ИСКАТЕЛЬ № 2 1970
П. ГУБАНОВ
КОЧЕГАР ДЖИМ ГАРМЛЕЙ
1
Уже несколько суток «Бостонец» находился в пути. Под осенним холодным небом во все стороны простирался океан. Капитан Сполдинг, надвинув на лоб фуражку, стоял на мостике и пристально всматривался в далекий горизонт по курсу судна. Старший штурман Дибл брал секстантом высоту негреющего солнца. Он щурил глаза и хмурил брови, крутя верньер. Светлые зайчики весело приплясывали на никелированной шкале секстанта и позолоченных пуговицах черной тужурки штурмана.
Выбравшись из душного кубрика, кочегар Гармлей дышал чистым воздухом и разминался перед заступлением на вахту. Два дня назад он заменил пострадавшего от ожогов Терри и теперь, помимо своего, обслуживал еще и его котел.
До заступления на вахту оставалось еще полчаса. Гармлей не торопился. Спускаться в «преисподнюю» ему не хотелось. В последние дни у него не прекращались головные боли. Пропал аппетит. Он чувствовал слабость во всем теле.
Но работать кочегаром Тармлею нравилось, он усвоил легко и быстро устройство котла со всеми кранами, питательными помпами и клапанами. Гармлей с благодарностью подумал о Вудсбери, работавшем рядом с ним, и стал вглядываться в океанскую хлябь. Вид бескрайних просторов воды и волн, крепкий соленый воздух подавляли головную боль. Мысли приобретали привычную ясность… Гармлей думал о том, что по этим перекрещивающимся морским дорогам плывут во все концы мира тысячи судов. Портовые таможни в дальних странах ждут прибытия назначенных грузов, которые потом превратятся в шуршащие кредитки. Хозяева пароходных компаний не знают грохота ураганов и запаха моря. Им знаком лишь шелест радужных бумажек.
Однако пора на вахту… Как быстро бежит время здесь, наверху! И как медленно оно тянется там, в кочегарке! Гармлей сделал еще несколько жадных, продолжительных вдохов и отправился в котельную.
На каждого кочегара приходилось по две топки, одна наверху — на уровне плеч, вторая — внизу, под котлом. Труднее всего было кидать уголь в верхнюю топку. Зачастую уже в передней части зева, откуда вырывалось крутящееся пламя, уголь высыпался с широкой лопаты Гармлея. Сердце его билось учащенно, толчками. Было нестерпимо жарко, хотя он и работал по пояс голый. На зубах у него скрипела угольная крошка, и весь он был напудрен черной пылью.
Чтобы поддерживать необходимое давление пара, требовалось раскидывать уголь ровным слоем по колосниковой решетке и следить, чтобы она не засорялась. Гребком и лопатой Гармлей разравнивал горящее топливо, шуровал изо всех сил. Случалось, он неосторожно ударял острым резаком о топочную раму.
— Не усердствуй, дружище! — весело кричал ему на ухо Вудсбери.. — Не то уплывут в топку твои доллары: придется с капитаном расплачиваться…
Едкая пыль разъедала кожу, забивала поры, проникала в легкие. Перед глазами Гармлея колыхались багровые отблески, лихорадочно плясали черные тени.
— Чаще поглядывай на манометр! — советовал Вудсбери.
Колосниковая решетка то и дело забивалась шлаком. Приток свежего воздуха задерживался — и горение уменьшалось. Гармлей хватал «резак» и принимался очищать им колосниковые промежутки.
Истошно гудели котлы. Ревел в топках огонь. А из-за переборки доносились ровные вздохи главных двигателей.
Иногда Гармлей успевал встать под раструб вентилятора, нагонявшего в кочегарку чистый воздух, ненадолго обретая бодрость и силу.
К концу вахты поддерживать давление становилось все труднее. Когда стрелка манометра опускалась ниже красной черты, Гармлей открывал ревущую топку, брал тяжелый лом и заостренным концом взламывал слой спекшегося угля. Сердце делало перебои. Дрожали руки и ноги.
Термометр на переборке показывал шестьдесят два градуса. Ни к чему нельзя было прикоснуться.
От усталости и духоты Гармлея кидало в разные стороны. «Только бы не упасть! — билась в нем упрямая мысль. — Упаду — все будет кончено!»
Он чаще, чем Вудсбери и Хейт, обслуживавший первый котел, бросался к медному чайнику, чтобы залить жар в груди. Вода была теплая и невкусная. Через несколько минут она выступала на теле обильным потом, и жажда начинала мучить с еще большей силой.
Стрелка на манометре все же опустилась ниже красной черты, и никакие усилия не могли поднять ее выше.
В котельную прибежал старший механик Тейт. Подняв над головой волосатый кулак, он заорал на Гармлея:
— Мусорщик вы, а не кочегар! Кухарка и та справилась бы с котлом лучше вас!
— Ухудшилась тяга, мистер Тейт, — заступился за Гармлея старший кочегар.
— Нужно как следует шуровать в топках! И чаще подрезать!
— Стараемся вовсю, сэр!
— Мух ловите, мерзавцы! — махнул рукой старший механик и стал подниматься по трапу наверх.
— Становитесь сами к котлу и покажите, как у вас получится! — крикнул вдогонку Вудсбери.
Гармлей поднял усталую голову и, встретившись глазами со старшим кочегаром, вымолвил:
— Спасибо, дружище!
Стрелка на манометре снова стала опускаться. Гармлей открыл топку и принялся с остервенением выламывать скипевшиеся угли. Пахнуло угаром. Кочегарка завертелась и начала опрокидываться. Гармлей выронил лом и медленно повалился на решетчатый настил. К нему подбежал Вудсбери. Опустившись на колени, старший кочегар приложил ухо к обнаженной груди и не сразу уловил слабое биение сердца.
— Тепловой удар!
Вдвоем с Хейтом Вудсбери поднял Гармлея наверх, но и на свежем воздухе тот не пришел в сознание.
2
Пароходный врач Джефферсон наклонился к Гармлею. Пульс у кочегара едва улавливался. Джефферсон попытался привести в чувство пострадавшего от теплового удара с помощью кислородной подушки. И не смог. Гармлей лежал без движения, бессильно раскинув руки и уронив набок голову.
Вудсбери и Хейт в нерешительности переминались с ноги на ногу и вопросительно смотрели на врача.
— Отправляйтесь в котельную, — сказал Джефферсон и стал вытирать полотенцем руки.
— А как же Гармлей? — в один голос спросили кочегары.
— Не ваша это забота! — сердито буркнул врач. — Идите, да поторапливайтесь. Не то задаст вам жару мистер Тейт. Уж я-то знаю его нрав.
Джефферсон поднес склянку с нашатырным спиртом к носу Гармлея. Тот пошевелился и застонал. Потом открыл глаза и мутным взглядом обвел незнакомое помещение.
— Где я? — слабым голосом произнес кочегар.
— В судовом лазарете.
— Как же так?
— Очень просто. Вас хватил тепловой удар…
3
В светлом салоне под штурманской рубкой сидели за обеденным столом капитан Сполдинг, старший механик Тейт и врач Джефферсон. Закончив обедать, они вели беседу о последних событиях.
— Какому дьяволу пришла в голову мысль послать наших парней в Россию! — возмущался прямодушный Сполдинг.
— Не мы первые полезли — англичане и в этот раз опередили нас, — пожал жирными плечами медлительный Тейт.
— На кой черт понадобился нам этот холодный Мурманск, — закуривая сигару, продолжал капитан. — Там даже крысы от холода дохнут, не то что люди.
— Государственные соображения несовместимы с обычными понятиями, сэр, — уклончиво возражал старший механик. — Сенату угодно было послать в Россию батальоны, и он принял такое решение.
— Но ведь в конституции Соединенных Штатов сказано, что без объявления войны сенат не уполномочен посылать вооруженные отряды ни в какое другое государство, — выпустив изо рта кольцо сизого дыма, возразил капитан. — Так кто же сенаторам это позволил?
— Вероятно, сами пришли к такому заключению.
— И для этого даже не понадобилось вносить поправки в конституцию! Восхитительно! — иронизировал Сполдинг. На бледном лице капитана выступили алые пятна.
— Им показалось, по всей вероятности, что в этом нет нужды, — скривил Тейт пухлые губы.
Джефферсон молча вслушивался в разговор капитана со старшим механиком и курил свою трубку. Он считал, что все это лично его никоим образом не касается.
— Для чего нам надо вмешиваться в дела русских? — продолжал свои рассуждения капитан Сполдинг. — У нас у самих своих забот — во! — он провел костистой ладонью по горлу.
— Да, у нас у самих неспокойно, — по-своему понял капитана старший механик. — Социалистическая зараза разносится, словно чума! Рабочие бастуют, а красные газеты печатают о безобразиях бунтовщиков как необходимом благе. И все это пришло к нам из Европы. Теперь Россия подала, столь пагубный пример, что и в Америке может начаться резня.
— По-моему, вы сгущаете краски, мистер Тейт, — остановил старшего механика Сполдинг.
— Меньше следовало бы уговаривать этих красных смутьянов и побольше отправлять за решетку.
— Ну, это вы слишком! Я не думаю, чтобы социалисты сумели натворить в Америке то, что стряслось в России.
Старший механик молчал, насупя клочкастые редкие брови.
Джефферсон, выкурив трубку, хотел встать и уйти, но его остановил Тейт.
— Скажите, любезный доктор, вы долго собираетесь держать у себя в лазарете моих бездельников?
— У меня больные, я не совсем понимаю, о ком вы меня спрашиваете, — отрезал Джефферсон.
— Два моих кочегара не выходят на вахту, — пояснил Тейт. — У одного — ожог на руке, второй симулирует тепловой удар…
— Никакой симуляции нет! У кочегара Гармлея настоящий тепловой удар!
— Но он уже отлежался, и, я полагаю, ему пора на вахту, — не отступал Тейт.
— Позвольте мне поступить с пациентом, как я считаю нужным, — побагровел Джефферсон. — Извините меня, капитан, — он обернулся к поднявшемуся из-за стола Сполдингу и пояснил: — Но кочегар Гармлей всего месяц назад перенес сложнейшую операцию. У него удалили почку, его никак нельзя было ставить к топке.
— Меня это не касается! — взорвался механик.
— Не мелите вздор, мистер Тейт! — остановил его капитан Сполдинг.
— Я готов молчать, но скажите, сэр, кто будет стоять у котлов, если свалится кто-либо еще из моих кочегаров? Может быть, вы позволите мне застопорить машины и положить судно в дрейф, пока эти бездельники находятся на излечении? А может, мне самому встать к котлу и начать шуровать?
— Вам я не советую подходить близко к топкам: там слишком жарко, — невозмутимо отозвался Сполдинг. — Застопорить машины я вам тоже не позволю. Пароходная компания не захочет терпеть убытков. А я не Рокфеллер. Мне платить издержки нечем. Так что обходитесь пока теми людьми, которые здоровы и могут нести вахту. А доктор Джефферсон, я полагаю, никого не станет зря держать в своем лазарете.
Капитан первым покинул салон, чтобы сменить на ходовом мостике старшего штурмана Дибла. Следом за ним вышли на верхнюю палубу Джефферсон и Тейт.
Волны яростно обрушивались на железную скулу парохода, косо летели вверх и белой пеной падали на палубу. Тейт твердо ступал по ней толстыми, крепкими ногами, направляясь в носовой кубрик, где жили кочегары. После разговора с капитаном и Джефферсоном механик испытывал едкую злобу. Он не мог понять даже сам, к кому питает это чувство, к капитану ли, доктору или кочегару Гармлею.
В тесном помещении стоял смрадный дух: вентиляции в кубрике не было, и чистый воздух туда почти не попадал. В самом дальнем углу на подвесной койке спал больной кочегар Терри. Обмотанная бинтами его правая рука лежала поверх одеяла. «Дрыхнет, скотина!» — заметил Тейт.
Койка Джима Гармлея пустовала. Дверка его рундука была наполовину открыта и словно магнитом притягивала Тейта. Кочегар Гармлей вызывал в нем все нарастающее жгучее любопытство.
Тейт оглянулся на спящего Терри и открыл рундук. Там лежал брезентовый матросский мешок. Старший механик обернулся еще раз и нерешительно протянул руку…
Капитан Сполдинг, забравшись на сигнальный мостик, смотрел в бинокль по курсу судна, когда, запыхавшийся и взбудораженный, взбежал к нему старший механик.
— Господин капитан, на судне скрывается социалист! Этот Гармлей — опасный преступник! — не переводя дыхания, выпалил Тейт.
Новый приход в лазарет врача Джефферсона прервал тревожные мысли больного.
— Как вы себя чувствуете, мистер Гармлей? — вежливо спросил доктор.
— Благодарю вас, превосходно! — последовал ответ.
— Мне кажется, вы преувеличиваете…
— Нет, я вполне здоров.
— Пробудете в лазарете еще денька два, и тогда я, может быть, вам поверю, — любезно улыбнулся Джефферсон, — и признаю годным для несения вахты в котельной.
— Вы так добры ко мне, мистер Джефферсон, но я не могу находиться здесь, когда Вудсбери и Хейт по двенадцать часов в сутки стоят у топок.
— Ничего не поделаешь, — упорствовал врач.
Пробыв в лазарете до следующего утра, Гармлей все же уговорил Джефферсона, и тот отпустил кочегара.
Прежде чем отправиться в котельную, Гармлей забежал в кубрик. Там находился один Терри. Оторвав от подушки кудлатую голову, кочегар буркнул вместо приветствия:
— Зря ты, парень, торопишься…
— Как зря? — удивился Гармлей.
— Лежал бы ты лучше, как я… Или боишься потерять половину жалованья? Так все одно — в кабаке оставишь свои доллары.
— Да нет, я просто-напросто не желаю, чтобы вместо меня парились в котельной другие.
— Э… да брось, парень, — махнул Терри здоровой рукой. — Вудсбери и Хейт — ребята ко всему привычные. Они и не такое видели.
Гармлей полез в рундук, достал свой матросский мешок и начал расстегивать кнопки.
— Пока ты в лазарете валялся, Бульдог в твоем рундуке шуровал, — безразличным тоном произнес Терри.
— Как шуровал?
— Да очень просто. Рылся в твоем мешке. Искал что-то. Только зачем ему это потребовалось? Прежде никогда такого не случалось.
Так и не отстегнув клапана, Гармлей уставился на Терри.
— Он сказал тебе что-нибудь?
— Нет. Я храпел как слон. Бульдог, видно, думал, что я сплю.
— Ну и как же?
— Порылся он немного в твоем мешочке, нашел там какую-то книжку, перелистал ее и сунул обратно. Взял пачку бумаги, повертел в руках и швырнул назад…