На дороге время от времени появлялись грузовые автомашины. Колхозник из ближнего селения гнал хворостиной ишака, навьюченного кувшинами с холодным мацони. Показались первые арбы, груженные корзинами с персиками и ящиками с виноградом. “Будь что будет, поеду”, — решил шофер. На всякий случай он прижался вплотную к дверце, чтобы сразу выскочить, если придется.
— Ну, куда? — спросил он.
Маленький ответил:
— Прямо.
— Там же ничего нет. Вы скажите — куда, а то не поеду.
В машине негромко засмеялись. Густой, властный голос — это заговорил высокий — миролюбиво разъяснил:
— Ну и правильно! Для чего человеку голову морочить? Нам нужно к мраморному карьеру. Знаешь, где это? Прямо по шоссе, а затем поворот налево, и там нас высадишь.
— Почему сразу не предупредили?
— Давай, давай, дядя, не бойся! Ничего плохого тебе от нас не будет.
Шофер повел машину вперед. Что им нужно в мраморном карьере? Там давно уже не работают, карьер заброшен, и никто туда не ездит. Он незаметно повернул зеркальце, чтобы наблюдать за пассажирами.
— Мы инженеры, — продолжал тот же голос, — у нас задание — посмотреть и определить, стоит ли возобновлять в карьере работу.
Шофер молча крутил баранку. Нет, вы не инженеры. И черт вас вообще поймет, кто вы такие. Ну, да все равно. Со мной вы ничего не сделаете.
Он свернул, куда было приказано — до карьера оставалось теперь с полкилометра, — и только хотел было сказать: “Дальше не везу!” — как вдруг услышал сукой и повелительный окрик маленького, который был у них, видно, за главного:
— Стоп!
Машина остановилась.
— Будешь здесь ждать. Через полчаса мы поедем обратно.
Дверцы раскрылись на обе стороны, пассажиры вылезли из машины.
— Одну минуту. — Шофер кашлянул. — Я не могу ждать. Давайте расплачиваться.
— Слышишь, Гарник? — Высокий взмахнул полами серого пиджака. — Он не может нас ждать. У него есть более важные дела. Он приглашен на три заседания и два банкета!
Маленький снял очки. Близорукие карие глаза под взлохмаченными бровями, — они старались казаться недвижно-внимательными, — уставились на шофера:
— Со мной не спорят, меня слушают с первого слова! Щенок. Настоящий щенок. Воображает о себе черт знает что, сопляк такой! Поддеть его сапогом, что от него останется!
Шофер опустил глаза и промолчал.
— Отсюда нам все будет хорошо видно.
— Подожди, я хочу понять, в какой стороне аэродром.
— Аэродром вон там, а граница — тут.
— Но разве все самолеты вылетают с аэродрома в одном направлении?
— Да, в том-то и дело! Они все сначала летят к границе. Во всяком случае, все те, которые могут нас интересовать.
— Ну, знаешь, я в этом не уверен.
— Честно говоря, я тоже сомневаюсь.
— Ах, вы не уверены? Зато я уверен! А это важнее, потому что вы можете только предполагать и сомневаться, а я твердо и определенно знаю. Я все это выяснил, когда летал с Борисом. Самолет поднимается и на небольшой высоте идет прямо к границе. Потом по радио он получает разрешение развернуться влево или вправо. И только лишь после разворота он ложится на свой курс. Да вы сейчас сами все это увидите. Своими собственными глазами. Тут все будет ясно, как на картиночке.
— Вот вылетел, смотрите!
— Да они сейчас начнут взлетать один за одним.
— А это как раз “Як”, по-моему.
— Все дело исчисляется именно минутами и секундами. Глядите, вот он уже почти у самой границы. Сейчас получит команду — и отвернет. Заметили? Вот и пошел уже по своему маршруту. И теперь он от границы уже удаляется.
— Значит, выходит так: после взлета он через две — три минуты ближе всего к границе?
— Вот именно! В том-то и главное! Тут-то его и надо брать. Тут не зевай. Короткий рывок — и ты уже на той стороне, на чужом земле. Лови тебя тогда за хвост!
— Надо еще понаблюдать. Подождем еще немного. Пусть взлетят другие.
— Надо по часам точно засечь время.
…Сержант-орудовец остановил трехтонный грузовик у въезда в город. Он проверил документы у шофера, потом заглянул в кузов.
— Что за людей везете?
— Подобрал на шоссе. Попросились, чтоб я подбросил их в город. А я порожняком еду. Ну и взял.
В кузове на борту сидели трое молодых людей. Сержант козырнул и спросил самого из них малорослого, в защитных очках:
— Откуда едете?
— Гуляли тут но шоссе, — сказал тот независимо. — А почему вы, собственно, интересуетесь?
— Разрешите ваши документы.
— Вызываю недоверие, что ли, у бдительной милиции?
Сержант опять козырнул, коротко выдохнул:
— Прошу!
Маленький достал из брючного кармана книжечку-пропуск. Под фотографией были написаны имя и фамилия — Тарник Мисакян, рабочий инструментального цеха. Сержант внимательно разглядывал фотографию, потом поднял глаза на владельца документа:
— Рабочий?
— Так точно! — Маленький ответно лихо козырнул. — Рабочий, образование среднее, судимостей не имею, приводов тоже, холостой, двадцать три года.
— А вы не ломайтесь, — строго посоветовал сержант.
Высокий парень вытащил из внутреннего кармана серого пиджака студенческий билет и подал сержанту. И тоже насмешливо козырнул. Студент первого курса филологическою факультета Жорж Юзбашев.
Третий молча протянул паспорт — Лаврентий Бабурян.
— Так. — Сержант вернул документы. — Вы такси брали?
Он заметил, как торопливо, украдкой переглянулись друг с другом эти ребята. Юзбашев вдруг облегченно захохотал:
— Вот, оказывается, в чем дело! Честный таксист не только смылся, он еще и нажаловался!
— Почему не произвели уплату за пользование таксомотором?
— Сейчас произведу уплату, — сказал маленький Гарник Мисакян. Он достал деньги, отсчитал сколько надо и протянул сержанту. — Но, между прочим, не стоило бы производить, потому что была команда — ждать, а он ждать не стал, испугался чего-то и уехал, а пассажиров бросил…
Сержант с улыбкой пожал плечами. Как можно не платить! Это непорядок. Парень, конечно, шутит. Но чем же эти веселые ребята испугали шофера такси? Почему он требовал задержать их, проверить у них документы? Ну какие же ото бандиты? Какие хулиганы? Самые обыкновенные веселые компанейские ребята…
— А что же все-таки, граждане, вам понадобилось в мраморном карьере?
Жорж Юзбашев округлил глаза:
— Разве туда запрещено ездить? Мы не знали.
— Почему запрещено? Просто нечего там делать.
— А у нас дело нашлось: мы выпили там бутылку маджари, — сказал Гарник, — за успех начатого дела выпили. Милиция не возражает?
Сержант почувствовал, что от ребят в самом деле чуть попахивает молодым винцом. Он вскинул регулировочный жезл:
— Ладно, проезжайте!
Все трое дружно и весело козырнули ему в ответ.
Трехтонный грузовик идет по городу.
— Честно говорю, ребята: я испугался!
— Ерунда! Сразу стало ясно, что это таксист нажаловался.
— Не нужно было запугивать его, а просто тихонько расплатиться и отпустить.
— Нет, очевидно, мы и сами не замечаем, что начали вести себя подозрительно. К чему это молчание, угрюмые взгляды? Надо жить так, как будто перемен не будет. И никаких глупостей. Я считаю, что это было нам как бы первое предупреждение, и мы еще спасибо должны сказать пугливому таксисту.
— Ладно, ребята. Хватит болтовни. Гарник должен доказать, что знает самолет. Теперь важно только это. Словам я больше не верю.
— Могу доказать. Завтра на местных линиях работает Борис Махмудов. Ровно в семь утра сбор на аэродроме. Кто приедет первым, берет три билета на чужие фамилии. Устраивает вас это?
— Вполне.
— До завтра!
Глава IV
В какую бы компанию, на какую бы вечеринку ни попал пилот гражданской авиации Борис Махмудов, его неизменно выбирали тамадой — руководителем стола. Он умел произносить приятные для всех тосты, умел пить и не пьянеть, умел улаживать ссоры, если они возникали.
Город был полон его друзей, хотя очень часто при новой случайной встрече ему бывало трудно вспомнить, как зовут человека, считавшегося его другом.
Недавно на одном дружеском кутеже, где Борис неутомимо провозглашал красивые тосты за всех знакомых и незнакомых (в Армении полагается за каждого из присутствующих выпить отдельно), к нему подсел щуплый паренек. Через пять минут они уже хлопали друг друга по спине, вспоминали общих приятелей, беспрестанно чокались и по счету “три, четыре” баритоном и тенорком заводили песню, которую тут же подхватывали все сидящие за столом. Махмудов постучал вилкой по стакану, поднялся и потребовал внимания:
— Бывает так, что знаешь человека долго, а любишь мало. Но бывает наоборот — знаешь мало, а чувствуется, что будешь его любить вечно. Про кого я говорю?
Он склонился к новому знакомому и тихонько осведомился, как его зовут.
— Я говорю о нашем дорогом и на все сто процентов замечательном парне Гарнике Мисакяне. Я пью за его душу — широкую, как Черное море. Кто его не знает — пусть узнает, кто еще не любит — пусть полюбит. Как тамада данного стола предлагаю выпить этими маленькими бокалами за большую дружбу и красивую любовь!
Домой пошли вместе.
— Ты повелитель воздуха, смелый сокол, король скорости и хозяин жизни, — пьяно объяснял Борису его новый друг. — А кто я? Ничтожество.
— Ну почему же ничтожество? — возражал летчик.
— Это я сам про себя так говорю. А если ты мне это скажешь, я тебя ударю. Понятно?
Вполне тебя понимаю. Гарник не слушал приятеля.
— Вот я кончил в прошлом году медицинское училище. По специальности не работаю. И не буду. Почему? Ты спрашиваешь, почему? Ну сколько может у нас зарабатывать выпускник медучилища? Две копейки, да? Это не для меня. И, куда бы я ни ткнулся, жизнь ставит мне копеечный предел. Понятно? На что же мне надеяться? Скажи! А ведь и душе у меня тоже есть крылья!
Борис сказал нравоучительно:
— Самое главное — чтобы душа била широкая.
— Ведь я тоже мечтал летать!
— Ну и не огорчайся, это тебе доступно, только захотеть.
— Говоришь! Ты сам на каком летаешь?
— Хотя ты и назвал меня королем воздуха и так далее, но я летаю всего лишь только на “Як-12”. Так называемые местные маршруты. Туда-сюда по нашей Армении. В общем, твой друг пока что не сокол, а воздушный извозчик. Но можешь не сомневаться, что в дальнейшем ты еще услышишь кое-что о своем друге Махмудове.
— А трудно управлять твоей машиной?
— Что “трудно”! Если интересуешься, приходи как-нибудь на аэродром, я тебе все покажу. Уж машину-то, во всяком случае, я знаю как бог!
Борис Махмудов быстро забыл бы об этом разговоре, если бы три дня спустя не наткнулся в аэропорту на своего нового приятеля. Он удивился:
— Ты как сюда попал? Летишь куда-нибудь?
— Даже и не собираюсь. Но ведь как будто меня кто-то пригласил прийти взглянуть на чью-то машину…
Летчик ничуть не смутился:
— Очень хорошо помню, кто тебя приглашал. Это я тебя приглашал. Верно?
Он двумя руками пожал ладонь приятеля и кивнул а сторону самолета, стоящего неподалеку на траве:
— Залезай туда, друг, и располагайся. Это и есть воздушное такси Бориса. Махмудова. Я сейчас вернусь, только за папиросами смотаюсь.
Гарник полез в самолет. Все тут ему было интересно. Он внимательно огляделся, стараясь вобрать и удержать в памяти то, о чем нужно будет рассказать друзьям. Как хорошо, что самолет четырехместный — одно место предназначено летчику, три остальных — пассажирам. И притом — вот что интересно! — специальной пилотской кабины нет. Сиденье летчика ничем не отгорожено от мест, купленных пассажирами.
Когда хозяин самолета вернулся, Гарник смирно сидел в углу, засунув руки в карманы.
— Я тут без тебя боялся какой-нибудь рычажок зацепить… Вдруг еще взлетишь!
Махмудов блеснул глазами:
— Не так это просто.
Он сел за штурвал и пальцем стал указывать на кнопки, педали, рычаги, которые надо привести в действие, чтобы тронуть машину с места.
Гость извлек из кармана плоский стеклянный флакон с завинчивающемся серебряной пробкой и поболтал в воздухе. Густая коричневая жидкость запенилась, ударяясь о стенки.
— Это что? — холодно поинтересовался Махмудов.
— Люди пьют коньяк, а я только ром. — Гарник неторопливо отвинтил пробку. — Заграничная фляжечка, всегда ношу при себе, а никому ее не видно. Прошу, можете приложиться!
— Это ты, значит, для меня принес? Угощаешь, да?
— Просто глотнуть за компанию… Без всякого умысла…
Махмудов строго свел в одну линию густые черные брови.
— Но, друг милый, за кого ты меня принимаешь? Может быть, тебе кажется, что глоток выпивки для меня дороже чести? Я на своем производстве в данную минуту. Правила поведения летчика в рабочее время — это для меня святыня. Убери заграничную фляжку!
Гарник подчинился и с опаской поглядел на хозяина.
— Надо знать, где и когда пить, — продолжал поучать его Махмудов. — Пожалуйста, в моем присутствии постарайся держать себя на высоком моральном уровне. А если хочешь знать, так я вообще постороннего человека не имею права допускать в самолет.
Помолчали.
— Мне уйти? — с вызовом спросил Гарник.
— Как хочешь. — Махмудов пожал плечами. — Я говорил про посторонних. Тебя это не касается. Ты мой друг.
— Что-то сегодня я это не очень чувствую.
Борис посвистывал и протирал тряпочкой стекло. В кабине самолета было чисто, как на витрине у ювелира.
— Борик, — сказал гость, — другой на моем месте мог бы действительно уйти. Потому что обидно. Но я лично стал еще больше тебя уважать за твою принципиальность, честное слово!
Махмудов засвистел погромче, лицо его прояснилось.
— Гарник, — сказал он примирительно, — я знаю, кому можно верить и кого наш гнать в шею. Раз государство мне доверило машину, то я за нее полностью отвечаю, верно?
— Ты прав.
— Значит, своего друга я могу оставить хотя бы даже ночевать в машине. Никого это не касается!
— Никого не касается.
— Ну и все! Мы друг друга поняли. Я просто хотел показать тебе, что во время кутежа я приятный компанейский парень, душа компании, на работе я строгий работник.
— Именно так я тебя и понимаю.
— Тогда наша дружба будет расти и крепнуть. Взаимное понимание, как говорится…
Опять помолчали.
— Раз уж ты так настаиваешь, — нерешительно проговорил Махмудов, — то мне не хотелось бы тебя обижать… Ради нашей молодой дружбы я могу глотнуть разок из заграничной фляжки, если, конечно, у тебя там ром…
— Самый настоящий ром!
С этого дня Гарник стал часто ездить на аэродром. С собой он привозил полную флягу, обратно увозил пустую. Всякий раз он допытывался:
— А как ты управляешь своим самолетом? Вот, скажем, ты уже поднялся в воздух и хочешь лететь прямо, — что для этого нужно сделать?.. А теперь покажи, как нужно разворачиваться. Ну, допустим, я захотел повернуть вправо?
Однажды он поднялся с Борисом Махмудовым в воздух, и тот позволил ему взять штурвал.
— Ты понимаешь, что я делаю? Понимаешь, какое у меня к тебе доверие? Фактически я передал тебе управление самолетом? Ты хоть ценишь эго?
Гарник это ценил. Очень ценил.
Встреча была назначена на семь часов утра. Никто не опоздал. Но Жорж Юзбашев приехал чуть раньше и взял билеты на троих.
Во всех аэропортах существует правило, чтобы пассажиры при регистрации называли фамилию и сообщали свой адрес. Юзбашев тут же придумал адреса, записал вымышленные фамилии.
С билетами пошли к самолету.
Борис Махмудов уже ждал их. Он был сух, подтянут, неразговорчив. Отлично сшитая и подогнанная по фигуре форма пилота гражданской авиации придавала его облику вид официальный и неприступный.
— Борик, дорогой. — ласково начал Мисакян, — вот моя команда. Представь себе, эти младенцы еще никогда не летали…
Пилот сухо распорядился:
— Пассажиров прошу занять места.
— Мне хотелось, чтобы они приняли боевое крещение именно на твоем самолете и под твоим руководством. Пусть посмотрят, как наш земной шарик выглядит сверху…