Да, слезы радости, благодарности, восхищения потекут из глаз Президента. А через несколько дней состоится чествование народных героев — тех бойцов взвода, что останутся в живых и будут в силах стоять. А во главе их — полковник Нэш. Быть может, раненый в руку. Звезда Героя украсит его широкую грудь. А затем — демонстрация, потоки жителей Мегаполиса и приезжих направятся к Президентскому Дворцу, скандируя победные лозунги.
И Дэвид будет возвышаться на трибуне рядом с Президентом. Ну ладно — если не рядом, то очень близко, в одном ряду. И он по указу Верховного произнесет пламенную речь. И все будут в восторге. А потом — отпуск. Долгожданный, когда можно будет наконец повидаться с сестрой, а возможно, и съездить с ней в Каир, к Пирамидам, к ее мужу Питу, третий год находящемуся там в бессрочной научной командировке. Там они проведут несколько незабываемых дней. О, как прекрасен полноводный Нил в конце лета (а это будет скорее всего в конце лета)! Как плещутся его волны о ступени Храма. Как золотится на солнце Сфинкс. Как сверкают пирамиды.
В лучезарных фантазиях и мечтах полковник и не заметил, как оказался на широком длинном балконе, с которого открывался вид на ночной город. Мокрая метель поутихла. Город назывался просто — Иствуд. Это незамысловатое и такое меткое название дали ему по самой простой причине: город предварял Восточный Вход в ледник. Вернее, если быть уж совсем точными — восточный въезд в ледник. Потому как в ледник никто не ходил, под него въезжали на скоростных поездах.
Город разросся за несколько лет и, по мере того как росла Империя Развлечений, крупнел день ото дня. Тут жила многочисленная обслуга вокзала, аэропорта, семьи работников восточной части ледника. Население давно перевалило за триста тысяч. Вернее, коренного, постоянного населения было гораздо меньше, но постоянным контингентом можно называть и людей, проживавших по два-три дня в отелях города. Ведь люди, заезжающие и выезжающие из-под ледника, проводили эти дни в Иствуде, проходя медицинскую проверку. Также с ними работали штатные психологи. Это был так называемый адаптационно-фильтрационный период. Все обязаны были его проходить. Кроме, разумеется, таких боевых бригад, как взвод полковника Нэша, у которого каждая минута на счету.
Разноцветные огни Иствуда раскинулись перед зрительной площадкой, перед длинным балконом десятого этажа, на котором стоял Дэвид и еще несколько жильцов. Удивительный, величественный пейзаж. Справа — огни аэропорта, громадины лайнеров, столпившихся там недвижимо. Было заметно, что аэродром, всегда, в любую пору суток такой шумный, подвижный, теперь как бы замер. Ведь число рейсов в связи с событиями под ледником уменьшилось на порядки. Теперь только грузовые и военные самолеты летают сюда.
Голубая надпись «Иствуд» красовалась над пятиэтажным зданием аэропорта. Аэропорт считался территорией ледника, поэтому Империя Развлечений начиналась для прибывающих уже здесь. Игровые автоматы, коктейль-бары, стриптиз-бары, залы для показа остросюжетных фильмов, рестораны, гольф-клубы и прочее, прочее. Все это вмещало в себя огромное многокрылое здание.
Слева же — виден Дэвиду был лишь кусок — находился знаменитый Восточный вокзал. Опять же — толпы поездов как бы замерли на многочисленных запасных путях. От вокзала сразу же начинается тоннель, ведущий в ледник. Впрочем, бетонный тоннель сначала идет по поверхности земли километров пять, а только затем, ныряя под землю, входит под кромку ледника. Пять километров — это буферная зона, поскольку кромка ледника довольно подвижна — зависит от поры года и от различных погодных капризов. Поэтому, дабы не привязываться жестко к кромке, тоннели заходят под ледник под землей. Да и под ледником, понятное дело, они идут в земле — по вырытым еще в доледниковую эпоху каналам.
Постояв здесь минут двадцать, полковник Нэш отправился на совещание, которое проводил комендант города. Это происходило на втором этаже и, разумеется, без присутствия журналистов. Что там было сказано Нэшу, мы не будем пока открывать, поскольку, во-первых, ничего особо интересного там не прозвучало, во-вторых, частично о ходе совещания будет сообщено Нэшем своим подчиненным впоследствии.
После совещания полковник быстро прошелся вокруг гостиницы. Он хотел разглядеть ледник, но видел только огни тоннеля и далекие огни над воротами — там, где тоннель уходит под землю. На месте же ледника зияла непроглядная чернота. В безлунную ночь отсюда невозможно было увидеть ледник. «Что ж, придется углубиться в него, даже не поздоровавшись», — досадливо думал Нэш. И одновременно удивлялся себе, что и доселе не имеет определенного плана действий. Что он сейчас знает определенно — так то, что должен как можно скорее, с первым же поездом, добраться до Берлина и прибыть в распоряжение коменданта.
Поднявшись на девятый этаж, Нэш проверил, что солдаты легли в постели и свет у них выключен. Спят и три офицера. Только майор бодрствует с заряженным автоматом в своей комнате. Завидев Нэша, Джобович упруго вскочил, бросился к нему и по всей форме доложил обстановку: солдаты накормлены, спят, аппаратура получена, проверена в действии. Полковник, в целом довольный докладом, все-таки самолично проверил действие новейших пеленгаторов обезьян — устройств, размером с пол-ладони, помещающихся в нагрудный карман.
Было около полуночи. Поезд уходил под ледник в десять минут третьего. Спать взводу оставалось до двух часов ночи. Полковник позвонил и велел принести себе в номер обильный ужин. Заправившись тремя беконами с картошкой, четырьмястами граммами отменного творога, семью яйцами и запив все это двумя стаканами натурального апельсинового сока, полковник наконец и сам прилег отдохнуть. Засыпая не раздеваясь, он слышал, как шел на посадку большой самолет, как потом голос по репродуктору что-то там объявлял.
15
Полковник встал по будильнику без десяти два, умылся под краном, посмотрел на себя в зеркало и, оставшись довольным собой, направился в комнату офицеров. Капитан Феррарези, сменивший на посту Джобовича, бросился ему навстречу.
— Поднимайте всех и через пять минут строиться здесь! — рявкнул полковник.
В указанный срок взвод встал перед полковником Нэшем в полном обмундировании. Яркий электрический свет заливал просторную комнату. Единственную комнату этого вечно не спящего города, где собралось столь много решительных вооруженных людей. Полковник исподлобья цепко осматривал их суровые лица.
— Солдаты и офицеры, бойцы! — торжественно начал Дэвид, сцепив руки за спиной и немного сутулясь. — Через час мы сядем в поезд и отправимся под ледник, выполняя задание нашего Президента. Через час мы скроемся под землей и неизвестно, когда мы увидим и увидим ли вообще солнечный свет. Мы направляемся решать вопрос, который, кроме нас, во всей Объединенной Европе не под силу решить никому. И поэтому выбрали нас. Вы, рожденные и служившие в разных уголках прекрасной свободной страны, собраны волей судьбы в этот взвод. Лучший взвод в мире! Лучший во все времена! Вы заслужили это своей беспорочной многолетней службой на благо страны. Вам оказали доверие Президент, Правительство, сам многомиллионный народ. И вы не можете не оправдать это доверие. Банда сволочей вероломным образом проникла под ледник и, терроризируя мирных отдыхающих, подрывает устои нашей любимой Родины. Каждая минута у нас на счету. Ибо с каждой минутой возрастает вероятность нового теракта, с каждой минутой растет вероятность всеобщей паники, удержать которую не смогут служители ледника. Народ может кинуться в тоннели, спасаясь бегством. И тогда будет парализована вся транспортная сеть. Ледник будет обескровлен. И мы не должны допустить этого. И мы этого не допустим. Запомните, полковник Нэш не может проиграть это сражение.
Восторженные глаза вперились в командира. По команде майора Джобовича раздался дружный могучий крик:
— Служу Президенту! — и тотчас зависло внимательное молчание.
Выждав паузу, Нэш продолжал:
— Не хочется говорить высоких слов, тем более — требовать от вас каких-либо клятв. Я знаю одно — лучшие солдаты ОЕ вместе со мной пожертвуют даже жизнями для мира и спокойствия нашей родины. Эти солдаты будут биться, как львы, с превосходящими их физически тварями. И эти солдаты их одолеют. Бойцы! — возвысил голос полковник. — Вряд ли это будет сейчас уместно, но все же скажу вам следующее. Всем возвратившимся с победой из-под ледника, а также семьям погибших бойцов обещано солидное вознаграждение. Как в чинах, так и денежное. Самые отважные будут представлены к высоким правительственным наградам. Их имена навечно войдут в историю. Помните это, солдаты! Хотя понимаю, что не деньги, не чины и награды вдохновят вас на битву, а любовь к Родине. Да, безмерная жертвенная любовь! По прибытии в Берлин мы будем день и ночь выслеживать и убивать обезьян. Уничтожать офицеров, которых невозможно будет пленить. Не убивая лишь Главаря. Обещаю, что я им лично займусь. Мы принесем на улицы этого древнего европейского города мир и покой. Мы успокоим ледник. Мы успокоим страну. Мы выполним задание нашего Президента. Воины! Вы неутомимы и яростны. Вы неукротимы и дерзновенны! Вы ни на минуту не усомнитесь в своих силах. А отвага ваша несокрушима. Это говорю вам я, полковник Нэш. Я поведу вас в бой. И мы одержим победу! — Тут Нэш порывистым жестом выбросил вперед правую руку, с особой силой произнося знакомое:
— Служу Президенту!
— Служу Президенту, — вторил ему верный взвод.
Через десять минут они сели с заднего двора в красно-желтый автобус, чтобы проехать полкилометра до Восточного вокзала. Их подвезли почти к самым путям, к синему приземистому поезду. Все происходило в напряженном молчании. Нэш смотрел на суровые лица солдат, на строгие физиономии офицеров, и ему почему-то хотелось рассмеяться. Да, именно рассмеяться, назло этой щемящей тревоге, поселившейся в сердце каждого воина и его собственном сердце. Нужна была психологическая разрядка. Но смеяться было никак не возможно.
Обычно, чтобы разрядить ситуацию, Дэвид использовал проверенный прием — заставить солдат шевелиться, организовать построения, проверки обмундирования, дать физические нагрузки в виде отжимания или бега с препятствиями. Но и это было невозможно по дороге в Берлин. Инструкция предписывала сидеть, пристегнувшись. Хождения по салону допускались только в исключительных случаях. А Нэш привык уважать инструкции. Поезд пронесется до Берлина за полтора часа, но в эти полтора часа надо же будет чем-то занять людей. Чтобы не закисали.
В поезд, состоящий из пяти вагонов, заканчивалась погрузка. Как сообщил комендант, поезд везет продукты и медикаменты. Из людей там едет только команда охраны, семь человек. Один же вагон, самый последний, целиком в распоряжении взвода полковника Нэша.
Когда автобус подъехал чуть ли ни впритык к заднему вагону, Дэвид скомандовал очень быстро, гуськом, совершить перебежку от автобуса к поезду. Солдаты стремглав соскакивали на плиточное покрытие перрона и в несколько прыжков одолевали расстояние до вагонных дверей. Все-таки на них стали озираться грузчики и охрана, толпящиеся около первого и второго вагонов. С огромного фургона люди перетаскивали тюки, ящики, баулы. Там раздавались командные голоса. Грузчиков торопили.
Охрана, военные с автоматами в камуфляжной форме, в скупом свете фонарей кольцом охватила фургон. Несмотря на суету и поспешность, они то и дело бросали взгляды на последний вагон, в который грузился взвод. Нэш с раздражением это отметил и выругал в душе коменданта. Ведь, согласитесь, можно было устроить погрузку так, чтобы она закончилась до прибытия такой важной команды, как спецотряд по ликвидации террористов. «Это какой-то идиотизм», — ворчал Нэш, яростно сплевывая на перрон. Когда он последним заскакивал в вагон, погрузка в первых вагонах еще не закончилась и поезд (неслыханное дело!), стоял лишних пятнадцать минут, нарушая график отправления.
Но наконец он тронулся — стремительно набирая скорость, поезд влетел под арочные огни тоннеля. И Нэш только успел бросить взгляд вперед, инстинктивно пытаясь посмотреть на ледник, которого не могло быть видно в такую темень. В ясный же солнечный день это было бы зрелище — сверкающая, полого возвышающаяся громада ледника во весь горизонт.
Итак, ледник поглотил их, даже не поздоровавшись. «Спасибо за радушие», — пошутил полковник, откидываясь на мягкую спинку сидения.
За окнами мелькали только сигнальные огни — вереница разноцветных шариков, стремительно бегущих назад. И приглушенный звукоизоляцией гул несущегося по тоннелю поезда.
В Берлин они прибыли около четырех утра. Заметим, что световой режим, освещенность городов электричеством, соблюдался неукоснительно. «Светало» здесь летом синхронно с солнцем, восходящим над ледником — огни включались с постепенно нарастающей мощью. Пик освещенности приходился на полдень. Потом постепенно «темнело», надвигался подледниковый «вечер», и где-то в одиннадцать часов световой режим города выходил на ночную норму — одни уличные фонари, вывески и окна домов освещали пространство. Днем же горели мощнейшие лампы дневного света, укрепленные непосредственно под куполом.
Даже часовые пояса здесь соблюдали — в Москве, например, «солнце» вставало на два часа раньше, чем в Париже, и на три часа раньше, чем в Лондоне.
Подледниковый город двадцать третьего века очень мало напоминал себя тех времен, когда ледник лежал там, где ему и положено, — в Арктике. Здесь, конечно же, не зеленели бульварные аллеи, парки и скверы. Здесь не текли полноводные реки — русла их пересохли. Причем отвод рек, текущих в сторону ледника, происходил одновременно со строительством саркофагов. Ведь невозможно было допустить, чтобы реки, когда-нибудь упершись в ледник, беспорядочно затопили своими водами старушку Европу. Рекам дал был, так сказать, от ворот поворот. То есть — отвод их течений в боковые ветви, ведущие к искусственным водохранилищам — огромным озерам, почти морям, расположенным на части Европы, свободной от ледника.
Русла же могучих рек, текущих в Балтийское море, давно пересохли и использовались в городах под хозяйственные объекты. Чаще всего — это хранилища продовольствия, топлива. Нередко в руслах рек строились стадионы, концертные залы, больницы. В Берлине, например, русло Шпрее использовалось в том числе и под железнодорожный вокзал, занимающий километры. Что и неудивительно. Ведь в Берлин, постоянно наводненный отдыхающими честными гражданами ОЕ, не летали самолеты, не вели автомобильные дороги, не плавали корабли. Вся нагрузка по перевозке людей и товаров, топлива ложилась на железную дорогу. Поэтому в расширенном русле Шпрее толклись, ожидая отправки и ремонта, десятки, даже сотни железнодорожных составов.
Центральный вокзал, куда прибыли Нэш и команда, располагался недалеко от Рейхстага, над зданием вокзала нависал знаменитый мост, некогда ведший Потсдамштрассе через полноводную реку. Укрепленный и расширенный, старинный мост действует и поныне.
Еще немного о городах, защищенных от ледника саркофагами. Вернее, более уместно говорить о центральной части городов, поскольку весь целиком город нереально взять под колпак. Это несколько десятков квадратных километров площади, где находится, как правило, центральная, старая часть городов. В этой центральной части снесены все высотные сооружения. В Берлине — это две огромные вышки со смотровыми площадками. Многоэтажные же здания (не небоскребы) спокойно умещались под ледником. Их не приходилось сносить. Через каждые триста метров рядами, от земли и вверх — до самого купола, шли упорные столбы из железобетона диаметром десять метров и высотой от 100 до 200 метров. В некоторых городах купол превышал высоту 250 метров. Самая же высокая точка берлинского купола — 195 метров, его центр.
Поскольку деревья без солнечного света не растут, то вообразите город, закатанный в асфальт и бетон, с вкраплениями в него участков голой земли. Все футбольные поля, спортивные площадки во дворах домов, в парках — искусственного покрытия. Этакая зеленая травка, не увядающая от засух. Резиновые беговые дорожки. И только песок в прыжковых ямах — самый что ни на есть настоящий.