Идея обрела форму. Артур осмотрел дисплей пульта, указатель приник к левой вертикальной линии. Да, все астронавты должны быть исследователями, которые могли бы, как он сам, обнаружить планетарий и использовать его для путешествия в будущее. Но одержимая часть его мозга вопрошала здравомыслящую составляющую: Женя утверждал, что это невозможно — и был прав?
Чувствуя себя обособленно, как исполнитель главной роли в шумной толпе статистов на уличном представлении, он снова обратил свой взгляд к залам.
Астронавт в самом дальнем куполе направился к выходу. Другие астронавты один за другим последовали за ним. Артур присоединился к процессии и пошел к выходу. Очевидно, последний на вход, первый на выход.
Когда Артур добрался до выхода, на Луне уже стояла ночь, но кратер был ярко освещен. Там двигались какие-то люди, очевидно, группа встречающих — без скафандров! Артур подумал, что сможет разглядеть намек на прозрачный купол над кратером.
Астронавт впереди снял свой шлем. Артур наблюдал за ним несколько секунд. Человек не упал, не закачался, и Артур, почувствовав себя в безопасности, снял свой собственный шлем.
И тут же почувствовал легкий ветерок, вдохнул запах свежести, очень кстати после восстановленного душного воздуха скафандра. Он снова услышал живые звуки мира, смех счастливых людей, а не металлические голоса и хрипы из передатчика и не собственное тяжелое дыхание.
В этот момент разговоры и смех смолкли. Люди остановились и смотрели вверх, где вдруг появился гигантский двадцатигранный космический корабль. Летательный аппарат был достаточно велик, чтобы улавливать лучи Солнца, хоть в кратере и была ночь. Великолепное зрелище производило впечатление: полированный металл, четкие углы граней с огромными иллюминаторами и синие, похожие на северное сияние языки пламени двигателей.
Рассматривая корабль, готовый прилуниться вне покрытого куполом кратера, Артур почувствовал себя зрителем научно-фантастической эпопеи. Он даже будто бы слышал музыку.
Артур осознал цель планетария: это пункт вербовки астронавтов, исследователей, обладающих развитой способностью к языкам. Может, дело и не в таланте к языкам, а в особой склонности к решению загадок. Или в стремлении открывать новое…
Потом он увидел краешек Солнца над горизонтом, и граница ночи и дня двинулась поперек кратера примерно со скоростью бегущего человека. Ночь быстро превратилась в день. Артур почувствовал, что при слабой лунной гравитации прыжки и кульбиты не смогут адекватно отразить его абсолютный восторг. Кажется, денек выдался на славу. Будет здорово, если он сможет поделиться с кем-нибудь своим полным счастьем.
Артур услышал сзади какой-то звук. Считая себя последним в череде астронавтов, он был крайне удивлен, когда повернулся и увидел в нескольких шагах фигуру в скафандре старого образца. Когда человек начал снимать шлем, Артур ахнул от неожиданности. Он выпустил из рук шлем, и тот с легким стуком упал на грунт. Артур бросился вперед. Казалось, человек отпрянул на мгновение, но потом отбросил свой шлем и раскрыл объятия.
Перевела с английского Татьяна МУРИНА
© Carl Frederick. A Zoo in the Jungle. Публикуется с разрешения автора. Рассказ впервые напечатан в журнале «Analog» в 2007 году.
Алексей Евтушенко
ПАСТУХ
Если бы Пояса астероидов не существовало, его следовало бы создать. Для пользы всего человечества.
Эта не блещущая оригинальностью мысль часто приходит в мою голову по утрам, когда я собираюсь на работу.
Забавно, верно? Проснулся человек утром, сделал зарядку, приступил к водным процедурам — и тут его посещает мысль о полезности и даже необходимости для человечества Пояса астероидов.
Вот вы часто по утрам думаете о Поясе астероидов?
То-то!
Впрочем, никаких секретов. Дело в том, что Пояс астероидов — это и есть место, где я работаю, так что думать о нем мне, как говорится, сам бог велел. А к тому времени, когда я по утрам приступаю к водным процедурам, моя голова после ночного сна уже вполне способна принять любую мысль. В том числе и о полезности Пояса астероидов для человечества.
Ну и, разумеется, здесь стоит учесть тот факт, что работу свою я люблю. Она у меня интересная, а профессия, с одной стороны, вроде бы одна из самых древних, а с другой — новейшая и редчайшая… В общем, чтобы уже наконец все стало ясно, объясняю: я пастух. Как вы уже, наверное, догадались, пастух не обычный, а космический (иначе с чего бы я стал распространяться насчет Пояса астероидов?). Пасу, разумеется, Solar Seals — cолнечных тюленей, или, проще говоря, соларов. Ибо больше в открытом космосе пасти некого — кроме cолнечных тюленей, животных там пока не обнаружено.
Тем, кто забыл, я напомню, что солары — это особая форма жизни, обитающая в нашей Солнечной системе, преимущественно в районе Пояса астероидов. Если верить фактам, а не слухам. Но слухи слухам рознь. Впрочем, как и факты фактам. Особенно в обитаемом космосе, где хватает любителей и откровенно приврать для красного словца, и выдать желаемое за действительное, а то и вовсе наплести незадачливому инвестору кучу небылиц. Впрочем, мы отвлеклись.
Так вот, солары.
Лично мне, кроме Пояса астероидов, нигде больше эти удивительные животные не попадались, хотя в свое время я побывал и на Меркурии, и на лунах Сатурна и много где еще. Люди, которым я, в целом, доверяю, утверждают: солнечные тюлени иногда встречаются на мелких спутниках Юпитера, вроде Леды или Фемисто, но, повторяю, сам я этого не видел, а официальная наука на сей счет не имеет твердого мнения.
Впрочем, официальная наука не имеет твердого мнения даже насчет того, как форма жизни, подобная соларам, вообще могла образоваться во Вселенной, и жизнь ли это вообще.
Да-да, именно так, вы не ослышались. Двадцать первый век заканчивается, а среди нас, оказывается, есть еще такие, с позволения сказать, ученые, которые не мыслят себе другой жизни, кроме белковой. Мол, солары ваши — это квазижизнь. Или псевдо-, уж как вам лингвистически будет удобнее.
Я вот, например, чуть ли не с детства помню, что жизнь — это активное, идущее с затратой энергии, поддержание и воспроизведение специфической структуры. А уж белковая она, эта структура, или еще какая — совершенно неважно. И удобнее всего — плюнуть на рассуждения этих… квази-, а также псевдоученых и спокойно заниматься своим делом. Потому что стоит только один раз увидеть солнечных тюленей, как сразу становится понятно: они живее всех живых. Да еще и крайне симпатичны. Не говоря уже о той пользе, которую они приносят нам, людям.
Утверждают иногда, что никакое видео не в силах передать того очарования, которое буквально излучает стадо солнечных тюленей, если смотреть на него непосредственно через прозрачный щиток скафандра. Чепуха. В силах. Если это хорошее видео, снятое умелым оператором. Мне такое попадалось. А насмотрелся я на соларов, как вы понимаете, вдосталь. Так и эдак. И продолжаю ими любоваться почти ежедневно на протяжении вот уже почти десяти лет.
Если вычленить самую суть, то работа пастуха солнечных тюленей заключается в том же, что и работа любого другого пастуха: выгонять животных на пастбище, следить, чтобы они исправно паслись и не разбредались, оберегать их от всяческих невзгод и опасностей, пригонять стадо обратно на место ночевки и дойки… А то, что пастбище — это открытый космос, а место ночевки и база находятся на астероиде, где притяжение чуть ли не в сто раз меньше земного, — уже не особо важно.
Хотя, если взглянуть шире, то, разумеется, космический пастух, в отличие от земного коллеги, должен еще уметь мастерски управлять спейсфлаером класса «скутер» и сворой роботов, играющих ту же роль, что и живые овчарки. Не считая кучи других навыков, без которых не бывает нормального профессионального космонавта. Потому как, если ты работаешь в космосе, то являешься космонавтом по определению. И даже в первую очередь. А уж затем пилотом, штурманом, инженером, рабочим-монтажником, пастухом или кем-то еще.
Вообще-то, о своей работе я могу рассказывать часами. Во-первых, потому что ее люблю, а во-вторых, пастухи соларов болтливы по своей, что называется, природе.
Издержки профессии, так сказать.
Не все, конечно, но что касается меня, то в полной мере. Дай волю, и я могу проговорить несколько часов подряд, не останавливаясь.
Некоторые, особенно те, кто ничего не понимает в нашей профессии (недобросовестные журналисты, в первую очередь), утверждают, что это все от одиночества. Мол, космический пастух редко видит людей, а потому готов трепаться до упаду с первым встречным-поперечным.
Смею заверить, это полная ерунда.
Начать с того, что мы вовсе не одиноки. На одной моей базе нас девятнадцать человек вместе с доярами и всем инженерно-техническим персоналом, а уж когда прибывает грузовик с Земли, то и вовсе становится тесно. Плюс ко всему я не очень понимаю, как можно чувствовать себя одиноким при современных средствах связи и виртуальных развлечениях. Да, конечно, электромагнитные волны бегут от нас до Земли больше 23 минут. И столько же — обратно. То есть в режиме чата или радиотелефонного разговора поболтать с друзьями-товарищами-любимыми не удастся. Ну и что? Мы прекрасно общаемся и в режиме интернет-блогов, например. Никаких проблем. А уж об отдыхе я и не говорю. Диск — в комп, шлем — на голову, и расслабляйся сколько угодно. На любой вкус и полную катушку. Хотя, если честно, на развлечения-расслабления времени и желания особо не остается. Ведь сама по себе наша работа — такое развлечение, что куда там всем последним и навороченным компсимуляторам и прочим виртуальным радостям!
Для тех, кто понимает, ясное дело.
Например, вы пробовали когда-нибудь загнать обратно в гурт трех-четырех соларов, которым одновременно вздумалось полюбопытствовать, что интересного происходит в паре-тройке тысяч километров от сферы пастбища? И хорошо еще, если в паре-тройке, а то ведь бывает и на десять тысяч скачут… Ищи потом их свищи, если растерялся и сразу не среагировал! Пояс большой, а солар прыткий. При большом желании развивает такую скорость, что никакой «скутер» не догонит — только на роботов-«овчарок» и надежда. Да и то не всегда. Тем более что способ передвижения соларов до сих пор окончательно не разгадан. Точнее, не способ, а механизм. Потому как уже всем давно ясно: солнечные тюлени передвигаются в космическом пространстве, используя нечто вроде непрерывной нуль-транспортировки на сверхкороткие расстояния.
То есть солар, чья средняя длина, как известно, редко превышает сотню метров, исчезает в одной точке пространства и тут же появляется в другой, отстоящей от первой не более чем на… пять миллиметров. А в секунду он таких перемещений может сделать и тысячу, и миллион. Отсюда и скорость. Только непонятно, КАК он это делает. По идее, должен у соларов быть какой-то специальный внутренний орган, обеспечивающий подобный фантастический способ передвижения. Но никто пока этого органа не обнаружил, а значит, и не разгадал главной загадки этих животных.
Хотя откуда мне известно, что именно эта загадка солнечных тюленей — главная? Есть и другие. Например, откуда они вообще взялись и почему так легко дали себя приручить…
Это рабочее утро ничем не отличалось от сотен и сотен других. Мой гурт насчитывает ровно двадцать девять особей, и при моем появлении над загоном-ангаром в сопровождении пяти «овчарок» лепестки верхнего люка расходятся, и все двадцать девять медленно, один за другим, выплывают наружу. Величественное зрелище и никогда мне не надоедает, хотя я и не знаю даже, с чем его сравнить.
Проходит секунда-другая, и стадо, набирая скорость, устремляется прочь от места ночлега, прямо, что называется, в открытый космос.
Ну, а я вместе со своими «овчарками» — за ними.
Радиовызов с базы пришел в десять часов двадцать восемь минут по бортовому времени:
— Ферма-два — Пустыннику, Ферма-два — Пустыннику. Как слышите меня? Прием.
— Здесь Пустынник. Слышу вас хорошо. Что там у вас, ребята, неужто внеплановый космолет с девчонками на борту? Прием.
— С каких это пор ты интересуешься девчонками? Я думал, тебе твоих соларов хватает. Прием.
— С соларами я, конечно, весело провожу время, это ты верно заметил, да только жаль, полного удовлетворения никак достичь не получается. Девчонки же…
В подобном духе мы с нашим штатным радистом засоряли эфир еще минут пять, пока наконец мой собеседник не соизволил перейти к делу.
Оказывается, пришло сообщение с нашей главной пастушьей обители на Церере о том, что в районе Пояса и вроде бы относительно неподалеку от нас около двадцати минут назад зафиксировано появление трех неопознанных объектов. Предположительно искусственного происхождения. В связи с чем непосредственно пастухам и всему остальному персоналу предписано удвоить внимание, проявить бдительность, смотреть в оба и вообще быть готовыми.
— Делать им нечего, — выразил я свое мнение по данному вопросу. — Какие еще искусственные объекты?
— Три внеплановых космолета с девчонками, — хрюкнул радист. — Почем я знаю? Но фишка в том, что диаметр самого малого объекта предположительно достигает четырнадцати километров.
— Сколько-сколько? — не поверил я своим ушам.
— Четырнадцать километров, — повторил радист. — А самого большого — двадцать два.
— И где ж они теперь?
— А шут их знает. База утверждает, что они, лишь только появившись, немедленно исчезли с экранов. Как растворились.
— Глюки Пояса, — хмыкнул я. — Тут еще и не такое мерещится иногда. Тебе ли не знать.
— Я-то знаю, — согласился радист. — Но администратору нашему с Цереры этого не объяснишь. Молодой он еще, да ранний. Выслужиться хочет.
— Ну и черт с ним, — зевнул я.
— Ага, — согласился радист. — Но поставить тебя в известность я был обязан.
Я в изысканных выражениях поблагодарил радиста за похвальное отношение к профессиональным обязанностям и собрался уж было выслушать не менее цветистую ответную тираду, как в наушниках треснуло с такой силой, что на долю секунды я перестал не только что-либо слышать, но и видеть.
А когда слух и зрение вернулись, то оказалось, что в эфире царит мертвая тишина, а на обзорном экране прямо по курсу расположились… Я как-то сразу осознал, что это и есть те самые пресловутые искусственные объекты.
Диаметром, если верить дальномеру, четырнадцать, восемнадцать и двадцать два километра.
А с чего бы мне ему не верить? Я и поверил. Тем более что и на собственные глаза полагаться привык. Хотя то, что перед ними появилось, больше всего смахивало на плод не в меру расшалившегося воображения.
Представьте себе белую розу. Крупную, с изящно вылепленными и хитроумно закрученными, будто испускающими нежный свет, лепестками.
Представили?
А теперь уберите стебель и поместите розу в космос прямо по носу вашего «скутера», увеличив ее диаметр в сто тысяч раз и расположив рядом две такие же, только еще большего размера.
Может, я не очень удачно излагаю, и какой-нибудь поэт сумел бы сказать точнее и красивее, но мне кажется, что более или менее правдивая картинка в вашей голове должна была возникнуть.
Ну, а у меня она возникла не в голове, а на обзорном экране. Во всей, так сказать, красе.
И вот, значит, висят эти три «розы» точнехонько у меня по курсу, а солары мои числом двадцать девять штук, не выказывая ни малейшего беспокойства, устремляются прямо к ним.
Как будто век мечтали о долгожданной встрече.
И это крайне удивительно, потому как солнечные тюлени — животные довольно осторожные, чуют опасность загодя и всемерно стараются ее избежать.
Значит, думаю я в рифму, нет угроз от этих «роз»? Или просто солары их не видят? Да нет, вряд ли. Если я вижу, то и они должны. Хотя вот странность. Радар-то показывает, что никаких материальных объектов впереди по курсу нет! А я вижу, что есть. И лазерный дальномер сообщает: до них всего-то сто пятьдесят километров и, по-хорошему, пора тормозить.