— Как хотите! Но потом не жалейте, что упустили приключение, когда я буду показывать вам сделанные фотографии! — и, повертев перед собой новенькую цифровую фотокамеру для подводных съемок, Аня вприпрыжку помчалась к катеру.
А Ирина, поёжившись, огляделась по сторонам и, заметив тех, кого должна была заметить, развела руками и кивнула.
Море шелестело маленькими, почти незаметными волнышками, ласкаясь к теплому бризу. Краснокирпичные бунгало гостиничного комплекса вырастали из желтой пустыни, как и пестролистные пальмы, превращая поселок на берегу и несколько искусственных островов в большой оживленный оазис.
Не дойдя до инструктора, Аня замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. Тело казалось горячим и сухим, а загоревшую кожу будто бы распирало изнутри буйной, неусидчивой жарой, одних способной разморить, а других — вытолкнуть на подвиги.
Аня уже не понимала, сон это или явь. И что было правдивее — полное лишений бегство в никуда с выдуманной подругой или нынешнее сытое существование под крылом заботливой женщины, внешне так похожей на эту несуществующую подругу?
Сердце вдруг пронзило острым чувством одиночества — не простого человеческого одиночества, а какого-то незыблемого, миллиардолетнего, извечного…
Это было полное отсутствие надежды и отсутствие того самого, что способно принимать эту надежду. Никто и никогда не сможет заглянуть в закоулки ее души. Игра — то, что отвлекало весь ее род от гнетущего чувства пустоты и одиночества во Вселенной — снова потеряла смысл. А ведь прежде она никогда, никогда не задумывалась об этом!
Аня раскинула руки, подняла лицо к солнцу и беззвучно прошептала одними губами:
— Мисс! Мисс, вы станете погружаться? — на исковерканном английском крикнул не вытерпевший ожидания инструктор.
Наверное, сейчас его окружала толпа туристов, жаждущих спастись от солнца в прохладной глубине среди коралловых рифов, но сейчас Аня видела не их, а пустые, плавающие в воздухе и неотличимые друг от друга маски. А в лице инструктора, местного работяги-копта, читалось глубокое равнодушие покорного судьбе. Таким был чабан Муса в ее поселке, что бы там ни говорили Ирина и доктора о ложной памяти. Муса обычно молчал, не мастак он был трепать языком, но случалось, кому-нибудь доставало упорства разговорить его. И тогда он медленно, растягивая слова, рассказывал-исповедовался: «Мой прадед был чабан, мой дед был чабан, отец был чабан, мои дети, внуки и правнуки тоже будут чабаны, если их не убьют». И Аня помнила это ощущение бездны по ту сторону его глаз. Помнила она и полинялые глаза тех женщин, чьих сыновей, мужей или братьев убили на проклятой войне — и в них было такое же смирение и неучастие в Игре. Они остановились и поднялись над нею. Нет, они не стали ни умнее, ни мудрее. Но они вышли из вечного бега по кругу и смотрели на этот коловорот будто посторонние наблюдатели.
— Yes, I do! — сказала Аня в ответ и побрела к катеру.
— Позвольте вам помочь! — вдруг на чистом русском языке произнес мужской голос.
Она взглянула вверх, а к ней по сходням спускался молодой человек в черной бандане на голове и коротких шортах-плавках. Мужчина показался Ане неприятно знакомым, и стоило ему чуть приспустить темные очки, девушка поняла, кто это. Он протянул ей руку и провел на борт.
— Отличная встреча! В лучших традициях романтического кино типа лавстори! — сказал Нагафенов, глядя на Аню. — Русалка и вампир! Неплохо мы с вами зажгли на Хэллоуин! Телевизор не смотрите?
— Нет.
— Эх, жалко! Мы с вами очень неплохо смотрелись на экране! Кстати, камера ничуть вас не полнит, телевидение вас полюбило!
На его пальце по-прежнему холодно блестел перстень-коготь, а когда он повернулся к Ане спиной, та разглядела у него на лопатке небольшую татуировку в виде креста, оплетенного розой. Загореть Нагафенов еще не успел — это значило, что прилетел он в Египет совсем недавно, может быть, даже сегодня. Зато нынче телеведущий выглядел вполне живым, здоровым и полнокровным, ничем не напоминая поднявшегося из гроба упыря.
Аня инстинктивно решила сразу же установить дистанцию:
— Разве вампирам не противопоказано солнце? — уточнила она, давая понять, что намерена поддерживать вооруженный нейтралитет.
— Даже у вампира может быть уик-энд! — со значительностью ответил шоумен, показывая, что станет переводить все ее колкости и выпады в шутку. — А где вы остановились?
— В «Шератоне»…
— Ух ты! Неплохо. А я в «Гольф Штайгенбергер», — он махнул рукой в сторону острова гольфа. — Игру эту я не люблю, но администратор мой забронировал номер там, и я не стал возражать… А вы?
— Что я?
— Любите гольф?
— Не могу сказать, что люблю, но поиграть интересно…
— Да… Поиграть вам всегда интересно… — задумчиво проговорил Нагафенов, глядя в морскую даль. — Ну что ж, играйте! Человек живет, играя всю жизнь! Эти маски, ужимки, недоговоренности…
И тут один за другим из пустоты стали появляться люди. Походило это на сюжет старого фильма «Лангольеры», когда на несколько минут герои попали в будущее, а затем «съехали» в собственное время. Вначале поднялся невнятный гул и проступили прозрачные призраки из небытия, а после — голоса и обычные, плотские, мужчины и женщины разных стран мира.
Аня озиралась, не зная еще, радоваться случившемуся или горевать из-за утраты покоя. Их, людей, было так нестерпимо много, и все они были чужими, отвратительными, суетными. Наверное, мысли отразились у нее на лице, потому что Нагафенов, по обыкновению криво усмехнувшись, проговорил:
— Ну вот теперь вы со мною согласитесь. Ужасное зрелище, не так ли? Стать мизантропом очень просто — нужно поближе познакомиться с парой-тройкой сотен людишек из различных слоев общества. Увы, моя профессия предполагает именно это. Да и ваша… Я ведь наводил о вас справки, Анна Сергеевна! Не сказать еще, что Анна Зайцева — это бренд, но для зверей в шоу-бизнесе нет невозможного!
Теперь ухмыльнулась Аня:
— Конечно! Это ведь так просто: купить нескольких продажных журналюг и их шеф-редакторов. Пропиариться в Интернете, потаскаться по тусовкам и «пати» — и все. Ты на слуху, не сделав в этой жизни ровным счетом ничего! Были бы деньги!
Нагафенов даже глазом не моргнул. Более того — обрадовался:
— Да! Именно! Вот видите, как хорошо вы понимаете первоочередные задачи будущей селебрити! Звенеть всегда, звенеть везде, как на морозе яй… Упс! — он шлепнул себя по губам, как будто оговорился случайно. — Сорри, там дальше все неприлично…
Аня не смутилась — ей, наоборот, стало смешно. Засмеялся и чуть пристыженный (или сделавший вид, будто пристыжен) телеведущий.
— Да, простите, работа такая. Иногда нет-нет да спошлишь, а то и матернешься. Но ведь я прав! Если в Серебряные времена бичом человечества была цензура и гонениям подвергались талантливые люди, то теперь этим бичом стало бабло и быдластость публики, под которые ложатся все власть придержащие — а под ударом снова талантливые. Как там сказал классик? «Талантам надо помогать — бездарности пробьются сами!» Собственно, я что хотел сказать. Таланта, думаю, лично у вас негусто, но в нашем деле главное — выгодно продаться. Все продают себя в конечном счете — и инженер, и дантист, и даже грузчик на вокзале. Просто не все делают это с выгодой для себя.
Катер вышел в открытое море, оставив позади россыпь островов и судна-работяги. Нагафенов лениво потянулся бледным торсом и предложил собеседнице подняться на верхнюю палубу, где находилось мини-кафе. Возражать Аня не стала, и они уселись за столиком под соломенным тентом, а телеведущий заказал им обоим по бокалу «Perrier» со льдом.
— Так вот, — продолжал он, с небрежным изяществом устраивая локоть на подлокотнике ротангового кресла, где, разморенный жарой, едва ли не улегся, продолжая пристально глядеть на Аню сквозь полусмеженные веки, — продать можно всё и всякого, — Нагафенов всплеснул рукой и провел серебряным когтем по запотевшему бокалу со льдом. — Не верите? Однажды мы провели эксперимент. В переходе метро мы нашли парнягу. Он тренькал там на гитаре всякие «Звезда по имени солнце» да королей-с-шутами, не очень талантливо тренькал, не всегда попадал в ноты. Средненький такой лабух. Приодели. Облагородили у стилистов. И начали выдавать в прессе за внучатого племяша Примадонны. Скоро он так поднялся, раскрутился, стал ездить на гастроли за рубеж. Остапу Бендеру с Шурой Балагановым и не снилось! Борисовна, конечно, в итоге устроила скандал, надавала вашему покорному слуге по шее… Но идею оценила и простила. Да-с, простила! Святая, просто святая! Одно слово — Примадонна! Анна Сергеевна, а что вон там был за островок такой прелюбопытнейший?
Нагафенов подал ей бинокль, наведя его на поселок Эль Кафр, который они миновали минуты три назад и уже значительно от него отдалились.
— Прямо восточный базар из «Тысячи и одной ночи»!
— Кафр, — взглянув, ответила Аня и отпила глоток студеной минералки из облепленного пузырьками бокала. — Торговый центр Эль Гуны. На самом деле он по сути и есть базар.
Шоумен засмеялся:
— А, тот самый знаменитый Кафр! Да, но я вот как-то не люблю все эти проспекты и путеводители… Верите — ни в одной поездке ими не пользовался! Хотите сразиться со мной в шахматы? Вы ведь играете в шахматы?
— Думаю, нет. Хотя зарекаться не стану…
— Вот и не нужно! Человек так много о себе даже не подозревает! Итак, с вас — партия! Заметано! После прогулки я наведаюсь к вам в «Шератон», и отвертеться вам не удастся.
Аня смерила его быстрым взглядом и отвернулась, сохранив свой ответ при себе.
Перед погружением инструктор попросил группу выслушать некоторые наставления.
— Чего он там лепечет? — не понял крупный, коротко остриженный мужчина с впечатляющей нижней челюстью. — Есть тут еще русские?
Все осторожно отодвинулись, оставляя замешкавшуюся Аню наедине с ним.
— Я по-ихнему не шпрехаю ни… э-э-э… хрена, — он оглянулся на женщин. — А этот чурка мог бы и русский выучить из уважухи!
Аня поморщилась:
— Я переведу, — пообещала она в надежде, что эта гора мяса и мышц умолкнет.
— О! Молодец! Мелкая, а молодец! Как тя зовут?
Инструктор сделал вид, будто ничего не заметил. Судя по всему, для него это был не первый турист из России.
— Он говорит, — шепотом переводила Аня, — что на рифах желательно надевать специальные тапочки и…
— Белые, штоль? — гоготнул нувориш. — А на фига там тапочки, в воде-то?
— В рифах живут морские ежи и некоторые еще более опасные рыбы. Если вы случайно наступите на иголки, то не сможете ходить неделю.
— А че, тапочки спасут? — с сомнением разглядывая матерчатую обувь, прогудел тот. — Блин, развели всякой параши, искупаться негде! Слышь, а ты спроси его, акул здесь нет?
Аня дождалась, когда инструктор закончит фразу и подняла руку. Нувориш презрительно хмыкнул у нее за спиной.
— Акул здесь много, но на людей они не нападают.
— Че? А он за акул отвечает? Не, я ему бабло не за то бошлял, чтобы мне отхватила ногу какая-нибудь здешняя акула!
Аня стиснула зубы, борясь с яростным желанием испепелить его на месте. Она не знала, как бы у нее это получилось, но намерение оттого слабее не становилось.
Нагафенов стоял в сторонке, слушал лекцию и не вмешивался в их беседу. На лице своем он выказал такое внимание, как будто собирался записывать за лектором все его рекомендации.
— Пожалуйста, — почти прошипела девушка, не оглядываясь на соотечественника, — не мешайте слушать. Если вы боитесь, лучше заберите деньги и вернитесь, зачем устраивать скандалы?
— Слышь ты… мелкая! Будет меня еще всякая бздюшка брать на понт! Ты клюв-то береги, поняла? Поняла, спрашиваю?
Зрение Ани застила огненная пелена. Она отключилась на несколько мгновений, а когда в глазах прояснилось, обозленного нувориша уже теснили от нее в сторону. Ее саму, улыбаясь, обнимал за плечи Нагафенов:
— Анна! Как слышно? Прием!
Она помотала головой и выдохнула. Ей показалось, что воздух колыхнулся, как в пустыне над раскаленным песком, и слегка затуманился дымком или паром. Если бы здесь стояла минусовая температура, Аню это нисколько бы не удивило.
— Ну нельзя же так, Анна! Мало ли на белом свете дегенератов? А вы чуть не хлопнулись в обморок!
— Не выношу хамов! — процедила она, с ненавистью покосившись в сторону нового русского, и тот сразу же сделал угрожающий жест в ее адрес.
— А кто их любит? Но люди таковы. И, к сожалению, это еще не самый худший представитель человеческого племени…
— Кто же худший?
— Да вот хотя бы я, к примеру! Просто отведите на мне душу — ущипните там или стукните… и давайте уже поможем друг другу надеть акваланги! Ничего, что я к вам присоединился?
— Уж лучше вы! — мрачно буркнула та.
— Да забудьте вы! Держитесь меня, и эта свинья к вам не полезет больше. Ну развезло мужика на солнышке, с кем не бывает! Им же бесполезно твердить, что Египет и высокоградусный алкоголь — вещи несовместные…
Остальные отдыхающие Эль Гуны, разноязыко переговариваясь и готовя снаряжение, с опаской поглядывали на невозможных психов из Russia.
— Очередной раз прославили самую лучшую в мире родину, — насмешливо прокомментировал Нагафенов. — Мистер! Плиз! Сорри, плиз!
И он пустился выспрашивать значение жестов, которыми инструктор собирался общаться с группой под водой. Аня опустила на глаза очки и повесила на шею фотокамеру.
— Угу, угу! Гуд! — шоумен показал копту большой палец. — Андестенд! Гуд, сенькс!
Настроение Ани испортилось окончательно и бесповоротно, когда при спуске в воду новый русский нарочно толкнул ее мясистым плечом, да так сильно, что она со всего размаха ударилась бедром о борт катера.
— Извини, землячка, не заметил тя, мелкая больно!
Она порадовалась, что Нагафенов разговаривал с ныряльщиком и пропустил мерзкую сцену. Больше всего ей не хотелось, чтобы телеведущий вмешался и дал желтой прессе повод раздуть из этого конфликта сенсацию. Хотя какой-то противный внутренний голосок подсказывал ей: для звезды «Мегаприкола» это было бы дополнительным пиаром. Аня понятия не имела, что любимой присказкой Василия была, мол, если деньги не пахнут, то и цвет пиара значения не имеет никакого.
На глубине страсти улеглись. Приятная прохлада обняла тело и лишила его веса. Не было никаких звуков, кроме легкого шипения выдыхаемой струи воздуха и негромкого перестука пульса в висках.
Аня увлеченно фотографировала рифы, рыб, водоросли, солнце сквозь толщу воды и вскоре совсем позабыла о подлом соотечественнике и его пьяной выходке. В воде перестало болеть ушибленное бедро и униженное самолюбие.
Она не прикасалась ни к чему, как советовали бывалые пловцы, а увидев притаившуюся среди кораллов каменную рыбу с острыми ядовитыми шипами на спине, убедилась, что советы родились не на пустом месте. Уродливая причуда природы, рыба, похожая на часть ландшафта, открывала гигантскую пасть, втягивая в себя воду вместе с зазевавшимися мальками и планктоном. Маленькие глазки поглядывали на людей без всякого опасения: тварь верила в свою неуязвимость, как инквизитор — с силу распятия.
Нагафенов подплыл к Ане, указал своим «когтем» на крупного, притаившегося в расселине игольчатого ежа и подал ей свою камеру. Та кивнула, не заметив странной тени, мелькнувшей за скалою справа.
Телеведущий пристроился к ежу и в ожидании съемки, балуясь, вывернул металлистскую «козу». Аня улыбнулась и нажала спуск. Стоило ей сделать это, как что-то огромное, невероятной мощи пролетело мимо, ударив девушку так, что ее закрутило волчком и швырнуло на рифы. В бешеном вращении Аня только и успела разглядеть приметный хищный хвост.