Драконий бог Нары (ЛП) - Кувабара Мидзуна 4 стр.


- Возможно, монстр привязан к его дочери… - Чиаки смял бумажку в кулаке. - Сдается мне, кроличья нора поглубже, чем мы думали, а?

- … - Такая угрюмо осматривал стены, покрытые зловещими росписями.

*

Получив информацию о любовнице Сиохара, Такая и Чиаки вернулись к дому погибшего. Оперевшись на крышу Леопарда, Такая открыл банку сока и поинтересовался:

- Этот башковитый монстр привязался к Наги… Думаешь, есть какая-то связь с шаровыми молниями, которые убили Сиохара?

- Чайник не в смысле башка. Просто чайник.

- Чайник? - переспросил Такая, заглотав сок. - Чайник…Такая круглая плоская фигня в банке с заваркой?

- Это чайный гриб.

- Тогда человек, который в каком-то деле ни бум-бум…?*

- Почему у тебя мысли в разные стороны? - вопросил Чиаки, откинувшись на спинку сиденья. - Все мимо. Этот цукумогами выглядел как заварочный чайник.

- Цукумогами?

- Так называемый фантом…происходит от артефакта. Или что-то, к чему привязалась человеческая злоба, или старый предмет, в котором поселился дух, ну или артефакт, который с возрастом превратился в нечто иное… Короче, значений множество. Но в данном случае, это нечто, что раньше было чайником, а потом стало фантомом по чьей-то воле.

Такая хлопнул глазами:

- Привидения на самом деле существуют?

- Ну, на самом деле они сгустки энергии, созданные кем-нибудь. Но вот цукумогами на этой девочке нам еще покажет, где раки зимуют.

- Почему?

Чиаки поскреб голову:

- А потому, что смахивает на Хирагумо(4).

- Хирагумо?

- Угу. Чайник-цукумогами - в свое время был известен в здешних местах. Если он за тобой летает, то уж наверняка этому есть достойная причина.

- Будем изгонять?

- Хорошая идея, но это не так-то просто.

- Но у тебя же получится, правда? Тогда не буду вмешиваться.

- Одним “не буду вмешиваться” тут не справишься. Слушай, ты, помоги мне хоть чуть-чуть, а? Думаю, у тебя уже способностей достаточно, чтобы чувствовать потустороннее?

Такая неловко отбросил банку. Ну да, наверное, так. За последние несколько недель его восприимчивость и правда резко подскочила. Чиаки скорчил очередную гримасу:

- И огни хоихои, и Хирагумо… Мне и правда от всего этого не по себе.

- ?

И только Такая хотел уточнить причину, как…

- …!

Он резко развернулся, будто его дернули.

- Что случилось, Кагетора?

Такая стоял неподвижно, прощупывая пространство вокруг:

- Кто-то смотрит…

- Что? - Чиаки невольно огляделся.

Странная аура… Такая осторожно изучал округу. Никого. Но откуда…? Он отчетливо ощущал, будто кто-то оценивает их…не дух, но кто-то с аурой холодной и острой, как закаленное лезвие. Эта вгоняющая в дрожь аура так не походила на человеческую…от нее веяло такой скрытой и непознанной силой…

“Оншо…?”

Или…

“Но…”

Такая насторожился, изготовившись к бою, но Чиаки мягко произнес:

- Расслабься, Кагетора. Не обращай внимания.

- Но Чиаки…

- Не важно. В любом случае, позже мы с этим встретимся. Поехали.

Оглядываясь через плечо, Такая послушно забрался в машину. Чиаки завел двигатель и плавно нажал на педаль газа - Леопард сорвался с места. Аура таяла. Что бы это ни было, они и вправду не ошиблись, приехав сюда: Нара - этот город, ставший духовным центром страны - столкнулся с онре, явившими себя на свет.

––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––-

* Асфодель: Такая на самом деле очень красочно играет словами. К сожалению, игра слов обычно не поддается переводу. По-японски “чайник” - кама.

Кана: Во-во:) Асфодель сумела изобразить игру слов на английском языке, мне тоже в свою очередь пришлось, как умею, переделывать это на русский. Не судите строго:) Так вот, как это, в переводе Асфодель, было по-японски.

- Это был чайник, а не ваза. Чайник.

- Чайник? - переспросил Такая, заглотав сок. - Чайник…штука, которой косят траву?

- Это серп. (тоже читается “кама”)

- Тогда парень, который одевается и ведет себя, как женщина? (“чайник” или “горшок” в сленге служит обозначением для трансвестита, читается “окама”).

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Тоичи Тоотада 1496 - 1545

Главнокомандующий Ямато во время Сэнгоку, в 1533 стал главой клана. Заключил мир с кланом Цуцуи в 1540 и женился на дочери Цуцуи Дзюнко - время это было золотым веком клана Тоичи. Он построил замок Рюозан, один из величайших в Ямато. Говорят, он был не только превосходным воином, но и талантливым поэтом. После его неожиданной смерти от болезни в 1545 в возрасте 49 лет, главой клана стал его сын Тоичи Тоокацу.

2. Мацунага Хисахидэ 1510-1577

Также известен как Мацунага Дандзе Хисахидэ и Мацунага Сотэй

Первоначально был вассалом клана Миеси и служил у Миеси Нагаеси личным секретарем. Был и воином и мастером чайных церемоний, исторически считался в некоторой степени интриганом и злодеем.

Миеси Нагаеси выдал за Хисахидэ свою дочь, но тот пошел против воли господина. По слухам, он отравил Миеси Есиоки, сына и наследника Нагаеси, так же три его брата умерли в период с 1561 по 1564 при загадочных обстоятельствах. После смерти Нагаеси в 1564 году между Хисахидэ и владениями его вассала стояли только юный Миеси Есицугу (его выбрали наследником) и его охранники - “Триумвират Миеси”: Миоси Нагаюки, Миеси Масаясу и Иванари Томомичи. Хисахидэ ненадолго примкнул к Триумвирату против Сегуна, Асикага Еситэру, который был вынужден покончить с собой. Затем он сражался против клана Миеси, позже присягнул Оде Нобунаге и служил ему несколько лет после 1568. Но это не помешало ему уже в 1573 устроить заговор против Нобунаги с Миеси Есицугу…а потом снова вернуться к Оде и уничтожить клан Миеси уже полностью. В 1577 он восстал против Оды и в конце концов покончил жизнь самоубийством в замке Сигисан, осажденном армией Оды (но пред этим разбил бесценный чайник Хирагумо, до которого хотел добраться Нобунага.)

3. Цукумогами

Артефакты, предметы, которым больше ста лет обзаводятся собственной душой. Изначально иероглифы читались “девяносто девять”, но позже фонетически изменились и стали обозначать “придерживаться”, “траур” и “бог”.

4. Хирагумо

Также известен как Котэнмё Хирагумо.

Букв.: “домовой паук”/ “домовой паук древней зари”. Бесценный чайник эры Сэнгоку, принадлежал мастеру чайных церемоний Мацунага Хисахидэ и был назван так из-за того, что формой напоминал припавшего к земле паука. Хиратагумо (uroctea compactilis) - распространенный в Японии вид паука.

Когда Нобунага с двадцатитысячным войском осадил замок Хисахидэ, то сказал: “Если отдашь мне чайник Хирагумо, я сохраню тебе жизнь”, на что Хисахидэ ответил: “Нобунага не получит ни чайника, ни моей головы!” Перед тем, как совершить сэппуку, Хисахидэ разбил чайник, чтобы Нобунага не получил его. (по другим источникам - наполнил порохом и взорвал).

Хотя теперь чайные сервизы редко ценятся высоко, но в эру Сэнгоку некоторые стоили целое состояние. Нельзя было считаться первоклассным мастером чайных церемоний, не имея какой-либо подобной ценности.

Призрачное пламя (том 5): Драконий бог Нары

Глава 3: Бодхисаттва Лунного света

Перевод с японского: Асфодель

Перевод с английского: Кана

- У вас 507-ой номер, а вот и ключ. Устраивайтесь поудобнее.

- Спасибо.

Он подхватил со стойки белую карточку и поинтересовался:

- Я знаю, что некто Чиаки Сюхэй тоже остановился здесь…не могли бы вы подсказать в каком номере?

- Чиаки-сама? Пожалуйста, подождите секундочку.

Женщина в светло-бежевой форме быстро просмотрела список постояльцев и с улыбкой сообщила:

- Чиаки Сюхэй-сама из Нагано? Он пока не вернулся, но вообще снял номер 611.

- Ясно. Дадите мне знать, когда он придет?

- Конечно. Мы вам позвоним.

- Спасибо, - еще раз поблагодарил Наоэ и направился к лифту.

“Ну и что теперь…?”

Он закруглился с делами и приехал в Нару раньше, чем ожидал. Чиаки и Такая уже, вероятно, начали расследование. Отправить их вместе, это было…нет, с точки зрения силы беспокоиться не о чем…но смесь, мягко говоря, взрывоопасная. И Наоэ приехал так быстро, как только смог. Скорый поезд - вещь хорошая, но проблема состояла в том, что он прибыл в середине дня. С тех пор как любимый Сефиро взорвался в Ямагате, у Наоэ не оказалось ничего, на чем можно было бы ездить во время расследования.

“Придется сегодня возиться с прокатом”, - решил Наоэ, открывая свою комнату.

Номер на одного, очень просторный и аккуратно прибранный. Наоэ снял пиджак, бросил его на диван и подошел к окну. Здания около станции Кинтецу-Нара (1) скрывали из виду пики северных гор. Отель располагался в городе, однако прямо перед ним стоял храм, а внизу расстилалось кладбище.

“Значит, Кагетора-сама и Нагахидэ еще не вернулись..?”

Глазея на пейзаж за окном, Наоэ зажег сигарету. За городом плавилась в жаркой дымке горная цепь Вакакуса.

“И когда я в последний раз был здесь…”

Лет десять назад. Наоэ всегда был так занят, что даже не вспоминал ни о чем, но сейчас ностальгия захлестнула его.

“Точно…” - он вдруг вспомнил и ослабил галстук.

В последний раз он был здесь…

“Еще до того, как я нашел его.”

Десять лет назад, когда Ями Сэнгоку еще не вышла из-под контроля, когда бесплодные поиски Кагеторы увлекали Наоэ все глубже и глубже в бездну отчаяния. Наверное, тогда ему было так больно, как никогда ни до, ни после. И когда нетерпение и волнение почти сводили его с ума, Наоэ снова и снова приезжал в Нару. Будто в мольбе.

“И почему мне было так…?”

Наоэ взглянул на часы на прикроватном столике - чуть за половину пятого, слишком поздно для расследования. Да и они сами вернутся часа через два-три.

“Не могу просто сидеть в номере.”

Наоэ решил сходить туда, где не был столько лет. Он затушил сигарету, которую буквально только что зажег, и взял со столика ключ.

Солнце, палившее над Нарой целый день, шло к закату и лило лучи сквозь кроны деревьев с запада. Наоэ поднимался по ступеням к Большим Южным Воротам храмового комплекса Тодай (2) и разглядывал недавно отреставрированные статуи Нио. В городском парке (3) в этот сравнительно поздний час осталось немного туристов, и палатки с сувенирами вдоль дорожки к храму начали закрываться. Даже оленей, которые днем ходили стадами, не было видно: вероятно, они уже ушли на ночь в лес. Наоэ шел в храм Тодай. Обычно храм просто кишел туристами, но сейчас там было тихо и почти пусто. Люди еще вытекали из Залы Великого Будды, но внутрь никто не входил. В хор вступили вечерние цикады. Он пересек пологие ступени рядом с каменной колонной, украшенной надписью “Зала Тропы Святыни Второго Месяца “

“И не изменился…”

Пускай город Нара стал совсем другим, но неповторимое изящество его вечернего парка осталось таким же, как десять лет назад. Храм Тодай был всегда набит людьми, и, хотя это непринужденное оживление было приятно, Наоэ, сколько себя помнил, всегда приходил к закату, чтобы избежать толпы. Оглядываясь, он видел, как под рассеянным листьями светом золотится черепица на крыше Залы великого Будды. Наоэ медленно шагал по ступеням. Обязанности в Призрачной армии Уэсуги обычно не оставляли ему много времени для дома, но сейчас ему, напротив, стало легче и физически, и душой. Еще бы, теперь, когда есть Кагетора и Ясуда Нагахидэ, можно было снять с плеч часть груза.

“Не то что тогда…”

Наоэ запнулся, осознав вдруг, что не в том дело. Нет, вся разница в том, что тогда кое-кого не было.

А ларчик просто открывался.

Когда солнце погрузится в сон и город засверкает собственными огнями, Наоэ увидит его. Когда он вернется в отель, Кагетора, скорее всего, уже будет там. И можно будет снова смотреть на него.

“Он здесь.”

Единственная и такая простая причина. Одной этой мысли хватило, чтобы в груди угнездилось тихое спокойствие: у него был дом, куда можно вернуться; неважно, насколько далеко уйти, но единственное место, которому Наоэ принадлежал, это … с ним рядом.

Тридцать лет назад, во время последнего сражения с Одой, хаконха Нобунаги поглотила Кагетору, но и сам Ода получил удар тебуку. Так все и закончилось - в ужасном взрыве, вызванном прямым столкновением их силы. Но изгнать Нобунагу все же не вышло. Иробэ Кацунага, единственный выживший после той битвы, выяснил, что Нобунага по-прежнему здесь. Но вот о Кагеторе они не знали ничего: совершил ли он каншо, продолжает ли его душа пребывать в этом мире. Говорили, что ужасная мощь хаконхи способна даже разрушить саму душу…вырвать ее из колеса реинкарнаций.

Ушел ли Кагетора насовсем?

Чтобы восстановиться после той схватки, ему потребовалось еще семь лет после вселения в тело Татибаны Есиаки. Приблизительно тогда он встретил Кацунагу, и тот подтвердил возрождение других - Ясуды Нагахидэ и Какизаки Харуиэ. Единственный вопрос, оставшийся без ответа, жив ли Кагетора или нет.

Он пытался примириться.

В пустоте разума горела единственная мысль: все кончено. Собственное существование

потеряло всякий смысл в тот момент, когда перестал существовать Кагетора. Это стало

концом дороги жизни, которая и так непозволительно затянулась. Но он бы никогда не смог подвергнуться реинкарнации, даже если бы прекратил переселяться. Нет, он не сомневался, что смог бы…если бы хотел…очистить душу, запачканную четырьмя веками пути, стереть четыреста лет памяти, и греха, и…а потом начать жизнь с чистого листа. А еще он не мог. Не мог жить сам в мире, лишенном Кагеторы. Не мог позволить себе быть там, где не было его.

Если не получалось вернуться в небытие, то не оставалось ничего кроме безумия.

Родители Татибаны сутки напролет беспокоились за ребенка, который у них на глазах превращался в живую куклу. О школе не могло быть и речи, так они и не пытались - устроили его учиться на священника, чтобы потом стал монахом при храме. И он с головой бросился в аскетизм служителя. Несколько раз он судорожно пытался убить себя, но строгие наставления отца сдерживали его.

Видишь ли, должно быть какое-то объяснение тому, что ты здесь, - снова и снова твердил отец.

“Ложь”, - думал он. Все неправда. Он жил для Кагеторы. Кагетора - вот единственная причина его существования. Но Кагеторы больше нет. А если его нет больше, так…! Пускай и есть такая вещь, как воля небес, но жизнь-то все равно лишена смысла.

“Должно быть какое-то объяснение.”

Наоэ посмотрел на верхушки деревьев в вечернем небе.

“Наверное, эти слова не были ложью.”

Кагетора жив. Пусть и без памяти, но он жив…

Ями Сэнгоку снова разгорелась лет семь назад, когда онре военачальников той эпохи начали быстро пробуждаться. Должность солдата Призрачной армии Уэсуги заставила его остаться в живых, ведь Кэнсин приказал изгнать врагов. Кагеторы не было, но миссия не исчезла.

Нет… Право, какое дело ему было до миссии. Он просто хотел, чтобы что-нибудь заморозило эти чувства. Он никогда не верил словам отца. Но все же крупица надежды боролась с отчаянием, разъедавшим его сердце и душу, и он не мог оставить эту крупицу.

Наоэ пересек площадку с сувенирными ларьками и, пройдя еще немного, вышел к Зале Третьего Месяца. Вечернее солнце продолжало клониться к горизонту, а он в одиночестве шагал к храму. На входе он столкнулся с одной семьей, но приближалось время закрытия, и других посетителей не было. Наоэ заплатил в кассу и шагнул внутрь - пахнуло прохладой. В храме не горели огни. Обычно там включали лампы, но из-за отсутствия людей их не зажигали. Сквозь решетчатые окна лились алые солнечные лучи. Наоэ остановился в пятне света: дюжина Будд эры Тэмпе взирали на него из полутьмы. Наоэ замер прямо перед Фукукендзяку Каннон (4), главным буддой Залы Третьего Месяца, сомкнул ладони и прикрыл глаза. В тишине стрекотали цикады.

Опустив руки, Наоэ еще раз осмотрелся. Страшно вот так быть одному в пустом храме против огромных будд. Он слышал, что Залу Третьего Месяца в насмешку зовут “музеем чучел будд”, но не соглашался с этим. Напротив, присутствие этих высочайших созданий всколыхнуло в нем суеверный ужас. Он замер на месте, с душой распахнутой и обнаженной, будто на допросе.

Зачем ты пришел сюда?

Что ты тут делаешь?

Все разом требовали ответов. Он едва смог побороть желание сбежать отсюда. Одновременно ему хотелось упасть перед ними ниц и покаяться во всем, о чем молчало сердце. Но сделать это - не значит спастись.

Назад Дальше