— Теперь он у вас. И что же?
— Не все сразу, — сказал Жаламбе, деликатно отгоняя дым в сторону. — Впрямую расколоть не получилось, поищем другие возможности… Он сейчас в тюремном лазарете. — Жаламбе старался не смотреть на японца. — Пусть немного передохнет.
— Я принимал вас за контрразведчика, господин Жаламбе, — пренебрежительно процедил Уэда. — А вы просто заштатный вышибала. Я отказываюсь с вами работать… Интересно, в новой Франции найдется хоть парочка профессионалов или все остались в немецкой зоне? Придется проконсультироваться с господином послом Сотомацу.
— Зачем же так ставить вопрос? — Жаламбе притворился глубоко обиженным.
Он сидел с опущенной головой, как проштрафившийся школяр, и растирал пальцами сигаретный пепел.
— Скажите, господин Жаламбе, — вкрадчиво осведомился Уэда. — За что вас ударили по физиономии в баре отеля «Катина»?
— Вы знаете? — дернулся, как от электрического разряда, Жаламбе.
— Впрочем, что же тут удивительного. — Он осуждающе поцокал языком. — Просто безобразная пьяная драка, господин Уэда. Вы, японцы, победители, и вам не понять психологии побежденных.
— Са-а [6], - озадаченно кивнул Уэда. — Любопытная точка зрения. Но почему господин Фюмроль именно вас посчитал ответственным за уступку тайской стороне?
— Вероятно, потому, что ему было проще дать по морде мне, а не генерал-губернатору. Наконец, я оказался ближе. Можно сказать, подвернулся под руку. Очень просто.
— Са-а, — повторил Уэда. — А что, — спросил он, круто меняя тему,
— господин Фюмроль остался недоволен условиями перемирия?
— Вас это удивляет? Стоило нам впервые за двадцать лет одержать маленькую победу, как нас тут же принудили капитулировать. Тут хоть кто взвоет.
— У меня создалось впечатление, что он очень непоследовательный человек. Сам не знает, чего хочет. Он из тех, кто, полюбовавшись зацветающей вишней у ворот Курамон, приходит потом с топором, чтобы срубить эту вишню. Любя Японию, он ухитряется ненавидеть японцев. Боюсь, что он плохо кончит.
— Фюмроль интересует вас? — насторожился Жаламбе.
— Как вам сказать, — уклончиво качнул головой Уэда. — К партнеру всегда приглядываешься… Не провали вы дела с этими речными голубками, я бы, возможно, предоставил вам шанс расквитаться.
— Простите, господин Уэда, но я не совсем понимаю…
— Все крайне просто, господин Жаламбе. Человек вашей профессии мог бы понять с полуслова… Вас не очень удивит, если я признаюсь, что мы начали следить за господином Фюмролем с того самого момента, как он высадился в Хайфоне?
— Ах, вот в чем дело! — догадался Жаламбе и с живейшим интересом спросил: — И что же?
— Так вот, любезный… — Уэда снисходительно смерил собеседника взглядом. — Ваш пациент, которого вы зачем-то уложили на больничную койку, был частым гостем господина Фюмроля. Неоднократно замечен и сфотографирован там. Это, собственно, и позволило нам выявить его контакты. Они весьма многообещающи. От вьетнамской эмиграции до большевистского подполья в Ханое. У меня есть подозрение, что этот хрупкий юноша был связным между интересующим нас лицом и господином Фюмролем. Видите, как мы много теряем из-за вашей нерасторопности? — С железной последовательностью он вернулся к началу разговора: — Пора взяться за ум.
— Постойте, постойте! — Жаламбе схватился за лоб. — Кажется, я начинаю кое-что понимать. — Он отрицательно покачал головой. — Вы попали в самую точку, но тем не менее вы ошибаетесь, сударь. Фюмроль тут ни при чем. Французский маркиз — и неумытые туземные коммунисты! Смешно. Тут дело другого рода. Этот самый Дык разыскивался нами в связи с саботажем на электростанции. Понимаете? Еще прежний губернатор обратил внимание на перебои в подаче энергии, которые совпадали по времени с разного рода мероприятиями властей. Вот какая штука. Фюмроль только жертва подобных забав. Простое сопоставление фактов позволяет легко вычислить искомое неизвестное. Это некто Тхуан, повар, перешедший Фюмролю в наследство от Катру. И как это раньше не приходило мне в голову? — Он ударил себя по лбу. — Словно кто глаза занавесил!
— Надо брать, пока не ушел.
— Фюмроль в этот час может оказаться дома, — озабоченно вздохнул Жаламбе.
— Вы что же, боитесь его? — презрительно скривил губы Уэда.
— Не в том дело. Незачем показывать ему нашу кухню. Пропал повар, и все.
— Вероятно, вы правы, — вынужденно согласился Уэда. — Можете найти способ выманить его из норы?
— Раньше это не составило бы никакого труда. — Жаламбе принялся сосредоточенно обкусывать ногти. — Но теперь, когда отношения слегка осложнились… Вот если бы натравить на него губернатора! Предлог нужен. — Он нетерпеливо закружился на месте. — Железный предлог. Послушайте, Уэда, — сказал он с фамильярной деловитостью. — Каковы будут условия мира с Таиландом?
— Зачем вам? — полные губы Уэды сжались в ниточку.
— Мне на такие секреты, извините, плевать, а предлог нужен солидный. Что мне сказать Деку? Какие новости не терпят отлагательств?
— Япония поддержит притязания Таиланда? Это не секрет. Мир будет подписан в Токио? Новость, не заслуживающая особого интереса. — Уэда принялся размышлять вслух: — Скажите, что тайская армия начала новое наступление.
— Источник информации? — мгновенно отреагировал Жаламбе.
— Сошлитесь на меня. Утром я принесу его превосходительству извинения за ошибку.
— Тогда я бегу! Пока выберешься из этой чертовой дыры, сколько времени потеряешь…
— Погодите, — задержал его Уэда. — Выйдем вместе. У меня поблизости спрятан автомобиль.
— Отлично! Подбросите меня до моей лавки.
— Нет. Сначала вы пошлете людей к господину Фюмролю и позвоните генерал-губернатору. Как только майор уедет, пусть без промедления входят в дом. Если мы с вами чуточку и опоздаем, то не беда. Главное, чтоб птичка не упорхнула.
— Как, вы тоже желаете?
— Не хочу, чтобы вы наделали глупостей с самого начала. Новый шанс едва ли скоро представится.
Мадам Деку ждала Фюмроля на верхней ступеньке лестницы. На ней было смело открытое платье из лазоревого шифона.
— Как это мило с вашей стороны. — Она протянула руку для поцелуя.
— Я очень рада, что Жан наконец вытащил вас.
Они проследовали в столовую, где все осталось в том же виде, что и при прежнем хозяине.
Хотя радио ревело во всю мощь и вокруг стола сновали только вышколенные лакеи-французы. Деку не начинал делового разговора. Кофе пили в полном молчании.
Наконец мужчины смогли уединиться в кабинете.
— Плохие новости, — отрывисто сказал Деку. — Тайская армия перешла в наступление. Пибул Сонграм требует компенсации за потопленные суда. Вот уж никогда бы не подумал, что буддисты так агрессивны.
— Япония наверняка вновь предложит свое посредничество. Насколько я знаю, они хотят, чтобы соглашение было подписано в Токио.
— Но, пока суд да дело, таи слопают еще кусок.
— Откуда сведения?
— Из японских источников.
— Возможно, это провокация. Попробуйте срочно связаться с Луанг-Прабангом. У меня создалось впечатление, что тайские министры более чем удовлетворены достигнутым.
— А если нет?
— Тогда отдайте приказ флоту атаковать.
— Вы с ума сошли! Японцы сразу же вцепятся нам в горло.
— Если бы вы не поспешили усмирить Бакшон и Кохинхину, ваше превосходительство, у нас были бы козыри для контригры. Теперь они в прикупе.
— Политика — не карточная игра, майор, — наставительно заметил Деку. — У нас не было другого выхода. Красные в Бакшоне убивали наших администраторов, нападали на военные лагеря, грабили обозы, жгли долговые расписки. Это был форменный разбой.
— Разгул черни всегда отвратителен, — кивнул Фюмроль. — И навести порядок, безусловно, следовало. Возможно, предпринятые меры и оказались излишне крутыми, но в таком деле всегда неизбежны издержки. Тут у меня с вами нет разногласий Я о другом, мой адмирал. Почему мы допустили, чтобы вьетнамцы восстали против нас? Лучше бы они со всей силой обрушились на японцев. Нам следовало бы вести себя тоньше. Пусть не мы, а японцы боятся восстания.
— Я внимательно выслушал вас. — Заложив руки за спину, Деку прошелся по кабинету. — У меня возникло ощущение, что вы неправильно ориентируетесь в расстановке сил. Следует исходить из того, что Япония
— наш партнер, а не из обратного, как поступаете вы. Другого не дано. С коммунистами немыслимо вступать в любые отношения. — Он остановился перед портретом Петэна. — Есть вещи, в которых необходимо проявлять неукоснительную принципиальность. Так учит нас маршал. Забудьте политиканские компромиссы печальных времен народного фронта. Отныне и вовеки — коммунисты враги цивилизации. В переговорах с японской стороной прошу исходить из этого основополагающего принципа.
— Прошу простить меня, ваше превосходительство. — Фюмроль встал.
— Но я полагал, что вы призвали меня для консультации. Очевидно, я ошибся.
— Не сердитесь, Фюмроль, но я желаю вам добра. Вы все еще живете политическим багажом тридцать шестого года, а времена изменились, и очень существенно. Ваше сердце разрывается между безумцами, которые последовали за авантюристом де Голлем, и патриотами, не оставившими родину в ее трудный час. Пора определиться. По рождению, воспитанию и образу мыслей вы наш. Так переболейте же поскорее детской болезнью фрондерства, или не миновать беды.
Тхуана окатили водой и вновь поставили перед столом, за которым сидел Жаламбе. В снопе света, бившем из рефлектора, четко различалась каждая оспина, каждая морщинка на искалеченном побоями лице. Разбитые губы безотчетно складывались в неизменную улыбку.
— Тяо бак, — поздоровался по-вьетнамски Жаламбе.
— Тяо уань, — приветливо прохрипел Тхуан.
— Как вы себя чувствуете? — перешел на французский Жаламбе, исчерпав свой вьетнамский лексикон.
— Неважно.
— Сами виноваты. Разве можно быть таким упрямым? — пожурил он. — Ну да ладно. Скажите, кому принадлежат эти вещи, и вас отвезут домой.
Тхуан молча опустил голову.
— Может быть, вам трудно разглядеть из-за света? — Жаламбе направил рефлектор на салфетку, на которой лежали две перекальные лампы, штатив и примитивная отмычка.
— Спросите его о чем-нибудь другом. — Уэда подал голос из темного угла. — А то как доходит дело до этих злосчастных предметов, на беднягу нападает столбняк. Мы же знаем, что это не его причиндалы.
— Но мы нашли отмычку и лампы у вас в сундучке. Вы знаете этого человека? — Жаламбе наклонился над столом и приблизил к глазам Тхуана фотографию. — Этот спрятал у вас свои вещи?
— Нет.
— А этого знаете? — Жаламбе быстро схватил другой снимок. — Нго Конг Дык сознался, что частенько вас навещал. Как видите, мы все знаем, и запираться дальше бессмысленно.
Тхуан облизал саднящие губы.
— Только одно слово — и вы свободны. — Жаламбе наклонился, словно боялся не расслышать. — Да или нет?
Повар не ответил.
— Вам действительно чертовски не везет, господин Жаламбе, — сочувственно прокомментировал Уэда. — Третий случай.
— Гастон! — потеряв терпение, рявкнул Жаламбе.
В комнату на цыпочках вбежал низенький лысый человечек с близко посаженными глазами. Массируя костяшки пальцев, он выжидательно уставился на Жаламбе.
— Придется повторить, Гастон.
— Постойте, — вмешался Уэда. — Мы только даром потеряем время. Пора испробовать более эффективные методы. Пусть с него снимут одежду.
Жаламбе кивнул. Тхуан безучастно, как манекен, дал себя раздеть.
— Привяжите к скамье, — велел Уэда.
По знаку Жаламбе Гастон кликнул еще одного жандарма, и они вдвоем бросили арестованного на пол. Затем перевернули ножками вверх тяжелую скамью из эбенового дерева.
— За руки и за ноги, — уточнил японец и бросил моток провода. — Теперь бензин, — со значением произнес он, когда все было сделано. — Будете говорить? В последний раз спрашиваю. Начинайте.
Но начинать жандармам не пришлось, потому что он сам отвинтил крышку канистры и обмакнул в бензин свой платок. Наклонившись над узником, бережно положил платок ему на поясницу. Когда чиркнула спичка, Жаламбе невольно зажмурился. Но тотчас же широко раскрыл глаза и крепко вцепился в подлокотники кресла. Вопль, в котором уже не было ничего человеческого, бичом хлестнул его. Тошнотворно запахло паленым. Уэда неторопливо гасил пламя каблуком, топча распластанное тело, которое конвульсивно корчилось и билось, пронзительно светлое на черном фоне доски. Крик оборвался и перешел в пугающе сиплое бульканье. Узник, вытянувшись в струну, неестественно вывернул голову и вдруг зашелся в пароксизме кашля, заливая лавку и пол хлынувшей изо рта кровью.
— Что это? Там? — запинаясь, прошептал Жаламбе, не сводя глаз с жуткого кровяного сгустка.
— Кажется, он откусил себе язык, — безмятежно разъяснил Уэда. — Досадно.
Покинув Пагоду Благоуханий, Танг перебрался в провинцию Винь-Фу, расположенную к северо-западу от Ханоя. Убежище он нашел в пещере, на горе близ города Вьет Чи. Туда вела незаметная тропка, круто огибавшая замшелые камни, нависшие над темным ущельем. Внизу в непроглядных зарослях бамбука бежал ручей, через который был перекинут деревянный мостик, вверху рос колючий можжевельник.
Через три дня нового отшельника, поселившегося за Яшмовым камнем, навестил молодой человек с пучком волос на затылке. Видимо, он вступил в известную своими прояпонскими симпатиями секту хоа-хао совсем недавно, потому что косичка едва отросла.
— Я получил вашу записку, учитель, — почтительно поздоровался он.
— Садись. — Танг указал на циновку и отодвинул карбидный фонарь.
— Это еще что за маскарад? — удивился он, когда гость повернулся боком.
— Все правильно, учитель. Я нанялся на плантацию опийного мака, принадлежащую секте. Прикрытие не хуже любого. Притом совсем близко, на реке Ло.
— Здесь, допустим, такое сойдет. А в Ханое? Только навлечешь на себя пристальное внимание контрразведки.
— Я слышал, французы теперь сотрудничают с японцами!
— Сотрудничают они против нас, а друг с другом грызутся пуще прежнего. Всех японских агентов Жаламбе берет на учет. Одним словом, придумай себе другую прическу.
— Будет поручение?
— Ты не ошибся, Кыонг. — Голос Танга едва заметно дрогнул. — И очень опасное.
— Я готов, учитель.
— Ты знаешь о наших потерях, Кыонг?
— Нгуен Ван Кы брошен в Сайгонскую тюрьму, Нго Конг Дык и Мынь отправлены на Пулокондор.
— Так, — кивнул Танг и тихо добавил: — Фан Данг Лыу тоже в тюрьме, Тхуан замучен жандармами, Хоанг Тхи Кхюе отправили в публичный дом для японской солдатни. Мне трудно посылать тебя на задание, которое сопряжено с большим риском. Я надеялся выполнить его сам, но по моим следам рыщут ищейки. Мне нельзя показываться в Ханое.
— Понятно, учитель. Что нужно сделать?
— Избежать колючек соя и не напороться на колючки ганга. Ты знаешь, как арестовали Дыка и Хоанг Тхи Кхюе? Как выследили Мынь?
— Я должен встретиться с этим французом?
— И как можно скорее. Но помни, яйцо лежит на краешке стола. Мне легче отрубить себе руку, чем послать туда нового человека. Ты особенно дорог мне. Но именно поэтому я выбрал тебя, Кыонг, лучшего моего ученика… Теперь слушай меня внимательно. — Танг поборол волнение и сухо заговорил: — Всех, кто работал с Фюмролем, рано или поздно взяли. Возможно, он сам работает на контрразведку. В лучшем случае, за ним пристально наблюдают. Только жизненно необходимые для нас сведения могут оправдать принесенные жертвы. Восстания на севере и на юге, как ты знаешь, были жестоко подавлены. Но не будь их, страна оказалась бы под двойной оккупацией. В ходе борьбы нам удалось создать боеспособные отряды, накопить драгоценный опыт народовластия. Может пройти десять и двадцать лет, но крестьяне не забудут, что мы, коммунисты, отдали им землю реакционных помещиков, справедливо поделили рис. Одним словом, события не застали нас врасплох, и этим мы во многом обязаны сведениям, которые приносили Студент, Дык, Мынь и товарищ Тхуан. Не исключено, что мы имеем дело с тонкой игрой французской контрразведки, которая, помимо основной задачи подавления освободительного движения, пытается ослабить натиск японцев. Это подозрение усиливается и странной непоследовательностью Фюмроля. Я не запугиваю и не пытаюсь отговорить. Я лишь знакомлю тебя с обстановкой. Собираясь оседлать дикого слона, должно изучить его нрав. Идя на риск, необходимо осознать степень риска. Данные, которые мы получали от Фюмроля, он подсовывал нам почти открыто. Причем это делалось зачастую столь неуклюже, что даже становилось обидно за контрразведку. Теперь ты знаешь все. Товарищи, которые передавали сведения, повторяю, арестованы.