Станицу Калитвенскую мы с Чернецовым покинули только ранним утром 8-го февраля, необходимо было подготовиться к дороге, добыть коней и хоть какой-то документ справить. Лошади, которых нам выделил Ефим, шли бодро, и уже 11-го числа, останавливаясь на постой в малолюдных хуторах и, обходя стороной идущие между добровольцами и Красной Гвардией бои, мы были в пяти верстах от Персиановки. Здесь столкнулись с конным разъездом красной конницы, и в бой с ними вступать не стали. Все же две наши винтовки и пистолеты, против семи врагов, которые могут вызвать подмогу, не играли, а потому, отвернули в сторону, и в Новочеркасск добрались только сегодня утром.
На выезде из города, нам навстречу торопливо скакали несколько справных казаков, и Чернецов окликнул одного из них:
- Сиволобов постой.
Передовой всадник на мощном вороном жеребце, плотный и широкоплечий бородач, остановился, повернулся к нам, вгляделся в лицо полковника и, недоуменно, даже, как-то растерянно, выдохнул:
- Чернецов...
- Что, не узнал? - усмехнулся Чернецов.
- Да, мудрено тебя узнать, бородатый, худой, лицо серое и кособочишься.
- Ранение...
- А говорили, что ты в плен попал, а потом погиб, а потом про то, что ты жив, и снова про смерть. В общем, не обессудь, господин полковник, но мы тебя уже похоронили.
- Значит, долго жить буду.
- Дай-то тебе Бог, нам тебя сильно не хватало, а после смерти Алексея Максимовича, здесь совсем все плохо. Добровольцы уходят, и сейчас их арьергард через Аксайскую переправу на левый берег идет. Многие из наших казаков за ними следуют, а атаман Назаров ничего сам сделать не может, не хватает ему силы, чтоб правительство и войска в кулаке удержать. Никто на себя ответственность брать не желает, и наши бравые офицеры бегут на Кубань, надеются, что там их пригреют и помощь окажут. Сейчас, видишь, - Сиволобов кивнул на свое сопровождение, - к голубовцам на переговоры еду. Уж лучше пусть они в город войдут, чем красногвардейцы, а то, слишком многие уйти не успели и раненых по госпиталям много.
- Вот оно, значит, как, - нахмурился полковник и спросил: - А мой отряд где?
- С добровольцами ушел, но несколько человек еще в юнкерском училище, помогают артиллеристам орудия увозить.
- Где сейчас Назаров и правительство?
- Министры почти все разбежались, а Назаров с председателем Волошиновым, где ему и положено, в штабе походного атамана, Войсковой Круг собирает.
- Что же, все ясно. Ты можешь одного из казаков послать к Назарову и сообщить, что я готов принять руководство обороной города на себя? Находиться буду через дорогу, в здании юнкерского училища.
- Да, я сам с такой новостью поспешу, - Сиволобов услышанному известию был искренне рад, и на лице его появилась широкая улыбка.
- Нет, ты поезжай к Голубову и время потяни, обещай, что хочешь, сули любые блага и посты, но отыграй хотя бы несколько часов. Как понял?
- Понятно, постараюсь потянуть время. Разрешите исполнять, господин полковник? - Сиволобов молодцевато вытянулся в седле.
- Исполняйте, есаул, - четко козырнул ему полковник.
К штабу походного атамана с известием о возвращении Чернецова направился казак, а мы следом, к училищу, где ранее квартировали партизаны и где сейчас, хотел устроить сборный пункт и штаб обороной города полковник.
И вот, мы на широком дворе Новочеркасского училища, и застаем здесь полную неразбериху и разброд. Плачут какие-то женщины, видимо, матери, провожающие своих сыновей в поход, который позже назовут Ледяным. Кто-то тянет котомки, ржут лошади, несколько человек ругаются у разбитого полевого орудия, и кто всем этим бедламом руководит, не понятно.
Чернецов оглядывает это действо, приподнимается на стременах и громко, как если бы принимал парад, а не находился при бегстве войск, командует:
- Смирно!
На миг, все замирает и около сотни людей, находящихся во дворе, смотрят на нас как на сумасшедших. Наконец, появляется пожилой и прихрамывающий на левую ногу прапорщик, от общей массы он делает два шага вперед и спрашивает:
- Кто такие?
- Я полковник Чернецов.
- Брешешь, - говорит прапорщик, поворачивается к нам спиной, и устало машет рукой: - Больной человек, видать, рассудком повредился.
Однако, из толпы вылезает худенький юноша в не по росту большой солдатской шинели и винтовкой за плечами. Он бежит к нам, метра за четыре резко останавливается, делает три четких строевых шага, вытягивается и докладывает:
- Господин полковник, рядовой 1-й сотни Чернецовского партизанского отряда Гольдман.
- Вольно, - бросает Чернецов и спрашивает паренька: - Кто еще из наших здесь?
- В училище десять человек 1-й сотни и трое из офицерской полуроты.
- Всех сюда.
- Есть!
Гольдман уносится в здание учебного корпуса, а позади нас раздается спокойный и уверенный голос:
- Полковник Чернецов?
Командир оборачивается и спрыгивает с седла, я следом. Перед нами среднего роста статный мужчина с волевым лицом, одетый в шинель с погонами генерал-майора. Видимо, это нынешний войсковой атаман Анатолий Михайлович Назаров, бывший командир 8-й Донской казачьей дивизии.
- Так точно! - браво отвечает на вопрос атамана Чернецов.
- Мне донесли, что вы готовы возглавить оборону города. Это правда?
- Да.
- Вы сможете отстоять город?
- Отстоять нет, господин войсковой атаман, но на несколько дней задержать противника и дать возможность эвакуировать людей, жизни которых под угрозой, смогу.
- Что же, ответ честный. С этого момента, вы руководите обороной города, а соответствующий документ, подтверждающий ваши полномочия, будет готов в течении получаса.
- Разрешите приступить к исполнению своих обязанностей?
- Приступайте, - в глазах Назарова мелькнула веселая искорка, и он, резко развернувшись, направился в штаб походного атамана.
Глава 9
Новочеркасск. Февраль 1918 года.
К обороне города Войсковой Круг готовился, начиная еще с шестого февраля. В тот день было принято несколько правильных и волевых постановлений, которые могли бы исправить то положение дел, которое сложилась после ухода из жизни Каледина и окончательного решения генерала Корнилова покинуть Дон. Первое - защищать территорию Войска Донского до последней капли крови. Второе - Войсковой Круг, в связи с тем, что Донское правительство калединского созыва сбежало из столицы, объявляет себя верховной властью. Третье - Войсковой атаман наделяется всей полнотой власти. Четвертое - начинается немедленное формирование боевых дружин, а во всех станицах, атаманам поселений предписывалось немедленно арестовать всех большевистских агитаторов и предать их суду военного времени. Пятое - все работающие на оборону, объявлялись мобилизованными. Шестое - все боевые дружины должны немедленно направляться на фронт. Седьмое - до разрешения ситуации с наступлением большевиков войсковым атаманом должен остаться генерал-майор Назаров. Восьмое - учрежденные военные суды должны немедленно приступить к своим обязанностям.
Решения верные и казаки на призыв оборонить свою столицу откликнулись, вот только один Войсковой Круг и Назаров, не могли полностью взять ситуацию под контроль, поскольку вся администрация столицы оставалась старая. И складывалась странная ситуация, казаки из отдаленных левобережных станиц и молодежь приходят на запись в отряды, а чиновники им говорят, что все бесполезно и идите по домам, все равно Новочеркасск не удержать и столица скоро падет. Что это, как не предательство?
Кроме того, многие горожане ждали большевиков как освободителей, и люди, хотевшие отстоять Новочеркасск, видя это, задавали себе вопрос, зачем они сюда прибыли, если не нужны, и покидали город. В дополнение к имеющимся у казаков силам, сквозь вражеские заслоны, под командой войскового старшины Тацина, пробился 6-й Донской казачий полк, наконец-то, вернувшийся с западного фронта. Полк боевой и был готов биться с красными насмерть, но казаков распустили по городу на отдых, они посмотрели на все происходящее, послушали говорунов с горлопанами, собрались, да и подались по родным станицам. В этом случае, проявилось головотяпство и нераспорядительность походного атамана Попова.
Кстати, про генерала Попова. Этот, вообще, отдал казакам, все еще продолжающим оборонять город, приказ бросить все и отходить в степь. Мол, красные придут, устроят бойню, казаки и горожане все осознают, и тогда он со своим отрядом вернется. Мы разминулись с ним всего на десять минут. Именно в Новочеркасском училище он собирал тех, кто хотел или должен был уйти с ним и, не дождавшись всех отрядов, направился в степь. Что сказать по этому поводу? С одной стороны походный атаман прав, но бросать в городе раненых и гражданских лиц, которых красногвардейцы не пощадят, по меньшей мере, подло. Да, про что говорить, если даже стоящих во многих присутственных местах и на страже интендантских складов караульных, никто не предупредил о том, что они могут покинуть пост.
В общем, на момент принятия Чернецовым обязанности оборонять столицу, в городе царила неразбериха и хаос. Где-то на окраинах шла стрельба, к Дону тянулись беженцы и отступающие добровольцы, кто-то в панике собирал вещи, а кто-то шил красный флаг и, глядя в спины спасающих свои жизни людей, презрительно ухмылялся. В штабах все вверх дном, на полу валяются секретные бумаги, в топках горит переписка, а по некоторым комнатам уже шныряют мародеры. Каждый предоставлен сам себе, в душах смятение, а в головах туман.
Кажется, что все, не отстоять нам Новочеркасска, не выдержать натиска красногвардейцев и голубовцев, но тут вступает в силу фактор личности, разумеется, я говорю про полковника Чернецова, популярность и слава которого среди казаков, не знает границ. Многие говорили, что в нем воплотился сам воинственный дух донского казачества, что это второй Степан Разин и Платов, а генералы из окружения Корнилова, между собой, называли его донским Иваном-царевичем, героем без страха и упрека. Я долгое время был с ним рядом и могу сказать, что все это правда. Да, Чернецов герой и в этом сомнений нет никаких, и у нас такой лидер только один. Он не боится принимать решения, тонко чувствует ситуацию, не знает страха и осознает себя неразрывно связанным с судьбой своего народа. Он кровь от крови казак, и плоть от плоти, потомственный воин степных просторов, который некогда обещал Каледину, что пока он жив, Дон будет свободным, и именно поэтому, Чернецов станет драться до конца, и намерен цепляться за каждый кусочек родной ему земли.
Первое, что полковник сделал, после посещения юнкерского училища войсковым атаманом Назаровым, выстроил во дворе всех оставшихся в городе партизан своего отряда, среди которых были Мишка и Демушкин, прошелся вдоль строя и каждому пожал руку, молча и без всяких высокопарных слов. После чего, Демушкин и один из партизан 1-й сотни были посланы на левый берег, в расположение основных сил отряда, уходящих с добровольцами. Их задача, известить не только чернецовцев, но и всех казаков, что полковник снова в деле, и будет оборонять столицу. Все остальные, кроме двух прапорщиков, с тем же самым поручением разбегаются по Новочеркасску. Задача этих посыльных, собрать всех, кто готов сражаться с большевиками, в училище, где из них будут формироваться боевые подразделения, и посмотреть, что и где уцелело из вооружения. Остающиеся прапорщики должны принимать будущих городских защитников, распределять их по отрядам, вести учет бойцов и оружия.
Партизаны отправляются в город, а мы с Чернецовым переходим через дорогу и оказываемся в штабе походного атамана, откуда выходит председатель Войскового Круга Волошинов, который намерен идти крестным ходом к собору. По мне, так лучше бы делом занялся, но с другой стороны, не мешает, да и ладно. В штабе Чернецов получает документ о том, что в городе он теперь самый главный, и мы узнаем, о силах противника и о том, кто же еще продолжает сражаться на нашей стороне.
Против нас наступает четыре вражеских отряда. Конечно же, это незабвенный товарищ Саблин, и это около тысячи штыков, десять пулеметов и пять орудий. За ним старый враг Чернецова Петров, у которого три тысячи штыков, сорок пулеметов и девять орудий. Невдалеке от этих двух, третий стоит, Сиверс, и с ним две тысячи штыков, четыреста сабель из недавно подошедшей с Украины 4-й кавалерийской дивизии, сорок пулеметов и шесть орудий. И как довесок к большевикам, со стороны станицы Бессергеневской, Голубов с подразделениями 10, 27, 28, 44 и Атаманского полков, всего семьсот казаков, полтора десятка пулеметов и три орудия. В общей сложности, против столицы Войска Донского шесть тысяч штыков, тысяча сто сабель, 23 орудия, около сотни пулеметов, три бронепоезда в районе Ростова и один за Персиановкой.
Сказать нечего - сила против нас немалая, а защищает город только несколько небольших отрядов. С запада, в Аксайской стоит полковник Краснянский и с ним полсотни казаков. На востоке есаул Бобров, так же, пятьдесят казаков и десять стариков из Аксайской дружины. В Персиановке уже никого, генерал-майор Мамантов со своим отрядом ушел вслед за Поповым, но наступления красных на этом направлении пока нет, поскольку прикрывающий отход основных сил есаул гвардии Карпов, так лихо бил врага из пулемета, что враги отступили и, не смотря на гибель храбреца, все еще стояли на месте. На севере города держится группа Упорникова и с ним около сотни казаков 7-го Донского полка, но он тоже имеет приказ на отход, и сколько продержится, неизвестно. На этом все, и остальные защитники города, которых было около двух тысяч, растворились в неизвестном направлении.
Помимо всего этого, в штабе мы узнали еще две новости. Первая заключалась в том, что весь золотой запас Государственного Казначейства, хранящийся в Новочеркасске, так до сих пор и не вывезен. В неразберихе и суматохе сегодняшнего дня, про него попросту забыли, а это, более четырех миллионов золотых рублей, которые могли бы достаться большевикам. Как так случилось, не очень понятно, но мне думается, что произошло то же самое, что и всегда, не нашлось человека, который взял бы ответственность за золото на себя. Вторая новость была иного рода, оказалось, что телеграф и телефон работают, как и прежде, и имеется связь с Ростовом, где в "Палас-Отеле" заседает товарищ Сиверс со своими командирами. Можно было бы обрубить всю связь, но телефонисты занимали нейтралитет, общались между собой и давали ценные сведения о противнике обоим противоборствующим сторонам, так что если их даже большевики не трогают, то и мы не станем.
В штабе берем подробные карты района ведения боевых действий и собираемся покинуть здание, но в училище направились не сразу. Из комнаты связи на первом этаже, выскочил растерянный человек и сказал, что на телефоне какой-то штаб Донской Социалистической армии и некий Сиверс требует самого главного царского недобитка. Чернецов вошел в комнату, взял трубку телефона и произнес:
- Командующий обороной Новочеркасска полковник Чернецов на связи.
Рядом с телефоном лежала подключенная к аппарату дополнительная трубка и я, отложив карты в сторону, взял ее и услышал занимательный разговор. В трубке треск, щелчки и молодой развязный голос:
- Командующий Донской Социалистической армией Сиверс у аппарата.
- Что вы хотите, бывший прапорщик?
- Хочу сказать, что ваша песня спета и вскоре, мы будем плевать на ваши трупы, будет драть ваших баб, а на всех деревьях вешать попов, помещиков и офицеров. Сдавайтесь, царские недобитки и, тогда, может быть, смерть ваша будет легкой и быстрой.
Полковник рассмеялся и ответил:
- Э-э-э, да ты, никак, выпимши, товарищ Сиверс, и решил покуражиться. Знаю, что бесполезно тебе что-то говорить, но я скажу. Ваш поход окончится неудачей, и вас сметут с этой земли, а потому, все ваши революционные войска должны немедленно сложить оружие, покинуть Ростов и уйти туда, откуда они пришли. Ты же и все твои комиссары, должны явиться ко мне как заложники. Гарантирую, что суд будет справедливым, учтет вашу добровольную сдачу и назначит вам только тюремное заключение. Как видишь, мы более милосердны, чем вы. В случае не выполнения моих требований, пуля в лоб и поганое посмертие, тебе и твоим товарищам сейчас, а вашим правителям Бронштейнам и Нахамсонам, чутка попозже.