Айнор успел увидеть, как начали расти Анп и его конь.
— Это что? — крикнул телохранитель, тщетно пытаясь развернуть Эфэ.
— То, что я хотел миновать! — угрюмо ответствовал с высоты гигантского роста проводник. — Проклятый котлован!
— Помогите! — истошно заверещал Упу, которого накрыло волной песка и швырнуло к самому жерлу.
И уже видно было, как избивают друг друга в котловане уродливые человекоподобные чудовища, а течение волокло путников прямо к ним.
Волка развернуло, и зад его повис над пропастью, но Айнор успел поймать его за лапу. Отчаянно спасаясь, Упу вцепился для верности зубами в его перчатку, но та соскользнула, и, несмотря на расторопность телохранителя, словившего пса второй рукой, улетела к чудовищам.
Айнора, пса и Эфэ перехватил исполинский Анп на громадном вороном скакуне. Точно детские игрушки, он перенес их за пределы конуса.
— О, Зет! — простонал Упу, оглянувшись назад. — Перчатка!
— О, Зет, — подтвердил Анп, затмевая собой горизонт. — Даже в лучшие свои времена я не хотел бы связываться с этим отребьем, но теперь придется загонять их назад во имя Ам-Маа! Зет! Зет! Зет!
Обитатели котлована стихли на мгновение. Первым к перчатке подполз, прижимаясь к земле, маленький голый уродец. Он обнюхал ее, что-то проскрежетал и, прикрыв глаза, ткнул длинным узловатым пальцем в воздух. Тогда из горла его вылетел визгливый призыв, крик подхватили остальные зверолюди, из-за перчатки началась драка, и все они полезли из котлована, будто опара из кадки.
Откуда ни возьмись, вокруг появилось множество досужих зевак, учуявших начало грандиозного представления.
— Айнор, Айнор… — укоризненно прорычал Анп, вынимая из-за спины копье. — Я предупреждал! Для них внимание извне, хоть шапочное знакомство, хоть перчаточный вызов — что те дрожжи для теста! Что ж, придется воевать, потому что второй способ унять этих тварей — сражаться с ними их же оружием…
— Никто и не обещал, что в Дуэ будет сладко! — поддакнул Упу.
— А ты — молчи! Бой!
И началась жестокая схватка. Основной удар принял на себя Анп. Он, казалось, стал еще больше, заполоняя собой небо, но противника это не пугало. Противник был безмозгл и делал то, что ему повелели создатели. А поскольку большинство создателей в меру своего таланта тоже, судя по всему, смутно представляли себе, чего они хотят от своих големов, действия зверолюдей отличались изысканной бестолковостью и классической неэффективностью.
Анп расправлялся с ними молча, решительно и очень жестоко. Он походил на земледельца, искореняющего саранчу. Упу, вторя ему, успевал и огреть ту или иную тварь хлестким словцом, отчего тварь теряла боеспособность и начинала плакать, удирая с поля боя. Тогда самые сердобольные из зрительниц принимались жалеть беднягу и укорять обидчиков.
— Не обращай внимания! — говорил Анп Айнору. — Так бывает всегда, сколько я вижу этот свет. Бейся!
— Кто это?! — кричал Айнор, из последних сил отбивая натиск зеленокожих зверолюдей.
— Дуэ нарочно высылает их создавать нам помеху. Это Дуэ, смертный, здесь нет и никогда не было ни логики, ни справедливости, как почти во всем, что создает воспаленный человеческий рассудок! Бейся, смертный!
Первым делом проводник надавал по ушам остроухим лучникам. Физически они были самыми слабыми из всего зверинца, но оттого не менее вредными, чем остальные. Пока Анп загонял их обратно в пропасть под осуждающие вопли зевак: «Свободу зверолюдям! Зверолюди имеют право ходить там, где им хочется, и делать то, что им хочется!» — остроухие огрызались и отстреливались, даже уже ссыпаясь в котлован, на лету.
Упу подмигнул Айнору и мотнул головой в сторону зрителей. Телохранитель отступил, и часть тварей ринулась к зевакам. Пустыня огласилась дикими воплями и просьбами: «Уберите их! Спасите! Во имя Ам-Маа!»
Не отличая защитников от врагов, зверолюди разрывали на части тех, кто пытался отстаивать их права, и со смаком жевали окровавленные куски.
— Давай их назад! — распорядился Упу, а Анп сделал вид, будто не заметил случайного прорыва в обороне. — Музыку! — орал пес, прыгая с одного чудища на другое и откусывая им головы. — Музыку, и как можно торжественнее!
Проводник тоже сносил одну клыкастую башку за другой и деловито нанизывал на свое копье.
Неведомо откуда — может быть, из тех же мест, которые покинули зеваки ради зрелища — полилась героическая музыка, благородно оттеняя лязг металла и рев умирающих зверолюдей.
Но и напоследок те не сдавались. Вожак зеленых тварей, без имени и отличий, остался против Айнора один на один. Удача попеременно была на стороне то одного, то другого. Упу и Анп загнали остальных обратно в пропасть, но не успели к телохранителю: тварь с мощными ручищами ниже колен, бешено разя секирой, всадила лезвие ему в грудь и издохла с головой, вмятой между плеч тяжелым кулаком Анпа, и нанизанная на Айноров меч.
Боль еще не пришла. Лишь одежда стала мокрой от горячей крови. Айнор почуял, что стоит на коленях в песке и видит себя словно бы со стороны.
— У-у-у! А не рано ли тебе, смертный? — усмехнулся Анп, вернувшись в прежний облик и торопясь к Айнору. — Ты потерпи, здесь помирать — себе дороже!
— Да, помирать здесь не стоит! — согласился Упу.
Проводник охватил Айнора за плечи. Тот уже уходил.
— Эх, Шесса! А ведь это были еще даже не дикари Рэанаты! Какие хрупкие эти живые!
Упу подтащил к ним завязанный кожаный мешок с жидкостью, которой Анп недавно воскресил Айнора и его коня.
— Этим делу не поможешь! Он уже в Зале Истины.
— Жаль. Доблестный был воин… — с печалью сказал пес.
— За мной!
Здесь уже был слышен гул Ам-Маа и шум прибоя огненного океана, отделявшего Распростертую от Обелиска.
Громадная пещера, в середине которой аспидной чернотой поблескивало маленькое озерцо, что скопилось в выбоине за многие тысячелетия, пребывала в извечном трауре. Стоны множества голосов невидимых оку обитателей умоляли о помиловании, но не было им ни прощения, ни отдыха.
На каменном возвышении, похожем на стол, лежал в рыхлой соляной насыпи обнаженный труп мужчины. Над ним склонялся человек в маске волка и приговаривал:
— Лишился ты пут и отныне свободен!
Легко взмахнув изогнутым ножом, он вскрыл брюшину мертвеца от паха до мечевидного отростка.
— Уйдет то, что должно было умереть! — переминаясь с лапы на лапу, вторил большой поджарый пес.
Анп сунул пальцы с длинными и острыми когтями между ребер того, что когда-то было Айнором, и резким движением разъял грудную клетку мертвого.
— Я сохраню внутренности твои в священных канопах, — сказал он, выдергивая один за другим органы умершего. — И, когда придет время, ты обретешь их в новой жизни!
Упу запечатывал сосуды крышками в виде звериных голов.
— Я очищаю твои мысли и память твою, дабы вернулось к тебе осознание безвинности в будущей жизни!
Проводник протолкнул в носовые ходы умершего две трубки, с силой прокрутил их уже внутри черепа и, перевернув труп лицом вниз над чашей, оставил так, чтобы мозг вытек из черепа и не послужил причиной гниения.
— Времени мало, — сказал Анп. — Нам ведь нужно поспеть с тобой к тому делу…
Упу кивнул и облизнулся, поглядывая на бутылку с бальзамирующим составом, возле которой громоздились рулоны аккуратно свернутых бинтов.
— Моя любимая часть! — означил он.
— Ты не как все нормальные собаки, это я знаю. Нормальные собаки от такой вони бегут без оглядки!
— Да, я такой! — гордо ответил пес. — Бальзам — это утеха моей души!
— А теперь — главное: сердце, хранилище души! — и когтистая лапа выхватила из раскрытой груди еще теплое сердце, после чего швырнула его на призрачные весы в центре водоема. — Кем был ты, смертный? Кем будешь ты? Рассуди, Ам-Маа Распростертая!
Под сводами пещеры тоскливо крикнул сокол, и на противоположную чашу весов, покачиваясь в воздухе, легло перо. Упу привстал и напрягся. Ждал и Анп.
Медленно, но верно чаша с пером опустилась в воду. Челюсти голодного чудовища громко щелкнули впустую, поверхность замутилась и вновь стала зеркальной.
— Он чист!
«Он чист! Он чист!» — повторило эхо или голоса невидимых страдальцев.
— Я сохраню твою душу в теле того, кто любил тебя и был тебе предан! — кричал Анп, и когти исчезли, и остались обычные человеческие руки, и в них, живое и светящееся, билось сердце доблестного воина.
Упу ввел в Зал Истины белоснежного коня. Анп одним движением разверз грудь Эфэ, а затем вложил туда сердце Айнора.
Тело погибшего словно высохло. Анп смахнул наземь соль, впитавшую всю влагу мертвой плоти, зашил разрез, обмотал труп бинтами, пропитанными бальзамом, подтянул ими безвольную челюсть, прорезал дыры перед ртом и перед глазами, надел на него доспехи, а в руки вложил копье и секиру.
— Теперь встань и выполни свое предназначение, безымянный паладин! Встань и да не остановит тебя никакая преграда! Встань и послужи тем, кто отправил тебя в путь!
Мертвец зашевелился и глухо заурчал сквозь бинты.
— Тебе не привыкать носить маску! — ответил ему Анп. — Вставай, паладин, время не ждет!
Тот, кто когда-то был Айнором, неуклюже сполз с окровавленного стола и распрямился перед созданием со звериной мордой.
— Пройди по огню, и да будет к тебе милостива Ам-Маа Распростертая, судия без личности, а оттого справедливая и всесущая!
И Анп, толкнув мумию в озеро, прыгнул вслед за нею…
…Перед ними шумела пропасть, полная живого огня, и от ног мертвого Айнора к спиральному столбу на другом берегу протянулся солнечный луч. Пылинки плясали в нем, как в любом бесплотном солнечном луче, но стоило мертвецу ступить на него, он стал незыблемым мостом.
— Уходи с солнцем, а возвращайся по радуге, бессмертный! — напутствовал Анп, щуря с непривычки желтые волчьи глаза и отступая в пещеру.
Айнора обуревало одно лишь чувство, и этим чувством была ярость. Оно вело его через миры в спиралях Ам-Маа, не давая задержаться или сбиться с пути. Оно было напоминанием о том, что нужно сделать в стране кровожадных дикарей Рэанаты. Ни мгновения не помнил Айнор из того, что с ним было до слов волкоглавого бога «встань и выполни свое предназначение». Только эти слова и беспредельная ярость пленяли его в этом мире, не давая успокоиться или свернуть с пути.
Держа в одной руке копье, унизанное черепами зверолюдей, а в другой — секиру, недавно убившую его самого, Айнор вышиб ворота Обелиска и оказался на полусломанном подъемном мосту. Окровавленный красный плащ взметнуло порывом ветра, и бывший телохранитель, подняв забинтованное лицо к полыхающим небесам, истошно зарычал.
Джунгли встрепенулись стаями напуганных птиц.
Лязгнув копьем о секиру, мертвец побежал в заросли. Он уже узрел перед собой заброшенный бастион павшего хогмора, хотя до него нужно было миновать еще очень, очень много лесов, гор, озер и рек.
Звери в ужасе разбегались при виде творения жуткого чародейства. Пронзительный запах бальзама отбивал нюх и взрывался в голове неукоснительным приказом: «Беги!»
Айнор мчал, не зная устали, голода, боли или жажды. Когда надо было плыть, он плыл, когда надо было идти через чащу, он шел напролом, а если на пути вставали скалы, без малейших сомнений карабкался по уступам.
Тепло здесь было круглый год. Тут росли диковинные деревья, а в лесах и на равнинах обитали странные животные. На Рэанате все было не так, как в Кирраноте, но Айнор не замечал ничего. Только чертоги Павшего манили его, суля избавления от неупокоенности. И ради этого мертвец не остановился бы ни перед чем, ни днем, ни ночью.
Сколько раз солнце всходило и опускалось за горизонт во время его пути? Считать было некому, а для Айнора не составляло различий, темно вокруг или светло.
И вот несколько зорких глаз углядело его на протоптанной ногами лесной тропе. Он приближался к главному городу безумных дикарей, не знающих ни правил, ни законов, ни долга, ни совести.
Весть о страшном чужаке разлетелась повсюду условными знаками дозорных. С громкими воплями собиралось племя, чтобы дать отпор врагу, но притом избивая друг друга без жалости и хохоча над упавшими ранеными.
Из руин, когда-то служивших приютом для пятого хогмора, а ныне вдоль и поперек пронизанного гибкими лианами, выскочил вождь со своими стражами. Шпионы вражеского племени, увидев его, бросились к своим. И это было последнее, что успели они сделать в своей жизни: путь Айнора прошел точно через их засаду. Ему было все равно, на чьей стороне злобные твари.
Десятки копий впилось в его холодное, одеревеневшее тело, и некоторые прошили его насквозь. Айнор лишь повернулся, расшвыривая врагов и накалывая на проскочившие между его ребер наконечники самых нерасторопных. После этого они болтались на нем мертвым грузом, однако даже это не было способно обуздать его гнев или помешать в бою. Секира рубила дикарей без устали. Самые догадливые поняли, что в бою с этим ужасом победит ужас, развернулись и помчали наутек. Остальные полегли у него на дороге.
Когда вблизи не осталось ни одного живого, Айнор ударами секиры перерубил копья и, обнажая почерневшие ребра, выдрал из себя сломанные древки. Он не оглядывался на убитых. Его путь лежал в разоренный город.
Бастион Павшего сохранился лишь частично — башня и центральная галерея уцелели благодаря поселившимся там и хоть немного следившим за ростом лиан дикарям. Все остальное напоминало обломки кораблекрушения.
Вождь и его приближенные укрылись в башне. Увидев Айнора, они стали закидывать его камнями и обстреливать из луков. Тем временем солнце закатилось за горы.
Мертвец вскинул голову и одним прыжком, преодолев земное тяготение, взлетел на ближайшие развалины. Стрелы торчали из него, точно иглы из диковинного зверя джунглей. Сквозь мрачные стены древнего сооружения взирал он на бьющиеся огненные комки, которые передвигались в башне и по галерее. Был там и Алтарь с амулетом убитого хогмора. Яростный вопль сорвался с окоченевшего языка, и вопль этот обратил в бегство половину сторонников вождя. Не помня себя, те выскакивали через дырки в стенах и уносились в темные заросли.
Айнор не преследовал их. Обломав на себе стрелы, он кровожадно лязгнул копьем Анпа о камни и воздел над головой секиру.
А потом он, пригнувшись, помчался к отверстиям в стенах, на бегу сшибая со своего пути охрану вождя, выскочившую навстречу ему в глупом порыве удержать потустороннего гонца. Мертвец видел, как после его сокрушительных ударов меркнут и гаснут уже не пульсирующие комки в груди врагов.
Небеса несогласно грохотали предупредительными раскатами.
Один из самых ловких дикарей перед смертью успел извернуться и отрубить нежити левую руку вместе с копьем. Айнор лишь презрительно стряхнул с себя отсеченную конечность, а потом опустил секиру точно на темя противника, разделив его череп на две половины, точно спелый арбуз, и нисколько не удивился тому, что вместо мозга оттуда вытекло лишь немного черной кашицы.
Защитники бастиона отступали все дальше, к Алтарю, проклиная вторгшееся чудовище последними словами, смысл которых был ему столь же чужд, как и все человеческое.
— Наши боги велики! — верещали они. — Или ты с нами, или они покарают тебя! Не гневи их! Они дадут тебе все, если ты им поклонишься и отречешься от своих хозяев! Они дадут тебе покой! Верь им! Верь!
Айнор не понимал. Он только рычал, но когда против него в Зале Ритуалов остался один вождь, прохрипел низким басом на языке Дуэ:
— Ты пойдешь на корм червям!
Даже в страшных сновидениях не слыхал дикарь такого голоса. По темной коже его прошел мороз. А мертвец все наступал, чуя ужас трепещущего сердца.