— Ну что вы, право!.. Это совершенно ни к чему, — смущенно говорил Рябцев всякий раз, принимая очередную пару посетителей. — Ваш мальчик и так прекрасно знает историю, я в этом уверен.
— Да уж Суворова с Кутузовым не спутает, — солидно замечал костюм.
— И на Холм в прошлом году вместе с дедушкой приезжал, — радостно добавляло платье.
— Я думаю, мальчик обязательно поступит, не волнуйтесь, — смущенно обнадеживал Рябцев. — О результатах мы вам сообщим, — добавлял он, провожая обладателей модной одежды до двери. И тотчас же в кабинет входила следующая пара.
Так было в понедельник и вторник. А в среду то ли Елена Павловна куда-то на минутку выскочила, то ли пиджаки с платьями опростоволосились и чужака пропустили, но только на любезное: «Входите!» открылась дверь, и в кабинет вошел какой-то старик в немодном пиджаке. Никаких знаков внимания в руках у посетителя не было.
— Евсеев я, Валентин Федосеевич, — представился вошедший. — Извиняюсь, что побеспокоил. — И нерешительно затоптался в дверях.
— Да вы садитесь, Валентин Федосеевич, — с привычной любезностью отвечал Рябцев, в то же время пытаясь вспомнить, где он мог раньше видеть это лицо. — Извините, вы не из Совета ветеранов?
— Евсеев я, — повторил посетитель, нескладно опускаясь на стул. — Воевал, было дело. Не спорю. А в Совет я уже лет двадцать не хожу. Что там делать? Кому мы сейчас нужны? — И сердито взглянул на профессора.
Тот заметно смутился. Признаться, к такому разговору Рябцев оказался не готов. Тем не менее, годами выработанная вежливость его не оставила.
— Я вас слушаю, Валентин Федосеевич, — Рябцев поощрительно улыбнулся.
— Колька к вам поступал, то есть внук мой. На исторический.
— Ну и как успехи? Сколько баллов набрал?
— В том и дело, что не набрал, — был ответ.
— Что ж, бывает, — посочувствовал Рябцев. — История — наука серьезная… — Но продолжить не успел — Евсеев его перебил:
— Да что там серьезного? В книжке же все написано! Выучи да сдай, только и всего. А Колька не такой… В меня, что ли, дурака, пошел? Он как думал, так все и написал. А теперь мне же боком писанина и выходит.
— Вы-то здесь причем? — удивился Рябцев.
— Как — причем? Это же я ему про войну рассказывал! Как думал, так и говорил. А он все это потом на экзамене выложил.
— Я вас понимаю, Валентин Федосеевич, прекрасно понимаю, — мягко заговорил Рябцев, невольно косясь на дверь. — Но ведь на то они и экзамены, чтобы отбирать наиболее подготовленных! Многие не поступают, но не расстраиваются, упорно готовятся и снова к нам приходят. И не надо так переживать. Вот увидите, на следующий год ваш внук обязательно поступит.
— Может, и поступит. А мне все равно его жалко, — продолжал упрямиться старик. — Он ведь все от души… что думал, то и написал. А теперь что? Зря, выходит, я ему про войну всю правду рассказывал?
Здесь Евсеев поднялся и вышел, не прощаясь. Отрывисто стукнула дверь. И тотчас же снова открылась, пропустив в кабинет очередной костюм с аккуратным букетом гладиолусов.
— К вам можно?
— Да, конечно…
А за костюмом уже протискивалось платье, держа перед собой коробку конфет «Незабываемое».
Так закончилась среда. Утром в четверг Рябцеву позвонили из мэрии. Сказали, что включили в рабочую комиссию по подготовке к празднованию очередной годовщины со дня освобождения Города, просили приехать к четырем. Пришлось согласиться. Ну, куда от такой просьбы денешься?
А ближе к обеду в телефоне объявился и Гулькин.
— Привет, Миша! А у меня все готово: выправил, вычистил… Огурчик! — радостно дребезжала мембрана. — Жду обещанного предисловия. Когда заеду? Да не буду я к тебе заезжать, прямо сегодня рукопись и отдам. Меня ведь тоже в мэрию пригласили!
Городским мэром Аркадий Филиппович Дурин стал почти случайно. Еще полгода назад он служил у прежнего главы первым замом, курировал вопросы внешнеэкономических связей и большую часть времени проводил в разъездах: бывал в Индии, в Турцию ездил, да и от Штатов никогда не отказывался. Но грянули выборы, за Дурина голоснули со всех сторон, и тому поневоле пришлось пересесть в еще теплое кресло.
Признаться, Аркадия Филипповича мало интересовало, каким образом его выбирали и кто конкретно за него голосовал: за десять лет трудового чиновничьего стажа он повидал и не такое. Выбрали? Значит, так было надо! Дурин быстро разобрался в текущих делах, и вскоре они пошли не хуже, чем при старом мэре.
Если что и тревожило сейчас Дурина, так это маячившая на горизонте дата — очередная годовщина со дня освобождения Города. И та ответственность за организацию и проведение праздничных мероприятий, которая целиком ложилась на него, ныне действующего мэра.
Дурин взялся за дело серьезно. Во все концы Города полетели телефонограммы, созывая известных, уважаемых и просто нужных людей на совещание к мэру. Тотчас же и была создана комиссия по подготовке к Годовщине, мало того, она немедленно приступила к работе! Правда, тут же выяснилось, что кое-кого в спешке пропустили. В частности, творческую интеллигенцию забыли в комиссию включить, опять же, главный городской финансист в тот момент находился в командировке. Пришлось срочно выправлять ситуацию — снова звонить, приглашать, тревожить. И вот теперь вышеозначенная комиссия, на этот раз уже в полном составе, сидела в малом зале для заседаний и готовилась слушать Дурина.
— Зачем мы здесь собрались, думаю, никому объяснять не надо? — мэр взглянул поверх очков в полный зал. — На всякий случай, повторяю специально для вновь приглашенных: как вы знаете, началась подготовка к празднованию очередной Годовщины со дня победы в битве за Город. Событие важное, я бы даже сказал — историческое, поэтому отнестись к нему мы должны со всей ответственностью, — в голосе мэра гулко зазвенела медь. — Кстати, буквально вчера мне звонили из Администрации Президента. Спрашивали, как идет подготовка к Годовщине и много ли уже сделано. Надеюсь, все понимают, что это значит?
Судя по тому, как разом отвердели и подобрались члены комиссии, было ясно: они все, ну все понимают.
— Тогда начнем, — Мэр задумчиво пошелестел бумагами и повернулся к своему первому заму. — Давай, Евгений Петрович, докладывай, что там и как… Мы тебя слушаем.
И вот поднялся Евгений Петрович, кашлянул для приличия, и пошел, и пошел докладывать, да гладко так, будто бы ночь напролет к выступлению готовился:
— В плане подготовки к знаменательной дате нами уже составлен график мероприятий, за выполнение которого установлена персональная ответственность в лице глав районов. Мероприятия следующие. Во-первых, к каждому ветерану прикреплены ответственные лица из числа работников районных администраций. Именно им поручена организация строго индивидуальной работы со своими подопечными…
— Какой, говоришь, работой? — живо переспросил Дурин.
— Индивидуальной. В смысле, творческой, — с готовностью объяснил первый зам. — Иначе говоря, к предстоящей Годовщине во дворах домов, где проживают участники войны, будут установлены специальные щиты, примерно три на четыре метра. На них мы разместим информацию о каждом конкретном ветеране: когда родился, где крестился, на ком женился… Народ должен знать своих героев! — В зале сдержанно рассмеялись, и это не ускользнуло от выступающего, который тотчас же заговорил в два раза бойчее. — Кроме того, городской департамент ЖКХ предложил проложить для ветеранов мраморные дорожки от подъездов к троллейбусным остановкам. А что? Красиво, модно, современно. Да и ветеранам удобно: дошел до остановки, сел в троллейбус — и поехал, куда тебе надо. Хочешь, в департамент государственных пособий — за справкой, а хочешь — просто по городу кататься. Ветеранам свежий воздух ох как нужен!
Первый зам еще долго говорил о всякого рода мероприятиях, а Дурин слушал, изредка кивая головой. Но вот заместитель умолк, и мэр привычно встрепенулся:
— Ну, хорошо, Евгений Петрович, присядь. — И повел взглядом по рядам, отыскивая подходящего человека. — Пожалуй, теперь ты, Виктор Викторович…Можно с места. Расскажи, чем думаешь гостей встречать?
— Ясно, чем, — отвечал Виктор Викторович Семин, директор муниципальной гостиницы. — Тем же, чем и всегда, Аркадий Филиппович: комфортабельными номерами, высоким качеством обслуживания… Низкими ценами, наконец. В общем, встретим гостей как положено.
— Мне говорили, вы там капитальным ремонтом занимаетесь? Ну и как успехи? — поинтересовался мэр.
— Занимаемся. Именно что капитальным. Нормальные у нас успехи, — кисло отвечал директор. — Половину номеров уже подготовили: обои сменили, приличную мебель завезли. Новые люстры повесили.
— Люстры это хорошо, — поощрительно улыбнулся мэр. — А вот что там у вас с номерами для VIP-персон, Виктор Викторович? Я слышал, вы их вроде бы еще в прошлом году пытались ремонтировать, да не получилось?
— Пытались. Не получилось, — не стал отпираться директор. — И нынче вряд ли получится.
— Это почему же, интересно?
— Так ведь денег нет, Аркадий Филиппович, — сурово пожаловался Семин. — Знаете, во что нам ремонт гостиничной кровли обошелся? А сколько денег на вестибюль ушло? До сих пор кредиты погасить не можем!
— Это понятно. Нынче ни у кого денег нет, — успокоил Дурин, как мог. — Ты лучше вот что скажи: приедут к нам гости… тот же Президент, например. И где же ты его, интересно, устраивать собираешься? Раскладушку в коридоре поставишь?
— Зачем же так сразу — раскладушку? — обиделся гостиничный. — Если надо, мы и кровать найдем, и коврик на пол постелим. Чистое полотенце в номер дадим! С этим у нас, Аркадий Филиппович, строго.
— Да я не о полотенцах речь веду, — усмехнулся мэр. — Ты мне лучше скажи, во что вам ремонт обойдется?
Директор мечтательно воздел глаза к потолку:
— Все от качества ремонта зависит. Можно и за миллион в номерах порядок навести, а можно и за пять. Я так думаю, миллионов двенадцать нам вполне на ремонт хватит.
— Ну, ты загнул, Виктор Викторович! — не выдержал мэр. — Да за такие деньги я и сам Президенту коврик постелю! Ты мне реальные суммы называй.
Директор нахмурился:
— Меньше двенадцати никак нельзя. Да вы сами посудите: шутка ли, главу государства в наших провинциальных хоромах принять? Тут переклейкой обоев не обойдешься, европейский ремонт придется делать. По полной программе! Все как положено: перепланировка, сантехника, мебель… Еще балкон с видом на Реку. А с полами столько хлопот? Паркет придется класть, чешский. Знаете, сколько он стоит? Двери новые навешивать, плинтусы менять… Финские выключатели ставить!
Здесь Семин, и сам пораженный масштабами предстоящего ремонта, перевел дух и продолжал дальше:
— Спутниковую антенну в номер надо? Надо. А кондиционер? И кондиционер надо. А правительственная связь в номере должна быть? Конечно, должна!
— Ну, это ты слишком… Увлекся, Семин! — мэр усмехнулся. — Да президент, может быть, и ночевать-то у нас не будет — приедет, поздравит, да опять к себе улетит.
— Без связи никак нельзя, — гнул свое гостиничный. — А вдруг кто-нибудь захочет Президенту позвонить? Теща, например? Или какой-нибудь знакомый из Берлина? Я вот тут уточнил: миллионов в пятнадцать нам этот ремонт обойдется. Как минимум! А может, и в двадцать, — приврал директор напоследок, и завершил горестный свой рассказ тяжелым вздохом.
Члены комиссии деликатно помолчали.
— Не волнуйся, Виктор Викторович, денег мы тебе дадим, — сказал Дурин. — Скажем, миллионов десять. Для начала, — и повернулся к главному городскому финансисту Биберману: — Леонид Иванович, ты там распорядись, чтобы на гостиницу деньги в первую очередь выделили.
— Да откуда их взять-то, Аркадий Филиппович? Мы преподавателям до сих пор отпускные не можем выплатить, — брыкнулся было городской финансист, но тут же был укрощен твердой рукой Дурина:
— Как это откуда? Из бюджета, конечно. И пожалуйста, не затягивай с этим делом: времени мало осталось, можем и не успеть. — Мэр снова заглянул в свои бумаги. — Так, с размещением гостей мы определились, насчет питания позже поговорим, ближе к дате… Кстати, а чем наша творческая интеллигенция собирается Годовщину встречать? — Дурин поискал глазами Гулькина, нашел, поощрительно улыбнулся. — Мне в комитете по печати говорили, что вы, Борис Семенович, вроде бы новый роман собираетесь издавать?
— Ну, почему это — «вроде бы»? Именно что собираюсь, — заметно обиделся Гулькин. — Трилогию замыслил издать, «Круговерть» называется. В трех романах: «Отступление», «Окружение»… и «Осмысление», конечно. Последний роман я на той неделе дописал. Комитет по печати мне уже и обещательство дал — аккурат к Годовщине трилогию издать. Если не опоздают, конечно.
— Я думаю, мы вполне успеем, — тотчас же вставил слово, приподнимаясь, председатель комитета Щукс. — Единственно, что меня волнует, Аркадий Филиппович, это то, что с деньгами у нас в издательстве не густо. А им ведь не только художественные произведения надо к Годовщине издавать, но и плакаты, буклеты…Путеводитель по Городу, наконец. А у них, извините, даже обычной газетной бумаги не хватает.
Понятно, Дурин снова посмотрел на Бибермана:
— Как думаешь, Леонид Иванович, средства на художественную литературу в бюджете найдутся?
На этот раз финансист даже брыкаться не стал — просто кивнул в ответ: мол, конечно, найдутся. А сколько надо?
— Запиши там тысяч семьсот… Или лучше девятьсот. Выпустим книгу подарочным изданием, большим тиражом. Будет что гостям Города в качестве презента преподнести!.. Так, кто там у нас дальше? Слушаем.
Понятно, что Биберман снова кивнул — это когда встал чиновник Колобанов, курирующий вопросы ЖКХ, и стал громко жаловаться на городское хозяйство. («У нас полгорода ремонтами перекопано, прямо черт ногу сломит, — чуть не рыдал Колобанов. — А мусора сколько вывозить? Нам же перед гостями стыдно будет!») На ремонт с мусором дали сорок миллионов и пообещали еще столько же, но попозже. Чиновник сел, недовольный. А потом Биберман кивал уже всем подряд: начальнику милиции Скарабееву, руководителю гороно Ерофееву, главврачу «скорой помощи» Агееву («У нас половина машин не на ходу и бензина ни капли. А вдруг кому-нибудь из гостей плохо станет? Прикажете на носилках его с Холма нести?») И так далее, в том же роде.
На следующий день, прикидывая предстоящие расходы на подготовку к Годовщине, финансовых дел мастер Биберман подсчитал, что накивал почти на сто миллионов рублей. «Эк, тебя разнесло!» — в сердцах подумал мастер о Дурине. Однако указание выполнил — отдал распоряжение, чтобы деньги перечислили всем, пусть и не в полном объеме.
— Пожалуй, у меня все, — заметно осевшим голосом возвестил мэр, завершая почти часовое совещание. И здесь, что-то вспомнив, взглянул на сидевшего в первом ряду Рябцева. — Кстати, для вас, профессор, тоже найдется работа. Я бы сказал, весьма ответственная! Вы ведь, насколько я знаю, в нашем университете Отечественной историей занимаетесь? Кафедрой руководите?
Рябцев кивнул в ответ, не понимая, куда клонит мэр.
— Есть предложение включить вас в комиссию по подготовке к празднованию Годовщины — в качестве консультанта при городском департаменте культуры, — веско сказал мэр. — Как вы на это смотрите?
Рябцев изрядно смутился: согласитесь, не часто от мэров поступают такие предложения! Однако взял себя в руки и кивнул:
— В принципе, можно.
— Вот и отлично. Фуфлачев!
Тотчас же в задних рядах произошло легкое движение, сидевшие рядом слегка раздвинулись, и встал один — молодой и округлый, проще говоря, руководитель департамента культуры городской администрации.
— Ну вот, Игорь Георгиевич, и консультант у тебя появился. А то все «как», да «откуда»… Вы не переживайте, дело это не сложное, — мэр ободряюще посмотрел на Рябцева. — Просто у нашего департамента культуры появилась замечательная идея — организовать на Холме что-то вроде театрализованного представления по мотивам героических событий, связанных с обороной Города. Так, Фуфлачев?
— Именно так, Аркадий Филиппович, — отозвались из задних рядов.