— По-моему люди если и меняются с возрастом, то только в худшую сторону. Нет?
— Да, к сожалению. Но чего мне сейчас бояться? Уж точно не старого школьного приятеля. А уже вечером, после захода в магазин и покупки минимума еды на вечер, вышла на улицу и потопала в направлении дома. Метров через сто увидела, что за мной неотвязно следует какой-то ребенок лет пяти, которому я корчила рожи, стоя в очереди, пока его мамаша самозабвенно трепалась со своей подругой. Как потом выяснилось, дитя вышло за мной и поперлось следом! Я, само собой разумеется, воздела очи к небу, ибо сумки тяжелы, и повела его обратно к маме, которая уже с вытаращенными глазами носилась кругом магазина в поисках пропавшего дитяти. Передав малыша родительнице с рук на руки, я пошла домой. И тут у соседнего подъезда в лучах фонаря заметила, что на земле лежит нечто голубоватое и прямоугольное.
— Купюра?
— Во, правильно догадался, это была денежка номиналом в тысячу рублей. Я сейчас свободна — сижу дома одна и день за днем гнию перед своим зараженным непонятным вирусом компом, мне никто не звонит, никто не напрашивается в гости, а от приглашений все отказываются. Но ты же не хочешь сейчас слушать мои бытовые истории? Про себя расскажи, про свои дела. Что у тебя хорошего? Что-то ты кислый сегодня.
— Голова болит. Меня один колдун затащил вчера в какой-то полуподпольный бордель, и мы там, кроме всего прочего, накачались всякой гадостью, как свиньи.
Упоминание колдуна подействовало на собеседницу Алекса необыкновенно. Вмиг вся она преобразилась — подобралась, напряглась, как взведенная пружина, даже вроде бы помолодела. От прежней удрученной жизнью дамы мало чего осталось. Перед Алексом сидел уже совсем другой человек — изящная, невысокая, но явно сильная и целеустремленная валькирия.
— Какой еще колдун? Что — самый настоящий колдун?
— А что ты так возбудилась? Нет, ненастоящий, — усмехнулся Алекс. — Но — вполне профессиональный.
— Это как? — удивилась она.
— А так. Он не колдун, он работает колдуном. Вообще-то он по образованию — геолог, и после выпуска работал первое время в каком-то смешном геологическом НИИ. Когда в стране начались всякие глубокие преобразования, перестройки и реформы, а зарплату им платить практически перестали, он стал приторговывать эффектными минералами. Сначала просто красивыми камнями, потом — распиленными и шлифованными самоцветами, а еще потом — стал делать разнообразные висюльки, кулончики и брошки. Довольно скоро он придумал снабжать свой товар запиской-легендой: что это за минерал, от чего «помогает», какому «знаку» соответствует и что означает сам. Он стал изготавливать обереги из разных камней, амулеты там всякие. Ну, вот как-то так втянулся в это дело, и докатился до оккультных наук, что-то там где-то закончил, получил какой-то «магический» диплом, и сейчас признанный в своей среде специалист. А еще он делает различные талисманы — пентакли какие-то — и продает потом за совершенно неприличные деньги. Говорит, что умение их мастерить унаследовал от своих далеких предков, которые вынесли эти сакральные знания из гарема самого царя Соломона. Врет, конечно же, но красиво врет! Фирма у него со всеми причиндалами: секретарша, свой юрист и компаньон. Мой друг просто совладелец бизнеса, и каждому клиенту дают подписать договор, в котором есть пункт, что клиент платит деньги за работу, а не за результат.
— И как он? Не разорился еще с такими пунктами?
— Нет, знаешь ли, даже наоборот — процветает по-моему. Я был у него в офисе, там все очень круто: самая новая оргтехника, компьютеры — прямо хай энд. Визитку мне свою подарил с каким-то странным знаком. С этим, с пентаклем. Он сказал, что…
— А еще чем ты сейчас занимаешься? — прервала она Алекса.
«Странно, но она как-то противоестественно любопытна сегодня — то от любознательности из себя выпрыгивает, то теряет интерес с полуслова. Что это с ней? — подумал он. — Необычно для нее».
— Я? С красивой женщиной вот в кафе сижу, — усмехнулся Алекс. — Ну, работаю там же, где и раньше, а «для хобби» пишу всякую ахинею. Меня даже печатают…
— Знаю, видела некоторые твои писания. Вообще-то ты зачем пишешь? Вряд ли тебе за это хорошо платят. Зачем тебе это надо? Для чего?
— Так просто, для души. Со мной что-то не так?
— Только без обид, ладно?
— Да, а что? — насторожился Алекс.
— Язык у тебя суховат, сюжеты не очень интересны, и чтение твоих сочинений как-то не завораживает. Не вставляет, как теперь говорят. Неужели нет иных способов почувствовать себя выше других? Если у тебя настолько занижена самооценка, что нужно хоть чем-то выделиться из толпы? Так, как бы ни банально это звучало, выделяйся знаниями, талантами, если таковые имеются и еще не закопаны в повседневности, или, на худой конец, язык себе проколи... И если тебе об этом никто еще не сказал, то только из вежливости и нежелания обидеть. Вот. Я высказалась.
— Но помнишь, ты же сама… — тут он вовремя прикусил язык и заткнулся.
— Обиделся что ли на мои слова?
— Нет, не обиделся. Да мне вообще-то пофигу, что и кто там про меня говорит... И ты тут ни при чем. Бесит просто, что есть мудаки, которые думают, что они все знают и что они самые умные... А пошли они все!..
— Обиделся, — констатировала она. — Да ладно, я же по-дружески тебе сказала. Если не я, то кто? Но все-таки расскажи, как ты это делаешь? Меня сама технология интересует. Как вот так можно — ничего нет, и написать что-то. Не автобиографию, не случаи из собственной жизни, не подслушанные байки, а что-то свое, совсем новое! Я хочу если не увидеть, то хоть бы узнать основную суть, может — я тоже буду.
— Ты сумеешь, стоит тебе только захотеть… Но может не надо, а? Я тут недавно видел в продаже книжку — «ЭмоГерл». Так ее всякие малолетки расхватывают, как горячие пирожки. Вот мне бы такую написать! Там столько всего понакручено!
— Я знаю, о чем ты, но это — другое дело. Тут самое главное — хорошо просчитанный литературный проект! Мне тут по работе приходится читать много всякого разного литературного говна, и от этого складывается нехорошее впечатление, что большую часть этих книжек изобретают маркетологи, пишут литературные батраки, причесывают литредакторы, и так далее. Вот смотри: например — «эмо». Модное молодежное движение, поэтому мы делаем книжку с этим словечком в названии, так? Например, «ЭмоГерл». Значит, что? Малолетки должны раскупать черно-розовую книжку, на обложке которой присутствует слово «эмо» и нарисована эмо-физиономия. Так? Эти же малолетки смотрят фантастические фильмы и мультики с трехмерной анимацией, значит, хорошо переварят и розового зайца с зубами черной акулы. Не удивлюсь, если идею книжки проверили на фокус-группах. Короче — хватит мяться, расскажи, я же просила.
— Я тебе не скажу ничего умного своим сухим языком. Спроси об этом лучше у какого-нибудь маститого писателя. У Сергея Лукьяненко, например, или у Дарьи Донцовой, я тебе их интернетовские адреса дам. Хотя — сомнительно, что они удовлетворят твое любопытство. По-моему, если ты что-то любишь делать, и делаешь это более-менее прилично, то на свою кухню пускать никого не следует. Кухня — это только твое рабочее место, и я почему-то очень сильно сомневаюсь, что вероятному потребителю результатов твоих усилий понравится изучение разных там секретов. Возможно, что совсем и наоборот.
— Тут ты прав, я вот терпеть не могу, когда смотрят, как я шью или как готовлю. Результат нравится? Ну, вот и хорошо, а сам процесс — это мое таинство, и нефиг туда лезть.
— Так чего же ты от меня хочешь? Моя кухня — это моя кухня, и тебе туда заходить не рекомендуется.
— Нет, ты все-таки расскажи! — не отставала она. — Я тогда для тебя что хочешь сделаю!
— Вот ведь пристала… ладно, расскажу. Вообще-то, проще всего опубликовать чужой текст, если тебя об этом просит автор того текста… — Алекс сделал многозначительную паузу и посмотрел на свою собеседницу, которая в ответ ничего не сказала, но как-то напряглась и поджала губы. — А если серьезно, то удобнее всего изобразить поток сознания. Без этого самого мутноватого потока не мыслим никакой современный роман. Поскольку голову отключить можно только доведя себя до состояния полной бессознательности, то какие никакие мыслишки там все-таки роятся. Вот и требуется всего-навсего это самые мыслишки в слова перевести. Вот как я сейчас. Сделать это нетрудно, и сил особенных не требует. Садись за клавиатуру, и шлепай по ней пальчиками. Только — чтобы кому-то кроме тебя все это интересно было бы читать.
— Что — пишешь все подряд, что в голову взбредет, и тебя будут печатать, так что ли?
— Ты, знаешь, так все примерно и обстоит. Почти. Есть только один маленький нюанс, — Алекс усмехнулся, вспомнив неприличный анекдот. — Продается абсолютно все — не только рукописи, но и вдохновение, как таковое... Только вот купить его может не всякий. Понимаешь, сейчас кругом и всюду очень много всего интересного: компьютерные игры, Интернет, телевидение, дивиди всякие продаются на каждом углу. Любой фильм можно легко и дешево купить или из сети даром скачать. Поэтому книга должна быть написана так, чтобы читатель не пожалел сотни рублей, оторвался от видео, от компьютера или от другой книги, и читал именно эту, твою. И обязательно саспинс обязан присутствовать — текст должен сразу же заинтересовать читателя, чтобы он потом не мог от чтения твоего текста оторваться…
— Не люблю я туалетную бумагу, которая никогда не рвется по линии отрыва!
— Ты чего? — удивился Алекс, пораженный сказанной не к месту фразой. — С тобой все нормально?
— А, не обращай внимания, — махнула рукой его собеседница. — Продолжай! Ну и?..
— Ну, и еще следи за тем, чтобы особо непотребные раздумья наружу не вывалились, но, с другой стороны, можно и наоборот — только самые непристойные размышления и записывать. Тут и друзья появятся по этим пристрастиям, и слава пойдет, как об авторе концептуальном, нетрадиционном, интересно мыслящем и оригинально излагающим свои взгляды. Опять же, желателен жесткий, даже жестокий натурализм. Если убийство — то с кровью и ранами, если любовь — то с сексом и голыми телами. Чтоб все как в жизни — со всеми подробностями и мелкими деталями! Если имеется главный персонаж, то надобно описать, как он посещает сортир, что там думает, что видит, что и как делает. Еще можно показать этого самого фигуранта в ванной или в душе: чем он моется, почему и каким образом. Ну, а уж если этот персонаж не живет монахом, и имеется у него некий сексуальный партнер, то уж тут не растеряться — первостепенное дело. Не впасть в ханжество и не пропустить интимные и сексуальные сцены, показав их во всем величии.
— Ты имеешь в виду детальное описание половых актов или простое упоминание о том, что персонаж живет сексуальной жизнью?..
— Зачем же крайности-то! Я тут заметил, что почему-то герои многих российских писателей абсолютно бесплотны. И бесполы, по-моему. Особенно это характерно для фантастической литературы. Вероятно, считается, что литературные герои или вообще не занимаются сексом, или это для них что-то такое будничное и незначительное, о чем и писать-то не стоит. А зря.
— А вот с этого момента поподробнее, пожалуйста, — сказала она.
— Ну, как! Излишне детальное описание половых актов не нужно, достаточно поверхностного. А простого упоминания недостаточно — читатель все хочет знать!
— Ни фига! Я вот не хочу про это знать, мне неприятно читать такие вещи, как будто заставляют подглядывать. Если я хочу прочитать про секс, я залезу в Интернет и скачаю, а если не хочу, то возьму... да хоть Льва Николаича!
— Кстати я категорически не рекомендовал бы включать в постельные эпизоды длинные диалоги и сцены откровенной порнографии. Диалоги — скучно, а — порнографию могут не пропустить или обвинить в изготовлении и распространении заведомо непристойных текстов. Да и не всем это интересно, опять же. А порнографией, как известно, считается изображение человеческих половых органов в рабочем состоянии, если изображение сие не является иллюстрацией к медицинской, учебной или другой специальной литературе…
— Это откуда у тебя столь научное определение для порнухи?
— Как откуда? Стандартное определение, принятое ЮНЕСКО. Да, раз уж мы вспомнили про сцены жестокости, то на этом нужно остановиться отдельно. Современная литература требует такие эпизоды вводить. Причем описать их надо наиболее тщательно и подробно, полностью игнорируя такие выражения, как: «страшно», «ужасно», «бесчеловечно», «безжалостно», «злобно», «бессердечно»... Только конкретные факты. Если необходимо показать силу удара, то напишите — «сокрушительный удар», а если важно передать жестокость драки, скажите просто — «жестко» или лучше — «резко». Теперь упомянутые уже диалоги. Без диалогов скучно, неинтересно и занудно до крайности. Если диалог вести совсем не с кем, то пускай главный герой ведет его сам с собой. Или с некоей сущностью, незаконно поселившейся в его беспокойном сознании. Это и заполнит текст, и придаст вашему произведению вид психологического и нестандартного произведения. Вообще-то диалоги писать просто. Если у автора, то есть у тебя, есть дурная привычка говорить самой с собой, то — никаких проблем — записывай всю эту бредятину, и дело с концом. Потом немного отредактируй, внеси коррективы, слегка подправь — и готово дело. Если же ты не страдаешь таким недостатком, то дела уже плохи. Придуманный диалог может выглядеть неестественно, поскольку талантом, как мы знаем, бог нас обидел, а литературных институтов мы не кончали в связи с отсутствием мощных финансовых ресурсов и влиятельных именитых родственников. Тут неизменным спутником должен стать диктофон. Таскай его на всякие вечеринки, посиделки и сборища, негласно конечно, а то от подруги и по морде можно схлопотать. Записывай все, что можно, а уже после, дома и в спокойной обстановке, сидя перед своим компьютером на трезвую голову, не торопясь, запиши, поменяй имена — и живой диалог готов.
— А как же йумор? — удивилась она, смешно коверкая слово «юмор».
— Ну, юмор! Юмор, конечно же, обязателен, но раз уж с ним у нас с тобой плохо, то скачай из Интернета побольше анекдотов, только новых и не матерных, перескажи своими словами и рассыпь их по тексту, вкладывая в уста созданных тобой героев. Главное — больше нахальства и цинизма. Еще Остап Бендер заметил, что людям это нравится.
— Да… Но сортир или ванна, я думаю, все-таки не заслуживает описания, если, конечно, сюжет не будет развиваться именно там. И с диктофоном, скорее всего, тоже получится полная лажа: нафига нужны разные обывательские рассуждения об обильно пропущенном пиве? Шутки я тоже не стала бы из инета качать — слишком уж легко выйдет, да и шанс есть, что читатель может узреть до боли знакомый анекдот. Нехорошо получится, лучше уж коллекционировать прикольные случаи из жизни. Хотя, оный совет все-таки иногда может и сгодиться… А дальше?
— А дальше — все! Пишешь, как я уже сказал, интересную книгу… Все, написала не менее десяти авторских листов — это где-то четыреста тысяч знаков. По возможности — без ошибок. Потом проверяешь ее на наличие всяких «багов» и внутренних противоречий, чтобы не было такого, что главный герой взял в руки цифровой фотоаппарат, заснял интересную сцену на телефон, а потом сдал на проявку пленку с отснятыми кадрами. Тексты со значительным количеством ошибок никто не будет смотреть. «Рукопись» должна быть в электронном виде — бумажные рукописи сейчас давно уже не в ходу. Обычно ты делаешь файл в Word’е или в PDF-e и посылаешь в издательство, вместе с синопсисом. Ну, синопсис — это…
— Я знаю.
— А, ну и вот. Посылаешь это все в издательство или приносишь, как удобнее. Там читают и дают свое заключение. У каждого издательства свои сроки, и чем круче издательство, тем круче сроки. Если не ответили — то через пару месяцев посылаешь вторично, но вот в третий раз отправлять уже ненужно — издателю твоя книга не понравилась, спорить бесполезно и бессмысленно: или ты — не писатель, или это не твой издатель.
— Ну, а потом, потом! — вспомнила она фразу из советского мультика.
— Ну, а потом, уже после выхода книжки, была у меня автографсессия в ЦДХ... Все нормально, все чудно. Но самое прикольное, когда я подписывал чужие книги. Подходит какой-нибудь вполне из себя левый чувак, говорит различные драгоценные слова и протягивает для автографа чужую книгу, а не мою! Чего только я тогда не наподписывал! Но самый крутой прикол случился тогда, когда один чел громко так заявил — «А кто ты такой? Я тебя не знаю и впервые вижу!» Ну и хрен с тобой! Я тебя тоже вижу впервые, и, надеюсь, не увижу больше никогда... Такие вот у меня отношения с читателями и литературой. А ты сейчас что читаешь?