Моника и Террелл переглянулись.
— Но, милый, даже если ты вдруг потеряешь работу, стоит ли так убиваться?
Хэдли сжал кулаки и со свистом втянул в себя воздух, стараясь побороть раздражение.
— Ты не понимаешь, Моника… прошу тебя, иди спать. Мне надо поговорить с Фрэнком.
— Я все понимаю, Лоусон.
— А я говорю нет! Ты не можешь понять одну простую вещь: весь город сейчас — как растревоженный улей!
— В самом деле? — Она поднялась и грациозной походкой подошла к окну, из которого открывался прекрасный вид на жилые дома-небоскребы, окружавшие здание муниципалитета. Свет горел лишь в нескольких окнах. — А мне кажется, что почти все спят спокойным сном. Если кто и растревожен, так это горстка журналистов да ты.
— Моника, прошу тебя, иди спать!
— Да, разумеется. — Она улыбнулась Терреллу, потом направилась к двери. — Для Лоусона нет ничего важнее благополучия наших горожан, Фрэнк, — сказала она от двери и скрылась.
Последовала долгая пауза, затем Хэдли заговорил.
— Моника не в состоянии оценить возможные последствия. Ты-то понимаешь, что завтра нас с тобой могут вытряхнуть из наших кресел?
Террелл достал трубку и начал ее набивать.
— Ты так считаешь? — Он посмотрел на Хэдли. — Все никак не мог сказать тебе одну вещь, Лоусон. Моника ушла, теперь скажу. По-моему, ты ведешь себя, как старуха, которой мерещится, что у нее под кроватью мужчина.
Хэдли залился краской.
— Это ты мне говоришь? — гневно вопросил он, но Террелл выдержал его взгляд, и мэру удалось взять себя в руки. — Не смей со мной так разговаривать!
— Что сказано, то сказано, — примирительно произнес Террелл. — Теперь послушай меня для разнообразия. — Он зажег трубку, с удовлетворением затянулся и лишь тогда продолжил: — Я уже пятнадцать лет как шеф полиции. Мне на этой работе пришлось понавидаться всякого. И то, что у нас завелся псих, совершивший два убийства, еще не причина для паники, а ты ударился в панику. В любом городке время от времени появляется псих — ты знаешь это не хуже меня. Ничего уникального в этом нет.
Хэдли вдавил кончики пальцев в лоб.
— Но ведь это происходит в Парадиз-Сити!
— Верно. А чем Парадиз-Сити отличается от других городов? Я скажу тебе чем. Парадиз-Сити — сюда приезжают порезвиться самые богатые, самые высокомерные, самые вульгарные и самые неприятные люди во всей стране. И вот здесь появляется убийца: лиса среди золотых гусей. Случись такое в любом другом городе, ты бы и читать об этом не стал.
Следя за голосом, Хэдли заявил:
— Защищать людей, которым я служу, — мой долг! На другие города мне плевать! Для меня важно то, что происходит здесь!
— И что же здесь происходит? Псих совершил два убийства. Если паниковать — нам его не найти.
— Вот ты сидишь и разглагольствуешь, — сердито буркнул Хэдли. — А какие-нибудь меры ты принял?
— Ему от меня не уйти. Я его найду, это дело времени. А ты вместе с газетчиками ведешь себя так, как будто вы решили создать такую атмосферу, какая и требуется убийце, — такое у меня складывается впечатление.
Хэдли откинулся на спинку кресла.
— Что такое ты несешь? Говори, да не заговаривайся! Пока ты со своими людьми не сделал ни черта, чтобы люди могли сказать: «Да, наша полиция кое-чего стоит». Два убийства! И чем ты можешь похвастаться? Ничем! Я создаю атмосферу, которая требуется этому маньяку? Как тебя прикажешь понимать? Как у тебя язык повернулся, и как тебя, черт возьми, прикажешь понимать?
С невозмутимым видом кряжистый Террелл закинул ногу за ногу.
— Я в этом городе прожил почти всю свою жизнь, — сказал он. — И впервые здесь запахло страхом. Здесь пахло деньгами, сексом, коррупцией, скандалом и пороком, но страхом — никогда… А сейчас я его чую.
Хэдли раздраженно взмахнул рукой.
— Мне начхать на твое обоняние! Ты обвиняешь меня в том, что я создаю атмосферу, выгодную убийце… будь любезен, объясни, о чем речь!
— Ты не задавал себе вопрос: какой у этих убийств мотив? — спросил Террелл. — И почему этот убийца себя рекламирует? Когда ко мне попадет дело об убийстве, я перво-наперво спрашиваю себя: каков мотив? Если убийство без мотива, полиции приходится блуждать в потемках. И я спросил себя: а что за мотив у этих двух убийств?
Хэдли резко подался назад в своем кресле.
— Что ты на меня смотришь? Это твоя работа, а не моя, черт подери!
— Верно. Это моя работа. — Террелл как следует затянулся. — Так вот, так или иначе, а мотив есть всегда. Когда имеешь дело с психом, мотив с ходу не определишь, но он есть, нужно только как следует его поискать. Маккьюэн был типичным продуктом нашего города. Лайза Мендоза была музыканткой. Между ними нет ничего общего, кроме одного: их смерть — это средство сделать известным человека, который окрестил себя Палачом. Умно окрестил, ничего не скажешь… С этим словом он с ходу попал на первые страницы газет. С ним сразу посеял панику в городе. Мне кажется, это и есть его мотив — другого пока не вижу, — посеять в городе панику.
— Что за чушь! — рявкнул Хэдли. — Зачем психу надо сеять в городе панику?
— Тем не менее, он это делает, — спокойно заметил Террелл. — Я не утверждаю, что на сто процентов прав, но где другое объяснение? При том, как развиваются события, похоже, что мотив я определил верно.
Хэдли надолго задумался, потом, сильно оттолкнувшись от ручек кресла, поднялся.
— Я устал. На сегодня — под завязочку. Извини, Фрэнк, что распетушился… Ладно… Над твоими словами я подумаю. О том, что нас ждет завтра, и говорить не хочется. — Террелл промолчал, и Хэдли волей-неволей представил себе завтрашние газеты, бесконечные телефонные звонки, скандальное выступление Пита Хэмилтона в теленовостях. — Ты и вправду считаешь, что этому психу вздумалось запугать весь город?
— А что он, по-твоему, делает?
— Что предпримем?
— Теперь это зависит от тебя, — сказал Террелл. Он наклонился и выбил табак из трубки, постучав ею о пепельницу. — Прежде чем ехать в управление, я хочу знать, на моей ли ты стороне?
— На твоей ли я стороне? — Хэдли пристально взглянул на него. — Естественно, на твоей.
— Естественно? — С каменным лицом Террелл посмотрел на Хэдли. — Ты только что говорил, что я могу потерять работу. Тебе нужен новый шеф полиции?
Хэдли дернулся, как от удара.
— На кой черт мне новый шеф полиции? Если кто и может поймать этого мерзавца, так это ты!
Террелл поднялся.
— Тут ты прав. Если кто и может его поймать, так это я. А посему больше никакой паники.
— Молодец, Фрэнк, — раздался голос Моники от дверей. — Я все ждала, кто же это ему скажет!
Мужчины обернулись и тут же поняли, что она слышала весь разговор.
У Хэдли внезапно полегчало на душе. Вид у него был сконфуженный.
— Ох, эти жены! Может, ты заберешь ее от меня, а, Фрэнк?
Террелл тоже сразу смягчился. Подмигнул Монике.
— Не будь у меня своей благоверной, поймал бы тебя на слове, — пошутил он. — Они друг друга стоят. — И он пошел к выходу.
Хэдли с сомнением в голосе спросил:
— Хочешь, завтра приеду в управление?
— Тебя мы хотим видеть всегда, Лоусон, — еще раз пошутил Террелл. Коснувшись руки Моники, он сел в лифт… а внизу его ждали телекамеры.
Джек Андерс, швейцар в гостинице «Плаза-Бич», стоял на красном ковре перед солидными мраморными порталами, которые вели в лучшую гостиницу Парадиз-Сити, ручищи он сцепил за спиной, а проницательные серые глаза изучали бульвар перед входом.
Андерс был ветераном второй мировой войны, имел несколько впечатляющих медалей за доблесть и участие в боевых действиях и теперь был весьма заметной фигурой на бульваре. В должности швейцара «Плаза-Бич» он работал последние двадцать лет.
Утро — время далеко не пиковое, и Андерс мог позволить себе расслабиться. Через пару часов на предобеденный коктейль начнут съезжаться гости, и работы у него будет по горло: открывать дверцы машин, инструктировать шоферов насчет парковки, приподнимать фуражку перед постоянными клиентами, отвечать на кретинские вопросы, информировать и получать долларовые купюры. Никому из клиентов «Плаза-Бич» и в голову не приходило заговорить с Андерсом, не приготовив для него доллар. Но сейчас, в 9.30, он не ожидал никаких посягательств на его внимание и соответственно отдыхал.
Полицейский Пэдди Макнейл, массивный ирландец средних лет, дежуривший на бульваре на случай транспортного затора, да и просто поглядывавший за престарелыми и богачами, остановился рядом с Андерсом.
Они были друзьями, и немудрено. Вот уже сколько лет в любую погоду Андерс стоял на страже перед входом в гостиницу, а Макнейл прохаживался по бульвару и каждые два часа подходил к гостинице — передохнуть и немного поболтать.
— Ну, как там твой приятель… Палач? — спросил Андерс, когда Макнейл остановился рядом. — Я тут радио слушал. Мои старички все штанишки промочили.
— Твои старички… если бы только они, — мрачно заметил Макнейл. — Не жизнь пошла, а хрен знает что. Мне еще повезло, что меня сюда поставили. Старую гвардию — еще человек десять вроде меня — хоть как-то пощадили, остальные, высунув язык, ищут этого сукина сына. Утром два грузовика с людьми подослали из Майами. Да толк-то от них какой? Трата времени и денег. Что они здесь знают, эти легаши из Майами?
— Как думаешь, Хэмилтон по делу вещает? — невинно спросил Андерс. Подколоть Макнейла он любил.
— Хэмилтон? — Макнейл фыркнул. — Я этого трепача и слушать никогда не слушаю… только и знает, что воду мутить. — Он скосил глаза на Андерса. — И что он провякал на этот раз?
— Этот малый якобы маньяк, зациклился на убийстве и у него зуб на богатых.
Макнейл столкнул фуражку на лоб и почесал затылок.
— Если ненавидишь богатых, еще не значит, что ты убийца или маньяк, — изрек он наконец. — Я, к примеру, и сам не сгораю от любви к богатым.
Андерс скрыл усмешку.
— Их тоже иногда попользовать можно.
— Кто сомневается? Я бы с тобой махнулся не глядя.
— Да, работенка у меня ничего. — Выглядеть самодовольным павлином Андерсу не хотелось. — Правда, надо подход к ним иметь. Как думаешь, поймают этого психа?
— Я? — Макнейл покачал головой. — Я в эти игры уже не играю. Я свое в этой жизни отловил. Как и ты… нам теперь что-нибудь поспокойнее, без напряга… но шеф его поймает, и сомневаться нечего. Террелл — мужик головастый, но какое-то время на это уйдет, понятное дело.
Ко входу подкатил сияющий «ролс» песочного цвета, и, оставив Макнейла, Андерс деловито прошел по красному ковру и открыл дверцу машины.
— Доброе утро, Джек. — Симпатичного толстяка, вылезшего из машины, звали Родни Бразенстайн. Это был удачливый адвокат и каждое утро приезжал встретиться с клиентами, жившими в гостинице. — Миссис Данк Броулер не появлялась?
— Для нее рановато, сэр, — ответил Андерс. — Минут через пятнадцать.
— Если спросит, скажите, что я еще не приезжал. — Бразенстайн сунул долларовую банкноту в раскрывшуюся ладонь Андерса, после чего прошел в гостиницу.
Шофер отвез «ролс» на стоянку, а Макнейл подошел поближе к Андерсу.
— У тебя болячки на пальцах никогда не выскакивали? — с заботой в голосе спросил Макнейл.
— Как-то обхожусь, — быстро ответил Андерс. — Только ты не думай, что все это так просто — раз и в дамках. У меня на это ушли годы.
— Неужто? — Макнейл покачал головой. — Я утюжу этот чертов бульвар уже сколько лет, хоть бы одна собака мне доллар сунула.
— Личное обаяние, — пояснил Андерс. — А тебе просто не везет.
Из гостиницы, слегка ковыляя, вышла крошечная женщина с небесно-голубыми волосами и сморщенным лицом, ее скрюченные подагрой пальцы были унизаны бриллиантовыми кольцами.
Андерс в ту же секунду оказался рядом.
— Миссис Клейтон! — Глядя на него, Макнейл даже вздрогнул: такое неподдельное изумление читалось на красном, жестком, как подошва лице Андерса. — Куда это вы собрались?
Маленькая женщина жеманно улыбнулась и с восхищением воззрилась на Андерса.
— Решила немножко прогуляться.
— Миссис Клейтон! — Обеспокоенность в голосе Андерса заставила забеспокоиться даже Макнейла. — А доктор Ловенстайн разрешил вам немножко прогуляться?
Маленькая женщина виновато покосилась на него.
— Если честно, Андерс, то нет.
— А я уж было удивился! — Андерс нежно взял ее за локоть и начал препровождать обратно в гостиницу. — Посидите спокойненько, миссис Клейтон. Я попрошу мистера Бивена позвонить доктору Ловенстайну. А то вы здесь будете носиться как угорелая, а мне потом отвечать?
— Батюшки светы! — пробормотал Макнейл, пораженный до крайности, и даже перекрестился.
Через несколько минут Андерс вернулся и занял свой пост на красном ковре. Макнейл все еще стоял у входа, не в силах оправиться от увиденного, маленькие ирландские глазки слегка осоловели.
— Это миссис Хенри Уильям Клейтон, — разъяснил ему Андерс. — Ее старик сыграл в ящик пять лет назад. И оставил ей пять миллиончиков.
Макнейл выпучил глаза.
— Ты хочешь сказать, что этот дряхлый мешок с костями стоил пять миллионов?
Андерс нахмурился.
— Пэт! О покойниках плохо не говорят.
— Угу. — Последовала долгая пауза, потом Макнейл сказал: — Ты вроде бы задал старушонке перцу?
— С ними только так и надо. Она это дело обожает. Знает, если кто к ней с открытой душой, так это я.
— И много таких в вашем заведении? — спросил Макнейл.
— Навалом, — Андерс покачал головой. — Старые чудики, одной ногой в могиле, а денег куры не клюют… грустно это.
— Мне бы такие деньги, я бы не грустил, — заметил Макнейл. — Ладно, паси своих божьих одуванчиков, а я пошел. Увидимся. — Он умолк, потом внимательно посмотрел на Андерса. — Сколько она тебе сунула?
Андерс прикрыл правое веко — подмигнул с прищуром.
— Секрет фирмы, Пэдди.
— Ну ты даешь! А я всю жизнь не тем делом занимаюсь! — Вздохнув, Макнейл зашаркал по бульвару, шлепая по разогретому асфальту крупными ступнями.
С плоской крыши ночного клуба «Пелота», лежа, Пок Тохоло смотрел на удаляющуюся спину здоровяка-полицейского. Смотрел сквозь оптический прицел своей винтовки.
Пок обосновался на крыше три часа назад. Четырехэтажное здание клуба находилось от гостиницы «Плаза-Бич» примерно в тысяче ярдов, чуть меньше. Пок подъехал к клубу на «бьюике» в 6.00 — в это время вокруг наверняка никто не увидит, как он выходит из машины с винтовкой в руке.
Клуб Пок знал хорошо — как никак одно из самых старых зданий в городе. Сзади крепилась подвесная металлическая лестница, туристы считали ее какой-то диковинкой и всегда на нее пялились. Подъем на крышу оказался нетрудным и вполне безопасным, однако Пок прекрасно знал: со спуском будет куда сложнее. К тому времени на бульваре будет многолюдно, забьет ключом жизнь и в соседних зданиях, и его, конечно, могут заметить, но он был готов на этот риск.
Лежа за невысоким парапетом, он взглянул на часы: 9.43. Он снова подладился глазом к оптическому прицелу и принялся изучать бульвар.
Машин становилось все больше. Появились люди, сплошным потоком они шли по бульвару в обе стороны. Тут он увидел Чака и одобрительно кивнул. Чак пришел чуть раньше, но это ничего. Свежая красно-белая рубашка, серые джинсы — Чак ничем не отличался от молодых туристов, что в это время года наводняли Парадиз-Сити. Он шел праздной походкой и на ходу читал газету.
Пок чуть повернул колесико оптического прицела, сфокусировал его на лице Чака. На нем блестели капли пота. Что ж, ничего удивительного. Чаку предстояла тонкая работа, и не менее опасная, чем самому Поку.
Пок снова посмотрел на часы. Еще несколько минут… он переместил оптический прицел на вход в гостиницу «Плаза-Бич». Сфокусировал перекрестье на голове Андерса… все в порядке, он не промахнется.
Ничего не подозревавший Андерс, спокойно оглядывал бульвар, отвечал кивком на кивок, притрагивался к фуражке, когда удостаивался приветственного взмаха, и вообще нежился на солнышке.
С тех пор как в моду вошли мини-юбки, туалеты в обтяжку и прозрачные платья, жизнь Андерса стала куда полнокровнее. С одобрением он взирал на фланировавших мимо девиц. Его насущный хлеб как швейцара зависел от стариков, богачей и толстяков, но он вовсе не утратил интерес к длинным ножкам, вихляющим бедрам и подрагивающим в такт походке грудям.