2-й спецназовец:
- И что будем делать?
1-й спецназовец:
- Чего тут делать? Прикажи всем стоять по номерам, по расписанию. Снайперам, штурмовой группе, прикрытию. На провокации не поддаваться, огонь не открывать, пока даже в ответ. По крайней мере, без моей команды. Будем ждать. Будем видеть...
2-й спедназовец:
- А если...
1-й спецназовец:
- Никаких "если"! Иди!
2-й спецназовец:
- Слушаюсь! (Убегает)
Обстановка 1-й картины. Столовая дома престарелых. Нина Петровна, Полковник, Президент, Иван Иванович играют в домино. Люба в углу вяжет. Вера читает. Циклоп сидит около Веры. Профэсор выглядывает через край занавески во двор. Двери завалены жиденькой баррикадкой: кадка с фикусом, стулья. Окна прикрыты матрасами, весьма неумело, все валится.
Президент:
- Полковник, Вам, как гусару, не пристало спорить с дамой. Снимайте штаны, и перемешивайте кости.
Полковник:
- Президент, это возмутительно! Это же не карты, в конце концов! Почему опять штаны?! И почему при дамах?
Иван Иванович:
- Что ты так за свои штаны болеешь? Они что, приросли к тебе, что ли?
Полковник:
- Нет, мужики, вы как дети. А если штурм начнут?
Президент:
- Тебе же лучше, орудие на позиции долго не выкатывать, все наготове!
Все смеются.
Полковник:
- Смейтесь, смейтесь. Вот штурманут нас, посмотрим, как вы засмеетесь...
Президент:
- А нам что? Нам теперя все равно, что малина, что... варенье. Так я говорю, Нина Петровна?
Нина Петровна:
- Так-то так, да все одно боязно. Если честно, то в войну, под бомбежкой, так не боялась.
Иван Иванович:
- Ты, полковник, давай, зубы не заговаривай. Мешай кости, да штаны снимай. Тебе же драпать леге будет...
Полковник:
- Это мы еще посмотрим, кто первый побежит.
Иван Иванович:
- Я первый и побегу. Что ж я, голыми руками с армией драться буду? А ты сам, чем будешь воевать? Собственным орудием массового поражения?
Полковник:
- Воевать я, может, ничем не буду, но только и не бегал я никогда и ни от кого.
Нина Петровна:
- А вот это ты врешь, Полковник! От нашей Любушки ты очень даже бегал.
Полковник:
- Позвольте, Нина Петровна!
Нина Петровна:
- А что - нет что ли? Все знают, что Любонька к тебе симпатию имела, а ты от нее бегал, как черт от ладана. Все мы здесь все друг про друга знаем.
Иван Иванович:
- И вправду, надоело что-то играть. (Отодвигает кости). Вот сидим мы тут, болтаем всякие глупости. А ведь мы на старости лет маленькую революцию сотворили... Что смешного, Президент? Что я смешного сказал?
Президент:
- Да не про тебя я, Иваныч. Я вспомнил, как к деду приставал, чтобы он мне про революцию рассказал. Я все к отцу приставал, а он тогда в религию через свое регентство ударился, про войну и революцию даже слышать не хотел. Говорил, что все это - бесовство. Отправил он меня к деду. Удивился я, поскольку революция в моем детском понимании, было дело серьезное, а дед у нас был балагур и выпивоха. Ну, раз отец послал к деду, значит, знает. Пришел я к деду, рассказывай, говорю ему, делал ты революцию? А как же! - радостным тенорком заклекотал дед. Очень даже, говорит, делал. Я ему: расскажи. А дед мой: чего не рассказать? С дорогой душой, всегда пожалуйста. Жил я тогда, это дед рассказывает, в селе Матвеевское, Рязанской губернии. И было это в девятьсот пятом годе. Аккурат вернулся в село с русско-японской войны Новиков, сосед наш. Это тот самый Новиков, который потом Новиковым-Прибоем стал, и "Цусиму" написал. Но это потом. А тогда вернуся он в село. Матрос. Герой. Да к тому же и в партии эсеров состоял. И меня в ту партию звал. Ну, тут я деду, как же так, дед, эсеры враги! А дед мне: это они после врагами стали. И не мешай. И рассказывает дед дальше: Новиков этот самый купил вина много и зазвал меня, да пастуха Ваньку Кривого, вино пьянствовать. Забрались мы в лесок, да так попили, что только утром еле глаза продрали. Проснулись мы, а у нас с Ванькой картонки на груди лежат, с печатью. И на картонках этих пропечатано, что мы члены партии эсеров. А Новиков смеется: все, говорит нам, ребята. Теперь только одна у вас дорога - революцию делать вместе со мной. А не станете, все одно в Сибирь сошлют, как эсэров. А как мы ее делать будем, спрашиваем мы у Новикова. А тот опять смеется: научу, мол. Надо богатым мстить всячески. Надо, говорит, что-нибудь отобрать у барина. Мы ему и говорим: тебе надо, ты и отбирай. У нашего барина отберешь! Ног не утащишь. Вобщем, на усадьбу мы решили не нападать, угнали у барина корову из стада, и съели ее втроем. Три дня ели. Здоровая была корова, мы ее три дня варили и ели в лесу. А потом дней десять животами мучались. Во, какая она бывает, революция.
Полковник:
- Да ну тебя, с твоим дедом охальником вместе. Профэсор, что там видно?
Профэсор (он наблюдает из окна):
- Вояки по кустам сидят, персонал и старичков увезли на автобусах. Да вот начальство видать большое подъехало. Все побежали, козыряют. Все забегали.
Вера:
- И что теперь будет?
Циклоп:
- Что, что. Хана нам всем будет. Надо завязывать, пока до штурма дело не дошло. Все одно по-нашему не будет.
Полковник:
- Ну, это ж еще мы будем поглядеть.
Циклоп:
- Чего глядеть? Там не дураки, чай. Разберутся, что за террористы здесь сидят, они нас голыми руками за уши вытащат.
Нина Петровна:
- Мы хотя бы сами себя уважать не перестанем. Лучше у самих себя в заложниках побыть, чем у таких, как Анна, на старости лет в заложниках оказаться.
Профэсор:
- Еще одна машина подъехала... Это телевидение! Теперь они нам ничего не сделают, телевидение все-таки. Правда, Полковник?
Полковник:
- Имели они в виду это телевидение. А, впрочем, посмотрим. Начнут переговоры, увидим.
Люба:
- А начнут переговоры?
Полковник:
- Куда им деться? Начнут...
Двор перед окнами здания. 1-й спецназовец и телекорреспондент с оператором.
1-й спецназовец:
- ...я же тебе русским языком сказал, если не хочешь, чтобы у тебя камера разбилась случайно, выключи и не тычь ее мне в морду. Я не кинозвезда.
Корреспондент:
- Послушайте, есть же закон о печати.
1-й спецназовец:
- Здесь я - закон о печати. Или вы беспрекословно слушаетесь меня, или я отправлю вас за черту безопасности.
Оператор:
- За черту - это куда?
1-й спецназовец:
- А вот туда... Подальше, вобщем. Слышно будет, видно - нет. Ясно?
Корреспондент (оператору):
- Не встревай ты. (спецназовцу) Мы все поняли. Давайте не будем ссориться...
1-й спецназовец:
- А я не ссорюсь. Я выполняю свою работу, а вы мне мешаете.
Корреспондент:
- Просто мы пытаемся выполнять свою работу. Ну хотя бы несколько вопросов?
1-й спедназовец:
- Валяйте, только без камеры. Если смогу - отвечу.
Корреспондент:
- Что происходит? Сколько заложников? Сколько бандитов? Чего они хотят?
1-й спецназовец:
- Сколько там бандитов - сказать трудно. Здание они захватили ночью. Похоже, профессионалы. Работали четко, грамотно. Оружием зря не махали, многие говорят, что у них его не было. Когда тебе ствол в нос не суют, ты оружие не замечаешь. Сколько бандитов - сказать трудно. Кто говорит: пять, шесть. Кто - десятка два, три. Разбираемся. Сколько заложников, сейчас уточняют. Предварительно - одна женщина из обслуги, это точно. Три старушки, может, больше. И старичков пять - шесть, примерно, конечно.
Корреспондент:
- Немного заложников-то...
1-й спецназовец:
- Это тебе для репортажа немного. А зачем бандитам больше? Только возиться. Я же говорю: профессионалы. Расстреливать, в случае невыполнения требований, есть кого, и на охрану заложников много сил не требуется. Все грамотно.
Корреспондент:
- А какие требования? Что они хотят?
1-й спецназовец:
- Никаких пока требований. Они не спешат, им спешить некуда.
Корреспондент:
- Вы сами не пробовали узнать?
1-й спецназовец:
- Меня такими полномочиями никто не наделял. Да и чего они могут хотеть? Бандюги, они и есть бандюги: деньги, вылет за рубеж. Что же еще? Ну, все вопросы?
Корреспондент:
- И что же будет? Выполнят требования?
1-й спецназовец:
- Во-первых, я уже сказал, что пока никаких требований нет, а во-вторых, не мне же это решать. Есть люди повыше, у них и головы, и звезды на погонах, побольше моих будут. Вот пускай они и думают, а наше дело выполнять приказы. И все, ребята. У меня дел полно. И давайте договоримся, чтобы мне не делать вам неприятностей с камерой, спотыканий там всяких, давайте договоримся - без моего согласия - никому никаких вопросов, никаких съемок. Лады? Будем жить мирно?
Корреспондент:
- А что нам остается?
1-й спецназовец:
- Вот и начальство с переговорами спешит.
Корреспондент:
- Почему вы решили, что с переговорами?
1-й спецназовец:
- Журналист, а ненаблюдательный. Смотри, "матюгальник" тащат. Не тебе же в ухо орать.
Подходит группа штатских и военных. Штатские с армейской выправкой 1-й спецназовец подбегает, козыряет, что-то докладывает, указывая на здание.
Штатский (в мегафон):
- Внимание! Внимание! Господа террористы! Господа террористы! Внимание! С вами говорит полковник федеральной службы безопасности Ковалев. Здание оцеплено! Вы под прицелом снайперов. Предлагаем немедленно освободить заложников, сложить оружие и сдаться! В случае, если заложникам не причинено вреда - гарантирую жизнь! Внимание!...
Корреспондент:
- Почему они молчат? Почему ничего не отвечают?
1-й спецназовец:
- Да отвали ты со своими дурацкими вопросами! Может, разговаривать не желают, а может, чай допивают. Куда им спешить? Я же говорю профессионалы, они шутить не будут... Ты чего смеешься, дурень?
Корреспондент (показывая в окно):
- А ты говоришь, не будут шутить. Смотри, очень даже будут... (Показывает на окно. В окне Половник в нелепой маске улыбающегося поросенка).
Полковник:
- Прррекррратить шум под окнами! Пока мы требуем обед на девять персон по первому разряду. Обед доджен быть здесь не позднее, чем через сорок пять минут. Время пошло. Заложников мы расстреливать не будем, мы их съедать будем. Опоздает обед хотя бы на минуту - съедим первого заложника. Шутить не будем - предупреждаю: у меня трое людей сидели за каннибализм, учтите. И не шуметь под окнами! Все. Время пошло.
Все под окнами засуетились. Штатский что-то приказывает своим спутникам, те убегают, раздается шум отъезжающей машины, включается сирена, быстро удаляющаяся.
Опять столовая. Старички заканчивают обед.
Президент:
- Уффф, ну я и наелся... Я в этом доме, оказывается, совсем
забыл, как настоящая еда пахнет...
Циклоп:
- Да, это точно, давно я так не кушал. Ох, давно!
Нина Петровна:
- А ты труса праздновал. Так и помер бы, вкусно не поев...
Профэсор:
- Пойду, Анне поесть отнесу.
Циклоп:
- Да ну ее, зверюгу эту, кормить ее еще не хватало. Она из нас кровь ведрами пила, а мы ее кормить будем. Она же, гадина, у нас изо рта кусок вырывала. Вон сколько у нее в сумках набито, это все что вы думаете? Это гуманитарная помощь. Мы даже кусочка не видали от этой помощи. Идти-то она идет, помощь эта, только к нам не попадает.
Профэсор:
- Зверь-то то она, может, и зверь, только и зверей все же кормят. Главное, самим не озвереть, если власть получили над другим человеком. Так самим недолго стать заложниками у этой власти.
Циклоп:
- Как это мы сами у себя можем заложниками стать?
Профэсор:
- А вот как Анна Иоанновна стала заложницей той своей маленькой власти, что ей была над другими людьми дана. Нельзя использовать власть и возможности, ей предоставлямые, чтобы против людей их обращать. Сразу же становишься заложником этой власти.
Циклоп:
- Ну, это ты что-то слишком мудрено повернул.
Президент:
- Может и мудрено, но верно. Молодец, Профэсор. Неси ей еду, бабе этой подлючей. Мы такими, как она, просто права не имеем становиться.
Полковник:
- Давайте пока наши требования обсудим.
Вера:
- А чего их обсуждать без толку?
Иван Иванович:
- Как это так? Почему?
Вера:
- А потому. Пообешать-то они пообещают все, чего нам хочется, обещать - не делать, из обещаний щи не сваришь. Пообещают, а потом все одно обманут. Кто проверит, как они свои обещания выполнят? Кто нас за этими стенами видит и слышит? Сюда как попал, так словно и не было тебя. Кто знает, что здесь творится? Как наши пенсии воруют, гумнитарную помощь растаскивают, как унижают нас всячески, кто про это знает?! Сюда ведь не бомжи, не шарамыги попадают. Много людей заслуженных, грамотных. Писали, жаловались. И что? Хоть на одну жалобу кто-то ответил? Вы тут в заложников играете, а мы на самом деле и есть самые настоящие заложники. А кто же еще? Квартир у нас нет, прописки нет, паспортов на руках нет. Ничего у нас нет. Нравится - не нравится, кому какое до этого дело? Мы тут передохнем все, никто не почешется. Тем более, сейчас.