В проеме раскрывшейся двери стоял высокий человек, весь облепленный снегом. Леди Инкери поднесла лампу к его лицу, удивленно проговорила:
— Ри-ид? Джон Рид? Как вы оказались в Або?
— Да, Рид, — устало произнес гость. И добавил торопливо: — Но зовите меня Гармлеем… Джимом Гармлеем. И больше ни о чем пока не спрашивайте. Я все потом расскажу.
— Да заходите же скорее, — заторопила гостя хозяйка дома, словно извиняясь за свою нерасторопность. — Вы же, наверно, замерзли и проголодались?
— Да, я немного замерз, — слабо улыбнулся Рид.
Она пригласила его прямо в столовую, находившуюся рядом с кухней. Времена в Финляндии были трудные. Но для гостя нашлись и крепкий кофе, и жареное мясо с картошкой. Леди Инкери подогрела на керосинке еду, вскипятила кофе..
Рид не верил собственным глазам. Еще час назад ему казалось, что не осталось никакой надежды найти пристанище. И вдруг… словно чудо!
В столовой было просторно, приятно пахло чисто вымытым полом.
После крепкого кофе прошла усталость. Рид почувствовал себя бодрым и счастливым.
Леди Инкери провела его в гостиную. Там уже горел камин, яркое пламя весело пожирало сухие березовые поленья. Было светло, тепло и уютно.
— Откуда и… куда? — спросила хозяйка дома, всматриваясь в гостя внимательным взглядом.
— Из Америки в Россию, — ответил Рид.
— Но ведь там война, — удивилась леди Иикери. — Да и как вы собираетесь перебраться на ту сторону?
— В этом-то и вся загвоздка, — протяжно вздохнул гость.
Он собрался сказать хозяйке дома, что человек с плотницким инструментом не встретил его на Морском вокзале, но передумал.
— А так ли уж необходимо вам быть в России? — неуверенно спросила леди Инкери. — Ведь от всего, что было прекрасного в революции, ничего не осталось. Там брат убивает родного брата. Варварски разрушаются духовные ценности. Вместе с помещичьими усадьбами крестьяне жгут редчайшие собрания книг. Художники и композиторы бегут от Советов и находят себе приют в нашей стране, Дании и Швеции.
— Вы многое преувеличиваете, леди Инкери, — деликатно возразил Рид. — Надо все увидеть собственными глазами, чтобы судить о событиях. Ни одна революция не совершалась без крови и насилия. Так было когда-то во Франции и недавно в Мексике. Россия также не сумела избежать кровопролития.
— Я от всей души признательна лидеру большевиков Ленину за то, что моя страна из его рук получила независимость, — с волнением проговорила леди Инкери. — Но ни нам, на мой взгляд, ни вашей стране нет нужды следовать примеру России. Вы видите, к чему это привело у нас… Террору и ужасающему кровопролитию!
— А я думаю иначе, леди Инкери. Народы наших стран еще скажут свое слово.
— Но кто, как не мы, интеллигенция, полнее, чем кто-либо другой, выражает интересы своего народа?
— Люди, создающие материальные ценности, имеют больше прав на это, — возразил Рид.
Начавшийся спор мог зайти далеко. И хозяйка и гость заторопились перевести разговор на другое.
— Откуда у вас такая страсть к опасным путешествиям? — первая нашлась леди Инкери.
— Мой дядюшка Рэй всю жизнь бродяжничал по свету, — рассмеялся. Рид. — Может быть, от него и перешло ко мне стремление к дальним странствиям. Когда дядя Рэй приезжал домой из Южной Америки и начинал рассказывать невероятные истории о революции в Гватемале и морских разбойниках, я готов был слушать его всю ночь. Потом я много читал. Моему воображению не было границ.
— Я ведь тоже немало путешествовала в молодости, когда жив был отец, — оживилась хозяйка.
Рид с любопытством смотрел в открытое и спокойное лицо леди Инкери с сеткой морщин вокруг глаз и старался представить ее молодой. Да она и в пожилом возрасте сумела сохранить очаровательную женственность.
— Отец брал меня с собой, когда судно отправлялось куда-нибудь в Алжир либо в Грецию, — рассказывала леди Инкери. — Однажды мне посчастливилось даже побывать в Новой Зеландии. Но это были лишь увлекательные прогулки. У вас же совсем другое.
— Да, в моих путешествиях меньше всего меня занимала экзотика, — согласился гость. — Помню, когда я перешел вброд Рио-Гранде и очутился в унылом глинобитном городке Охинаге, то вся мятежная Мексика представилась вдруг именно такой: пробитые пулями купола древних храмов, квадратные домики с плоскими крышами, нещадно палящее солнце.
— Что же вас потянуло туда: в несносную жару, под пули? — заинтересовалась леди Инкери.
— Желание увидеть революцию своими глазами, чтобы понять ее.
— Ив Россию вы собрались и поехали сразу, безо всяких колебаний?
— Собрался-то я без колебаний, — задумчиво протянул Рид. — Но готовился к этому, пожалуй, все мои прожитые годы. В особенности мне помогла война текстильщиков с предпринимателями в Патерсоне. И знакомство с Большим Биллом — Хейвудом, организатором и вожаком американских рабочих. Этот, как назвал его президент Теодор Рузвельт, нежелательный гражданин, наводивший ужас на промышленников, и заразил меня идеями революции.
— Что же такое произошло у вас в Патерсоне? — вопросительно подняла брови леди Инкери.
— Долго рассказывать, — невесело ответил Рид. — Но попытаюсь, чтобы вы представили себе, с чего все началось у меня… Этот город текстильщиков выстроен на зараженной москитами болотистой местности. Во всем городе вы не найдете ни одного цветка, ни одной травинки: все выжжено ядовитыми испарениями. Условия жизни рабочих там ужасные. И вот, когда началась стачка, по совету Большого Билла я поехал в Патерсон, чтобы увидеть схватку текстильщиков со своими хозяевами собственными глазами. Там я понял, что решимость рабочих стоять до конца вызвана муками, которые они терпели. Я впервые поднялся на трибуну и выступил перед многотысячной аудиторией. Меня в первый раз тогда арестовали. И я, лишь недавно начавший блестящую карьеру столичного журналиста, оказался в тесной и грязной камере вместе с забастовщиками. Я вернулся в Нью-Йорк потрясенный, все мои прошлые интересы и увлечения разом отошли на второй план. Я начал писать сценарий необычного спектакля об этой стачке текстильщиков. И написал его. Спектакль состоялся в самом большом зале Нью-Йорка — в Мэдисон-сквер-гарден. На представление пришли тысячи рабочих, чтобы выразить сочувствие бастующим товарищам. В общем, спектакль закончился пением «Интернационала».
— Должно быть, это было грандиозное зрелище! — восторженно проговорила леди Инкери.
— Да, я остался доволен, что мне удалось показать тысячам зрителей трагедию текстильщиков.
Потом Рид рассказывал, как жил в стане революционной армии Панчо Вильи и как, вернувшись в Америку, писал «Восставшую Мексику» и получил всеобщее признание… Потом была война в Европе… Революция в России.
Леди Инкери слушала его затаив дыхание. Сетки морщин вокруг ее глаз разгладились. Сейчас она стала выглядеть моложе лет на двадцать. «Воистину не стареют поэты», — подумал Рид, глядя в посветлевшее, одухотворенное лицо хозяйки дома.
Он отправился спать, лишь когда перевалило далеко за полночь. В жарко натопленной спальне было просторно. За окнами выл ветер, швыряя на землю снежные хлопья. Глухо скрипели ветки голых деревьев в саду.
Забравшись под одеяло, Рид сразу уснул и спал не шелохнувшись, без сновидений.
11
Он открыл глаза и увидел в высоком окне силуэт парусника. На вантах и реях искрился снег в лучах солнца. Стройные линии судна с высоким форштевнем и острыми обводами придавали ему стремительность. Осеребренный снегом, сверкающий, он показался Риду в первый момент нереальностью. Солнечный свет, проходя сквозь стекло, изрисованное легкими морозными узорами, преломлялся и отрывал парусник от поверхности залива. Лежавшему в постели Риду чудилось, будто судно парит в воздухе.
Он протер глаза и как следует разглядел вмерзшую в лед спортивную яхту. «Хороша, вот только корма слишком приподнята», — по достоинству оценил ее Рид. Одеваясь, он заметил на стене старинные морские часы с медным диском маятника и барометр. На столике из красного дерева лежала большая подзорная труба.
В доме уже слышалась беготня. За дверью звучали чьи-то торопливые шаги и женские голоса.
Рид умылся и, бодрый, отдохнувший, весь наполненный светлыми чувствами, вошел в гостиную. Леди Инкери встретила его радостной улыбкой, пригласила в столовую. Стол уже был накрыт. Служанка Айно, приехавшая рано утром из деревни, хлопотала на кухне.
— Великолепная яхта стоит под окнами вашего дома! — сказал Рид хозяйке. — Чья она?
— Это моя собственная! — горделиво признала леди Инкери. — Она досталась мне по наследству от моего родителя. Мой отец был первоклассный яхтсмен.
— А вы?
— Мне далеко до него. Но управляю яхтой сама. Стоило вам оказаться в Або месяц назад, и мы смогли бы с вами выйти в Ботнический залив. Но теперь не время, — печально закончила леди Инкери.
Рид продолжал беседовать с хозяйкой дома, а тревога охватывала его все настойчивей, все сильнее… Нужно было как можно скорее разыскать человека с плотницким инструментом либо того, кто заменил его после ареста, если такое случилось.
Позавтракав, он отправился в порт и находился там до тех пор, пока не пришвартовалось к причалу последнее судно, прибывшее из Швеции. Человек с деревянным ящиком, перекинутым через плечо, не появился.
Что делать? Как восстановить связь с большевистским подпольем в Финляндии? Где разыскать нужных людей? Где-то в этом городе они жили, действовали и, может быть, ждали кочегара Джима Гармлея. Не могла же белогвардейская разведка арестовать их всех сразу!
В голову приходила мысль отправиться из Або без проводников и на свой собственный риск и страх перейти границу. Это было очень опасно. Не зная финского языка, нужно было одному проехать в поезде через всю страну и выйти из вагона где-то на пограничной станции. Потом, совершенно не ориентируясь в местности, найти границу и перебраться на советскую сторону. Если бы риск касался лично его одного, он, может быть, и решился на это. Но от успеха его миссии зависела будущность Компартии Америки! Нет, Рид не имел права рисковать в этот раз! Побывав в датской кутузке, он решил не попадать в финскую каталажку.
…Среди американских коммунистов не было единодушия. Едва лишь была провозглашена Коммунистическая рабочая партия Америки, одним из создателей которой, был Джон Рид, как сложилась другая Коммунистическая партия Америки во главе с Чарльзом Рутенбергом. Коммунисты Америки не пришли к единому мнению из-за некоторых разногласий по тактическим, в сущности, непринципиальным вопросам.
Глубоко уважая Рутенберга, Рид болезненно переживал раздвоение среди американских коммунистов. Он хорошо понимал всю пагубность их разногласий в условиях начавшихся полицейских преследований. Кто-то более опытный в делах революции, с более широким теоретическим кругозором должен был стать третейским судьей в возникшем споре. Этим человеком был ЛЕНИН. Джон Рид встречался с ним в дни русского Октября, слышал его голос в Смольном и на всю жизнь запомнил слова: «Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась».
Перед глазами Рида вставали последовавшие после приезда в Америку аресты и допросы, обвинения, доходившие до абсурда своей нелепостью… Поездки по стране и доклады о русской революции на массовых митингах… Новые аресты и упорная работа над книгой «Десять дней, которые потрясли мир».
Один экземпляр книги Рид сейчас захватил с собой, чтобы по приезде в Россию подарить вождю революции Ленину. Он непременно хотел узнать мнение Владимира Ильича о своей работе.
На партийной конференции Джон Рид был избран международным делегатом партии. Как один из лидеров американских коммунистов, он не мог получить заграничный паспорт на имя Джона Сайласа Рида и вынужден был отправиться в Москву под чужой фамилией…
В дом леди Инкери Рид вернулся усталый, расстроенный. Ни внимание Айно, ни приветливая предупредительность хозяйки не могли его развеселить и рассеять тревожные мысли. Он был желанный гость, но то было плохим утешением.
Рид рассеянно слушал стихи леди Инкери, которые она читала на финском языке и сразу же переводила на английский. Когда-то она писала о счастливой жизни и смятении чувств, о сиянии цветов и радуг в милом озерном крае и неспокойном шуме сосен в лесу. Стихи оказались по-женски нежными и немного грустными…
На любезность хозяйки, и трогательную заботу Айно Рид отвечал грустной улыбкой.
Как быть? Что делать? Где найти проводников? Кто поможет?
Ему пришло в голову, что леди Инкери может стать надежной помощницей. «Она не подведет, а разыскать нужных людей сможет быстрее, чем я», — решил Рид.
Он откровенно сказал ей:
— Помогите мне, леди Инкери. Кроме вас, никто не сможет меня выручить! Никто!
— Что мне необходимо сделать?
— Вам нужно найти человека, который должен был встретить меня в порту. Либо его товарищей.
— Где их искать?
— Я думаю, что поиски следует начать в Рабочем клубе. Из тех людей, кто там бывает, наверняка хоть кто-нибудь связан с большевистским подпольем в Або.
— Вы подали разумную идею, — сказала леди Инкери. — Я сегодня же отправлюсь туда и начну поиски…
— Будьте очень осторожны. Ваши расспросы могут вызвать подозрение. Этим сумеет воспользоваться контрразведка. И вы приведете к себе в дом их агентов, а заодно еще погубите и товарищей из Рабочего клуба.
— Я буду осторожна. Можете на меня положиться, — заявила леди Инкери.
— Запомните пароль. Вы скажете его в том случае, когда будете уверены, что перед вами именно тот человек, который вам нужен.
— Хорошо. Я так и сделаю.
— Запомните пароль слово в слово: записывать нельзя, — учил Рид элементарным правилам конспирации несведущую в этих делах леди Инкери. — Вы скажете: «Вудро Вильсон[2] наверное, выдвинет свою кандидатуру в третий раз». Вам должны ответить: «Выдвинуть он может, но будет ли избран?» Если такого ответа не последует или в нем будет изменено хотя бы одно слово, не открывайтесь и не говорите, что вам нужно.
В тот же вечер леди Инкери отправилась в Рабочий клуб и осторожно начала поиски нужных Риду людей.
В первый раз леди Инкери вернулась ни с чем. Она очень устала, но была довольна тем, что делает нужное дело и помогает своему гостю.
— Я хочу знать, мистер Рид, на кого я работаю? — стряхнув снег со шляпы, спросила она.
— Вы работаете на Коминтерн, леди Инкери, — серьезно ответил Рид.
На следующий день она снова ушла на поиски. Леди Инкери вкладывала всю свою женскую изобретательность, весь ум, чтобы добиться положительного результата. В городе многие знали известную поэтессу, ее визиты в Рабочий клуб не вызывали пока ни у кого подозрений.
И вот настал момент, когда в комнату вошла возбужденная и сияющая леди Инкери.
— Я нашла его, — просто сказала она.