Руслан не посмел подслушивать.
Он отвернулся к стене, закрыл глаза и заставил себя уснуть.
Несколько дней спустя они покинули посёлок. Томми шёл почти налегке: запас еды на сутки и большая фляга воды. Моток верёвки, аптечка, компас и американский паспорт. Это всё, чем Руслан и Минди могли снабдить его для выживания в будущем. Каким оно будет – будущее?
Это и предстоит узнать Томасу.
Мама с сыном стояли в обнимку. Руслан старался не глядеть в сторону женщины. Смерть подобралась к ней слишком близко. Выпали волосы, на коже появилась болезненная бледность и язвы, похожие на синяки.
У Томми ничего похожего не было, но ведь и он получил дозу радиации. В любой момент могут проявиться последствия. Минди тихо плакала, ласкала сына, а он просто смотрел на неё, как будто пытался впитать глазами всё, что только можно, чтобы унести с собой туда, откуда невозможно вернуться. В будущее, в котором его мамы уже не будет на свете.
– Будь внимателен, солнце, – прошептала Минди и отдала мальчику пистолет, – Доверяй людям, но не забывай, этот мир очень опасен. Не все такие, как Руслан.
Мальчик посмотрел на жителя посёлка и печально улыбнулся.
– Спасибо вам, сэр Руслан.
Мужчина поднял руку, сложил пальцы буквой «V». Древний жест английских лучников, известный со времен столетней войны. Впоследствии его трактовали по-всякому. «Пока мы живы, нас не победить», вот его истинный смысл, так казалось Руслану.
У Томми есть шанс победить и выжить.
Мальчик проверил настройки прибора и включил его. В ореоле белого мерцания несколько секунд был виден детский силуэт, потом он растаял.
– Лети, мой ангел, – прошептала американка, прижалась к Руслану и зябко поёжилась.
Потом они долго стояли вдвоем на поляне. А небо сыпало на землю медленным снегом.
Она умерла весной.
Так странно, что её жизнь оборвалась в тот самый день, когда перестал падать снег. Из-за облаков выглянуло усталое, бледное солнце, а много часов спустя с низких приземистых крыш на снег, который казался вечными, сорвались искристые росчерки капели.
Руслан стоял на кладбище и раз за разом перечитывал строки, выжженные паяльником на прочной дубовой доске:
Перед смертью женщина отдала Руслану блокнот и серебряный кулон с миниатюрой.
В самом низу доски стояла подпись: Здесь покоится Аманда Гровер (1997– 26 гг. после У.С.) Отважная мать и просто хороший человек. Мы молимся о тебе и помним тебя. Прими, Господи, в объятья свои, её душу.
Руслан немного отошел от берега моря и снова остановился, опустил руку в карман. Достал медальон, открыл его и посмотрел на детское лицо с задорной улыбкой.
Портрет её сына. Минди отдала Руслану самое дорогое, что у неё было: память и боль своей души, доверила ему это скромное украшение.
Еще вчера саму Руслану его судьба казалась никчёмной. Всё, что у него было и осталось, это надежда на жизнь и вера в то, что жизнь эта не напрасна. Может быть, весь её смысл был в том, чтобы помочь этим двум людям. Одновременно чужим и близким.
Он оставил внутри себя память о Минди, словно перенял частичку отношения к Томми. Он думал о мальчике так, будто его собственный сын идёт сейчас неведомыми тропами будущего.
Руслан понимал – ему предстоит создать это будущее.
Алый посредник (третья новелла)
Австралия, 23 год после УТРА СМЕРТИ
В городе Сидней на перекрёстке возле летнего кафе собралась толпа народа. Горожане сосредоточили внимание вокруг какого-то центра, не видимого Чарли. Мальчик посмотрел по сторонам, как учила его мама, нет ли машин? Автомобили не двигались – замерли, точно в пробке, многие уткнулись капотами в обочины. Там, где светофоры меняли цвет и звали проезжать, бестолково гудели клаксоны. Люди распахивали двери, бросали машины и спешили узнать, что происходит.
Чарли перебежал дорогу и протиснулся во взрослую толпу. На шестилетнего мальчика в шортах и яркой рыжей майке недовольно косились, но уступали, пропускали вперед, так Чарли отвоевал себе место возле столиков. Там стояло два потрёпанных радиоприёмника, они передавали сообщения в прямом эфире. В одном звучали слова на родном языке, но многих слов мальчишка не знал, и только догадывался о тревожном смысле передачи.
– Третий позиционный район фиксирует цели, – испуганный голос прерывался треском помех и доходил до истошного крика, – Их слишком много – – – Наш спутник ослеп – – – РВП не больше двадцати минут – – – Мы по ним отработали, но это всё, что есть. Помоги нам – – –.
Эфир затянулся тихим шипением, голос умолк. Второй приёмник так же трещал помехами, и кто-то ругался на чужом языке.
Маленький слушатель растерянно смотрел по сторонам.
– Чарли, ты чего тут делаешь?
Незнакомец присел на корточки и заглянул в лицо ребенку. Чарли ничуть не испугался рыжеволосого бородача в ковбойской шляпе, джинсах и жилетке.
– Откуда вы меня знаете? – удивился мальчик.
– Я много чего знаю, – сказал ковбой, и почему-то его голос звучал грустно, – Тебе тут нечего делать, беги домой, родители ищут.
Спокойный голос убедил малыша. На выходе он обернулся и услышал слово, сказанное шёпотом. «Война». Людское беспокойство подхватило брошенное слово, как отчаянный осенний ветер сухую листву, и слово заметалось по губам, по взглядам, губы и руки похолодели от ужаса. Тогда Чарли не мог понять, от чего все напуганы. Он снова посмотрел по сторонам: машины оставались там, где их и бросили, может быть теперь им никуда ехать? Мальчику передался всеобщий безотчётный страх. Он бросился прочь от кафе, и прежде, чем успел добежать до крыльца родного дома, в городе раздались первые выстрелы.
– Мама, там, по-моему, война, – с порога выкрикнул Чарли.
Мама всегда была к нему нежна и внимательна, не то, что папа. Она легко понимала детские заботы и тревоги, находила нужные слова. Сейчас Чарли ждал: она подойдёт, успокоит, скажет, что всё пустяки, и даже война – это не страшно. Ещё с утра она была такой, какой он привык её видеть. И вот после короткой утренней прогулки её как будто подменили. Белокурая женщина с большими глазами только внешне напоминала маму. Она даже не заметила его испуга.
– Да, война. Сейчас же иди в свою комнату, выбери несколько игрушек, мы возьмём их в поход.
Чарли удивился её ровному, бесчувственному голосу, но по привычке подчинился. И тут его окликнул отец.
– Чарли, подойди ко мне, пожалуйста.
Отец для мальчика был человеком-загадкой. Он уходил на службу ранним утром, а возвращался затемно, когда все спали. Чарли не ждал его внимания, и вслед за обращением поймал себя на мысли, что смотрит на отца так, будто видит впервые.
Высокий мужчина в тёмной форме со знаками отличия присел на стул, и едва мальчик приблизился, взял его за руку. Военный выглядел усталым и растерянным. Чарли стало не по себе от взгляда тёмных глаз, от тени отчаянья на смуглом лице.
– Сынок, я уеду на какое-то время, что бы ни случилось, пока меня нет, ты – старший мужчина в семье. Я хочу, чтобы ты слушался маму и защищал её. Обещай мне, Чарли, что так и будет.
Чарли не сразу разобрался в смысле взрослых слов, и вместо ответа растерянно моргал. Взглянул на маму, точно искал её поддержки, подсказки во взгляде. Но незнакомка, так похожая на мать, со странной мукой на лице смотрела куда-то мимо Чарли. Тогда он не понял, чего ей стоило быть решительной и сильной, когда вокруг весь мир летел в пропасть.
Отец до боли обнял мальчика, поднялся со стула, взял приготовленный чемодан и быстро пошёл к дверям на улицу.
– Чарли, иди к себе, – опять приказала мама, и в этот раз он выполнил её приказ. Мальчик слышал обрывки разговора, пока шёл по лестнице:
– Вас заберут спецтранспортом. У них всё предусмотрено. Вы просто сидите дома, и никуда не выходите. На улицах беспорядки.
Мама ответила голосом и сдавленным плачем, но Чарли её слов не разобрал.
Когда он вернулся в гостиную с игрушками, мишкой и паровозиком, чужая женщина, одетая в спортивный костюм и горные ботинки, собрала сумки с нужными вещами – два мешка на молниях едва не лопались по швам.
– Чарли, ты взял игрушки?
– Да.
– Хорошо, мы заберём их в убежище. Транспорт ещё не подъехал, он будет с минуты на минуту. Мне надо зайти в универмаг, купить кое-что, – женщина держала в руках измятый лист линованной тетради, исписанный с обеих сторон, – Я быстро, туда и обратно. Малыш, ты пока тут подожди и никому не открывай, слышишь?
Чарли кивнул.
Она открыла дверь, и в дом ворвался шум растревоженного города – гудки сирен, стрельба и крики. Потом дверь закрылась, и дома снова стало тихо.
Когда мама ушла, мальчик подумал, а если там война, и его папа – военный, то вдруг его убьют? И он больше никогда его не увидит. В догадке была половина правды, а о второй половине Чарли узнал через несколько дней: его мама не вернулась из магазина, а транспорт так и не приехал.
Из окна он видел, как в доме напротив неизвестные люди выбили стёкла, взломали дверь и вытащили на улицу несколько сумок. На следующий день разграбленный дом подожгли. Огонь гудел и разбрасывал рыжие краски по углам – туда, куда проникал свет из окон. Пламя доедало обреченное здание целую ночь, и мальчик в ужасе прятался в тени, боялся, как бы огонь не дотянулся к нему через улицу.
Что будет, если в дом проникнут чужие? Они, конечно, отберут его игрушки, а всё остальное сожгут. Но ему повезло – снаружи их дом имел потрёпанный вид, фасад давно нуждался в капремонте, и бандиты его и не тронули. Мальчик ждал день, потом ночь, день за днём. Старался не шуметь, и даже свет по ночам не включал. Иногда, прежде чем уснуть, плакал и шёпотом звал маму, вспоминал, какой она была до войны – доброй и чуткой, надеялся, а вдруг она вернётся, станет прежней.
Пока не кончилась еда, мальчик сидел взаперти. Разогревал продукты в микроволновке, а когда в дом перестали подавать электричество, приучился есть холодную пищу.
Он не знал, сколько времени длилось его безопасное заточение. Однажды голод пересилил страх перед бандитами, и малыш попробовал выйти из дома, но дверь оказалась запертой на ключ. Тогда Чарли покопался в россыпи деталей детского конструктора, нашёл там инструменты и развинтил с их помощью замок. Подумал и положил отвертку в карман, вдруг пригодится?
Малыш осторожно приоткрыл входную дверь и посмотрел по сторонам. Вся улица была забросана каким-то бесформенным мусором, во многих домах на месте окон чернели провалы в обрамлении неровных, запылённых зубьев. И дом напротив, и ещё полдюжины домов стояли обугленными, дырявыми, словно скелеты. Людей не было, казалось, город вытеснил всё живое глубокой, загадочной тишиной. И людям надоело гулять по неубранным улицам, они куда-то ушли, а может, ушли на войну, подумал Чарли и отправился на поиски еды.
Он не успел дойти до магазина – лица коснулся странный, лёгкий холод, как будто капал дождь, но это касание было особенным, мягким. Чарли присмотрелся к тротуару, взглянул на серое, хмурое небо и поднял руки ладонями вверх: оттуда падал редкий, невесомый снег. Мальчик удивился – он слышал от мамы, что сейчас ноябрь, и скоро лето, тогда почему летит снег? А если снег, то надо одеться по-зимнему, сообразил Чарли и вернулся домой. Но тёплые ботинки, купленные мамой год назад, оказались малы. Надо искать не только еду, но и ботинки, решил Чарли, надел тёплую куртку, взял детский рюкзачок и положил туда любимые игрушки. Он не хотел оставлять дверь дома нараспашку, но с вынутым замком она никак не закрывалась. Тогда мальчик подобрал на мостовой увесистый камень и прижал им дверь. Дом будет закрыт, пока он не вернётся, решил малыш и зашагал по городу прочь.
Сидней обезлюдел несколько недель назад, и кое-где разбросанный по улицам мусор источал нестерпимые резкие запахи. Такие неприятные места облюбовали вороны и бродячие собаки. Они суетились поодиночке или стаями, растаскивали, рвали тёмные пакеты, ворохи грязной ткани. И с подозрением смотрели на Чарли. Некоторые мусорные кучи походили на тела людей, но дальше детский разум эту мысль не развивал. Малыш не представлял, что значит смерть, и как она выглядит.
Чарли долго искал супермаркет. Он впервые гулял по городу без мамы и быстро заблудился. Длинный магазин сети SPAR оказался завален какой-то рухлядью у входа и вдоль стен, в огромных окнах не осталось целых стёкол. Здесь тошнотворный запах был особенно силён, а стены выглядели избитыми, поцарапанными, точно украшенные крапинками летнего дождя. Во тьме за пустотами окон стояли обнаженные витрины. В такое страшное, пустое место Чарли войти не решился и продолжил поиски.
Наконец, он отыскал небольшую лавку со скромной вывеской. Дверь была заколочена досками, а окна, кроме одного, остались целы. Чарли собрался влезть внутрь через разбитое окно, но не успел, из магазина его громко окликнули.
– Вали отсюда, малявка!