у самой Веры, то… откуда эта женщина могла узнать те вещи, о которых Вера не рассказывала даже матери? Она делилась этим только с подругами, вернее, с одной подругой, с Викой! Но Вика погибла в автокатастрофе.
Значит… получается, что всё-таки есть какая-то связь с загробным миром? Значит, эта женщина действительно способна выходить на контакт с душами умерших?
Никому, кроме Вики, Вера не говорила, что хочет усыновить ребёнка.
Маленькую девочку.
Маленькую, весёлую, бойкую! Или тихую и спокойную… грустную. Чтобы научить её радостно смеяться. И чтобы называла мамой. И…
С фотографии смотрел мальчик.
Яркие синие глаза, светло-светло-русые, выгоревшие в белизну волосы. И улыбка. Такая, словно уже готов спросить: ты моя мама?
— Да, — скала Вера, ещё прежде, чем успела представить себе до конца, как Алёшенька задаёт ей этот вопрос.
Алёшенька…
— Я… я готова, — сказала она, поднимая взгляд на Ариадну. — Что-то не так?
По смуглым щекам Токмаковой медленно ползли слёзы.
— Всё так, — хрипло выговорила она. — Ты даже представить себе не можешь, насколько всё — так. Поехали. Тебе долго собираться?
— Что ты, нет! Ой… сегодня встреча с поставщиками…
— Оставь за себя Эллу.
— Что?! — опешила Вера. — Прости… я всё время забываю, что ты… э-э… разговаривала… ну… с Викой. Вы же, наверное, долго говорили, да? И она всё тебе рассказала?
— Ага, — кивнула Ариадна. — Ты даже представить себе не можешь, как долго…
Вика определилась с желанием.
Она страстно хотела, чтоб Вера узнала её.
Вера всегда была доброй и отзывчивой, и, может быть, если б Ариадна Токмакова рассказала ей трогательную сказку про то, как нашла где-то рекламу её салона и решила приехать, а на вокзале какие-то подонки выкрали кошелёк, и теперь ей негде ночевать — может быть, она предложила бы бедной несчастной женщине переночевать у себя. Но Балабанова никогда не верила ни в какие полтергейсты, шаманизмы, эзотеризмы и тому подобную "ересь", как она это всё называла. Вика сначала спланировала втереться в доверие и отыграть роль предсказательницы, наплести, что видела в недрах своего хрустального шара будущее Веры Дмитриевны и, раз уж её приютили, то просто обязана поведать о нём. Но, пока ждала в приёмной, опомнилась. Более лёгкого способа провалить дело сложно было придумать. Но, с другой-то стороны, не получалось изобрести вообще никакого — чтобы рассказать Вере про Алёшу.
И Вику посетило наитие. Она решила сообщить, что с ней вступают в контакт души усопших. Это всё равно был определённого рода риск, выдавать себя за медиума, но в рукаве таился козырной туз: Балабанова никому и никогда не рассказывала, что хочет усыновить ребёнка. Правда, хотела Вера девочку, и у Вики внутри всё изморозью покрылось, пока она медленно тянула руку с фотографией, пока подруга надевала очки, пока всматривалась в не слишком удачный, не совсем чёткий снимок.
Если бы Вика не отдала своего малыша в детский дом.
Если бы Вике хватило смелости забрать его.
Если бы Вика не была такой дурой…
— Вика…
Она вздрогнула и рывком обернулась к подруге.
Узнала!
Вера узнала её!
— Вика была… замечательным человеком.
Волна счастья откатилась, не добрызнув ни капли на раскалённую Викину душу.
"Ариадна" глухо застонала, упираясь лбом в сжатый кулак.
— Да. Вика была… замечательным человеком. И очень тебя любила, Вера. И любит до сих пор. И жалеет, что так редко тебе говорила об этом. И вообще, много о чём жалеет… и прожила бы всю свою жизнь иначе, выдайся шанс. Но не жалеет и никогда не пожалеет, что дружила с тобой. Ты тоже замечательный человек, Вера.
Вика буквально чувствовала, как осыпается под ногами песок, увлекая в лавину то ли признания — Вера! Это же я! — то ли беспамятства, так сильно сжимала виски боль.
Назвать её "адской" язык не поворачивался даже мысленно: слишком уж реальными оказались все те вещи, в существование которых никогда не верили три подруги, студентки ГИТИСа.
— Вам… тебе нехорошо? — участливо потянулась к Токмаковой-Ермолаевой Вера.
— Да нет… всё в порядке, — вздохнула Вика.
Конечно, в порядке. Что может случиться с человеком, который и без того уже умер?
Вера металась по квартире, хватала одно, другое, переносила с места на место … Вика наблюдала со стороны, не вмешиваясь. Такси уже стояло у подъезда, и надо было поторопиться, но…
Не вмешиваться. Балабанова из тех, кто при подстёгивании только замедляется.
Итак, до Омска лететь не более трёх часов. Значит, есть шанс уже к вечеру встретиться с Артуром и Серёгой, узнать, как дела у них — и продумать детальный план дальнейшего освобождения Алёши от флауэрских захватчиков. У них будут целых пять дней на всё про всё…
Наконец, Вера собралась.
— Я готова, — сообщила она с тем особым выражением на лице, с каким выходила встречать злостных конкурентов.
— Тогда в Домодедово, мы должны успеть на самолёт…
— О нет! — позеленела и пошатнулась Вера. — Мне нельзя самолётом!
Вика застонала.
Она совсем забыла: Вера не летает! Она от поездки в Нью-Йорк отказалась, потому что через Атлантику поезда не ходят!
Что делать? Как быть? Ведь Вика влезла в Интернет и заказала билеты на рейс Москва-Омск от "эйерлайна"!
— Ариадна, я уже заказала нам билеты, нам на Ярославский вокзал, поезд Москва-Чита, ехать будет без одного часа двое суток…
Шустро, однако! Вика закрыла лицо ладонями и по стенке сползла на пол.
…и останется у них три дня на всё про всё. И то при условии, что Артур и Серёга будут делать хоть что-то там, в Ухтомске, уже сейчас.
— Ряд колдобин от города к городу называют красиво — дорогою! — щедрым жестом обводя окрестности, процитировал телек Серёга.
Артур поморщился:
— Где ты видишь тут — город?
— Ну а это чего? Не город тебе, что ли?
В уютной ложбинке между холмами как стайка мухоморов сгрудились кирпичные домики, окружённые буйными садами частных домов. Чуть поодаль, на склоне, выстроились в ряд бледные поганки блочных девятиэтажек. Целых пять!
Вот она, Россия-матушка, во всей её красе.
Мужчины — вернее, супруги Миллер — поочерёдно вздыхали.
Водитель-азиат высадил их на каком-то перекрёстке, где местами заасфальтированные колдобины под косым углом пересекались с колдобинами грунтовыми, пробурчал что-то вроде "гаситиница тута" и со всей доступной на такой дороге скоростью рванул назад в Омск.
— Ну и где она "тута"? — возмущённым сопрано ехидно пропел Артур-Вирджиния.
— А я её, кажется, вижу, — мрачным тенором отозвался Серёга.
Проследив за перстом указующим, Артур от души хлопнул себя по лбу и сел на свой чемодан.
Прямо перед ними стоял приземистый одно-двухэтажный домик, дощатый, серый, с просевшей односкатной крышей — это из-за неё слева в домике было два этажа, а справа всего один. По центру над узкой покосившейся дверью, выкрашенной свежей зелёной краской, висела аккуратно прокрашенная всё той же краской вывеска: "ГОСТИницца".
— Это они чё, себя под Ниццу, что ли, маскируют? — со скрипом почесал затылок Серёга.
— Угу. Дорогие гости, на самом деле тут не Ницца, но, согласитесь, местами похоже.
— Пошли, что ль, заселяться?
— Угу… — внезапная мысль подкинула Артура аж на полметра в воздух. — Стоп! Мы можем читать по-английски!
Серёга умилённо сложил руки перед грудью:
— Какое шикарное открытие! Мне кажется, или это из-за него мы улетели в кювет?
— Нет! Серёг! Вспомни! На каком языке мы с тобой говорили про конезавод?!
Серёга ещё раз поскрипел мозгами и с натугой проговорил:
— We spoke English… Е…! Артур! Мы реально спукали по-инглишу!
Артур нахмурился:
— Can you supervise it? [2]
Серёга напрягся и выдал:
— Probably, I can [3] … Блин, про баб ли! Артур! Я всё грёбаное школьное детство учил этот самый инглиш и получал свои законные пары и колы! А тут — нет, стоило умереть тогда, чтоб англичанку напугать, пробабли!
— Да хоть про баб, хоть про девок, — пробормотал "Вирджиния", прохаживаясь перед спутником и массируя подбородок. — Хоть про девок, — повторил он и остановился. — Нам надо помнить, что мы можем говорить по-английски и как можно чаще вставлять английские фразы, вроде как забыли, как это по-русски.
Лавров радостно заржал — видимо, уже входя в роль владельца конезавода, многое перенявшего от своих четвероногих любимцев:
— Да-да-да, точно! Я хочу to drink hundred gram of vodka, простите, забыл, как это по-русски… о-сто-гра-ми-ца!
"Вирджиния" скромно потупила взгляд:
— Смотри, как бы я не начал… начала говорить всем, что I want to kill the husband — и радуйся, что не по-русски, а то вдруг кто поймёт и поможет хрупкой женщине исполнить мечту!
— Э, э, э! — всположился Серёга. — Ты мне это! Не шути, дорогая! А то я устрою тебе насилие в семье! Прости, забыл, как по-английски… violence in a family?
— Shut up! — резко бросил Артур и зашагал к "ГОСТИницце". Прошёл метра три, обернулся.
Серёга послушно тащил поклажу.
— Какой хороший русский тягловой тяжеловоз… — пробормотал Кривошапкин так, чтоб Лавров не услышал.
Отношения и без того трещали по швам, практически не выходя из пике постоянных обоюдных подковырок. Серёга никак не хотел думать о деле и считал, что для спасения Алёшки достаточно просто приехать в Ухтомск.
Ну, допустим, в таком крохотном городишечке найти детский дом будет несложно. Если честно, Артур уже даже приглядел дом-кандидат, обросший ельником — слишком уж казенно и безрадостно тот домик смотрелся на фоне прочих.
Допустим так же, что имеющихся у супругов Миллер документов хватит, чтобы убедить Сейфулина в том, что Алёшу можно отдать Миллерам…
Но! Светлый обозначил только, что директор детдома, Сейфулин, заключил сделку с агентством "Флауэр". Наверняка же эти "цветочки" подстраховались и сделали Аязу Вахитовичу предложение, от которого невозможно отказаться.
Интересно, что они наобещали? И собираются ли сдерживать свои обещания?
Значит, начинать надо с того, чтобы узнать про условия сделки агентства и директора — и придумать нечто, более заманчивое.
Бухнув чемоданы на порог "ГОСТИниццы" Серёга зевнул:
— Во. Щас устроимся на ночлег — и пойдём рыть, чего это агентство, как бишь его… "Фловер"?
— "Флауэр", — автоматом поправил Артур.
— Ага, точно! В общем, нам бы для начала втереться к Вахитычу в доверие и разузнать, чего ему наобещали америкосы!
Артур онемел.
Может быть, он после смерти обрёл телепатические возможности и каким-то образом передаёт свои идеи в головы коллег по несчастью? Если нет, то почему тогда, пока он думает и выбирает кратчайшие пути для решения проблем, они как-то по наитию приходят к тем же выводам, что и он?!
Откашлявшись, "Вирджиния" пробормотала:
— Ну, раз ты такой умный, то иди и оформляй нам номер на двоих. А я пока пойду погуляю по окрестностям.
— Э, одному в чужом городе опасно!
— Да, маленький, опасно. Чужих на районе всегда му… кхм… бьют. Именно поэтому ты будешь паинькой сидеть в гостинице, а мамочка разведает обстановочку.
Серёга покачал головой:
— Смотри, жена… если что, то без обид! Сам нарва… лась!
— И чего он только нашёл в этой стерве желтоглазой? — сокрушалась Зинаида Андреевна, помогая няне Тоне мыть окно в кухне. — Вот чего он в ней нашёл? За неделю семь раз парик сменила, как с ним по-русски лялякать, так без акцента шпарит, гадина, как к кому другому обратиться, так сразу "о, моя плохо понимай рюски!"
Тоня сочувствующе кивала. Лицо её было понимающим и грустным. Однако мысли занимала не любовная трагедия Зиночки — вот ведь дура-девка, нашла в кого влюбляться! Да, директор, но ведь старше неё вдвое, ниже чуть не на голову, лысый, кривоногий, а уж самомнения — сначала оно в комнату входит, а через пять минут и сам Сейфулин!
— И куда только он смотрел? Ведь она ну чисто змея!
Тонины глаза наполнились слезами, и Зинаида Андреевна, чувствуя поддержку, тоже начала приплакивать. Откуда она могла знать, что Тоня думала в тот момент о мебели, которую взяла в кредит в Омске и о протёкшей стиральной машине, а ещё о телевизоре, в котором снова перегорели лампы — двадцать первый век на дворе, а у неё ламповый телевизор и муж-алкаш, активно спаивающий всех троих сыновей в придачу, и только одна зарплата нянечки в детдоме, чтоб всё оплатить!
Так и плакали обе, тихо всхлипывая и отмывая окно, а, натерев скомканными газетами стёкла, для блеска, ещё и обнялись.
— Гад он, гад, гад, гад! — проплакала Зинаида.
— Ух, ещё какой гад! — с чувством подхватила Тоня.
И какая разница, что чувство не имело никакого отношения к Сейфулину? Главное, две подруги поняли друг друга.
— Смотри, — шмыгая носом, ткнула пальцем в только что начищенное стекло Тоня. — Смотри, какая!
На улице среди елей шла женщина. Ни Тоня, ни Зинаида раньше её здесь не видали, но держалась она уверенно, как местная. Было в ней что-то неуловимо неправильное… широкий уверенный шаг, серьёзное лицо… да ещё такая подчёркнуто-элитная одежда и обувь, того и гляди, вылезет откуда-нибудь ярлычок "GUCCI" или там "Louis Vuitton"…
Заметив, что на неё смотрят, женщина улыбнулась.
В улыбке тоже было что-то… неправильное, странное.
— Лесбиянка что ли, — едва слышным шёпотом предположила Тоня.
Зинаида Андреевна недоверчиво обернулась на подругу, снова всмотрелась в незнакомку.
А и правда. Все неправильности объясняла некая мужиковатость движений. И на Зинаиду эта женщина смотрела, словно прикидывая, долго ли придётся уламывать и стоит ли вообще подкатывать с "горизонтальными намерениями". Аж щекам жарко стало…
Нет.
Была в ней ещё одна странность.
Спрашивается, что она забыла в дальнем парке детдома, под окнами кухни?
— Здравствуйте! — обратилась незнакомка то ли к Зинаиде, то ли к Тоне, а то ли к обеим сразу, хоть нянечка уже поспешила ретироваться поглубже в комнату.
— Здравствуйте, — отозвалась Зинаида. — Вы кого-то ищете?
— Я думаю, что да, — согласилась, чуть поразмыслив, женщина и подошла ближе. — Вы скажете мне, это есть детский дом?
Любопытная Тоня тут же встряла: