Шон расхохотался. Энна-воин, не мучаясь размышлениями о правилах приличия, вторила ему звонким заливистым смехом. Суровая кочевая жизнь сделала её маленькие ручки крепкими, а теплые серые глаза ледяными, но ведь ей было всего девятнадцать лет - душа её давно требовала радости и свободы; легкой походкой шагая рядом с Одиноким Путником, девушка наслаждалась покоем, простором, чистым воздухом и той красотой, которую только что посылала к Бургану. Гордость, гнев, сокрытые в сердце и бережно там хранимые, забылись в эти прекрасные мгновения. Энна вздохнула освобожденно и повернулась к спутнику, что шел чуть позади.
- А потом? - с улыбкой спросила она. - Когда ты побеждал чучело - что ты делал?
- Потом я учился окружать противника. Мы, парни из отряда капитана Белого Медведя, разбредались по Ниламу и болтались до вечера, умирая от скуки. Я и мой приятель Сааби обычно шли к восточным воротам и там играли в кости с охранниками. С наступлением сумерек на наших унылых физиономиях появлялось весьма загадочное выражение. Тогда охранники осыпали нас ругательствами и прогоняли прочь: они просто тряслись от возмущения, ибо знали, что сейчас будет. Да, мы важно отворачивались от стола, отказываясь платить, если уже проиграли, затем вставали и удалялись мягкими кошачьими шагами. (Теперь-то я представляю, как смешно мы выглядели тогда.) Мы воображали себя в стане неприятеля - вот мы подбираемся к шатру, где отдыхает полководец, вот мы достаем кинжалы... О, как же вопили и бранились жители славного Нилама, когда мы крались по улицам со зверскими рожами и с кинжалами наперевес. Конечно, для них не было тайной, что наемная армия проводит учения, однако, думаю, особенного удовольствия от встречи с нами в темных переулках они не получали.
Итак, мы прокрадывались к зданию, на которое ещё днем указывал нам капитан...
- Нетрудно догадаться, что этим зданием непременно оказывался какой-нибудь кабак, - усмехнулась Энна.
- Точно! Так вот, когда сумерки сгущались, кабак уже был окружен доблестными солдатами из нашего отряда. Капитан - а он до поры прятался за углом соседнего дома или за раскидистой липой - давал команду, и... Мы с воинственными криками, свистом и улюлюканьем нападали на логово противника. Одни врывались в дверь, другие лезли в окна... Ну, посетители немного пугались, некоторые даже пытались убежать... Хозяин бывал очень недоволен, но потом ему платили за убытки из городской казны и он на время успокаивался - пока его заведение вновь не становилось предметом наших бурных атак.
- И затем вы гуляли всю ночь?
- Не всю - только половину. Капитан прогонял нас в казарму, едва лишь рассеивалась тьма. Вот и все.
- Нет, Одинокий Путник, - сердито сказала Энна, останавливаясь. - Не все. И не морочь мне голову. Ты обещал рассказать, как попал в агранскую темницу - вот и рассказывай. Я поняла, что история твоя начинается в те веселые времена, когда ты служил наемником в армии Тима и брал приступом местные кабаки. Что же произошло там?
- Ты проявляешь поистине чудеса проницательности, - пробормотал Шон. - Идем, до ближайшего постоялого двора осталось совсем немного.
- Нет!
Энна топнула ногой и с гневом посмотрела на спутника.
- Воительница! - с восхищением покачал головой Шон. - Ладно. По дороге расскажу... Идем же!
И он пошел вперед, удивляясь самому себе безмерно: с чего вдруг он открылся этой девчонке? Бурган ли его попутал? Или серые ледяные глаза маленькой разбойницы околдовали его?.. Да, было в ней нечто такое, что отличало её от множества других девиц, коих Шон встречал прежде. Конечно, за четверть дня знакомства он не мог определить, что это было за нечто, однако - и при мысли сей он снова себе удивился - пока он не собирался с ней расставаться, и суть её истинную думал выяснить позднее...
Он слышал её мягкие шаги за спиной - она все-таки шла за ним - и улыбался, чувствуя на расстоянии, как она зла сейчас.
- Подойди ближе, Энна, - сказал он, не оборачиваясь. - Я хочу поведать тебе, что произошло двенадцать лет назад в городе Ниламе.
Шон улыбался, но в низком голосе его легко можно было расслышать нотки раздражения. И не подумав отнести сие на свой счет, девушка приблизилась.
- Ну, слушай...
Глава 2.
- Что поделать - я был тогда резв и чист душою. Хотя я и участвовал в двух войнах и десятках сражений, нрав мой остался прост: я доверял всякому слову и всякому взгляду. Тогда я ещё не знал, что и глаза могут лгать...
Однажды парень из моего отряда - агранец Эль Бабен - отозвал меня в сторону и трагическим шепотом поведал о своем несчастьи. Здесь, в Ниламе, у него была возлюбленная, некая Хида из старинного и очень богатого тимитского рода. По словам агранца, девица отличалась всеми мыслимыми добродетелями, то есть умом, добротой, красотой и, самое главное, скромностью. Она отвечала ему взаимностью и мечтала стать его супругой, но - жестокие родители противились этому союзу. "Не для того, - так говорили они, - растили мы её в холе и неге, чтобы потом отдать первому попавшемуся нищему агранцу..." И они велели даже близко к воротам не подпускать этого парня.
Хида рвала волосы и дни проводила в безумных рыданиях, Эль Бабен по-мужски тихо плакал по ночам, однако изменить они ничего не могли. В общем, все счастие их будущей жизни рушилось; девицу прочили замуж за богатого и старого тимита; оба влюбленных готовились к вечному страданию.
"Ты должен мне помочь, - сказал мне Эль Бабен. - Только тебе я могу доверить похищение моей невесты. Я знаю, ты привезешь её ко мне в целости и сохранности". Я глубоко задумался. Я - канталец. В моей стране подобное преступление карается отсечением правой руки и всеобщим презрением. Законов Тима я не знал, но был уверен, что они столь же суровы по отношению к похитителям честных девиц. И все же не страх перед наказанием заставлял меня сомневаться. По правде говоря, сам Эль Бабен не отличался приятной наружностью и спокойным нравом. Он был очень худ, очень бледен и носат; в его черных глазах всегда горело безумство; он не терпел дружеских пирушек, предпочитая им уединенную беседу с капитаном или, на худой конец, с десятником; он смотрел на товарищей с необъяснимым высокомерием и ужасно сердился на любую, самую безобидную шутку; он был подвержен приступам злобы, во время которых кусался и плевался как истеричная старая дева. Вот какой человек попросил меня о помощи!
По молодости лет - или, скорее, по наивности своей - я гордо отверг сии оправдания для отказа. "Нет, - сказал я сам себе. - Каков бы он ни был, но он - мой товарищ. Мы служим в одной армии и даже в одном отряде. Я должен ему помочь". Конечно, я подумал и о том, сколь тяжко жить в разлуке с любимой, а также о том, какое забавное приключение ждет меня и как я развеюсь от противной скуки, что одолевала меня в последнее время все чаще.
"Хорошо, - после некоторого размышления решительно ответил я и протянул Эль Бабену руку. - Я украду для тебя девицу Хиду. Скажи: ты подумал, когда это сделать и как?"
"Да, я подумал, - он пожал мою руку, криво усмехаясь - видимо, от пережитого волнения. - Каждый вечер она выходит в сад и бродит там печально, вспоминая обо мне. Стена вкруг дома и сада каменная, но не слишком высокая, примерно в полтора твоих роста. За ней, на улице, растут ветвистые деревья. Около них теперь всегда ходят стражники - стерегут меня. Я знаю, родители Хиды приказали им не подпускать меня даже близко, так что если я сам появлюсь там, меня сразу заметят и прогонят, а на тебя человека незнакомого и имеющего право ходить по улицам Нилама сколько душе угодно, просто не обратят никакого внимания. Ты спокойно подойдешь к дереву, залезешь на него и оттуда переберешься на стену. Дабы Хида не испугалась и не завопила, увидя в полумраке твою крупную фигуру, ты спрячься; когда она пройдет мимо тебя, прыгай подобно пантере, хватай её и крепко зажимай ей рот. Она не так худосочна, как ваши канталки, но и не так пышнотела, как тимитки и агранки, поэтому ты легко сможешь переволочь её на стену. А дальше - только одна задача: перебежать через улицу так, чтобы стражники вас не заметили, повернуть за дом и там, у трактира "Снова запела старушка Айзекель", передать Хиду мне. Ты сделаешь это, друг?"
"Я сделаю это", - твердо сказал я, отвернулся от Эль Бабена, который почему-то сейчас ещё более был неприятен мне, и пошел в казарму.
"Помни! - закричал он мне вслед. - Остался один день! Потом её увезут в Эган!"
Позже, за вечерней трапезой, он шепнул мне, что Хиду отправляют в Эган к престарелой тетке, тирану и злюке. Она запрет несчастную девицу в своем огромном пустом замке, полном призраков, а родители тем временем начнут спешно искать в Ниламе богатого жениха.
Мне было искренне жаль Хиду. Ясное дело, я не мог уразуметь, чем же ей так приглянулся наш Эль Бабен, однако справедливо полагал, что любовь, являясь к нам внезапно, не испрашивает нашего согласия, равно как и не учитывает наших симпатий. А уж девичье сердце тем более готово воспылать к любому проходимцу, лишь только он посмотрит любезно да ласково. Нет, Энна, не пронзай меня суровым взором. Я понимаю, что не все девицы простодушны и доступны, но большая часть их именно такова - поверь мужчине, прошедшему сто дорог и тысячу троп и повидавшему столько женщин, сколько есть звезд на небе. Бедные! Как страдают они потом, как рвутся сердца их, когда коварный обман раскрывается и уже нет иллюзии и нет сил терпеть! Ты, Энна, воительница, видала ли таких? А я видал, и многих даже утешал.
Гляди-ка, вон там, на горизонте, темная тучка. Это и есть постоялый двор. Давай поторопимся. Здесь проходит граница между Багесом и Тимом и проезжающих очень много. Нам надо занять комнату. Надеюсь, ты не собираешься идти всю ночь?
- Почему бы и нет, - легко ответила Энна. - Но если ты устал, то можно остановиться на постоялом дворе. В конце концов, ты уже не молод, а я приучена уважать старших.
Шон усмехнулся. Бывали времена, когда он шел без остановки два, три дня; спал на ходу, продирался сквозь заросли колючих кустарников, карабкался на голые скалы, переходил вброд ручьи, пересекал вплавь реки... Ах, рыжая демоница, ловко повернула!
- Да, я устал, - подтвердил он, щадя её самолюбие, ибо видел, как утомилась она сама после долгого перехода. - А потому мы останемся на ночь на постоялом дворе. Хозяин - мой старый знакомый. Думаю, он позаботится о том, чтоб у нас была просторная и теплая комната.
- И чтоб там было две кровати.
- Конечно.
- А теперь рассказывай дальше.
- Дальше... На следующее утро я пошел к дому, где жила Хида. Эль Бабен все описал верно: стена была невысока, под ней и дальше по улице ходили стражники. Всего я насчитал восемь человек, причем двое отличались избыточным весом и вряд ли могли так быстро бегать, как я. Затем я прошел до трактира "Снова запела старушка Айзекель". Место оказалось темное; перед дверью в это заведение я заметил глубокую нишу, где вполне мог спрятаться человек. Эль Бабен рассчитал всё с присущим ему тщанием: в сумерках никто не увидит его здесь. В общем, я почувствовал уверенность в успехе сего предприятия.
Вернувшись в казарму, я сказал агранцу, что его план хорош, и я готов нынче же выкрасть девицу.
"Я благодарен тебе несказанно, - горячо прошептал он. В его черных глазах блеснули слезы. - Ты настоящий друг!"
Молча ушел я к приятелю своему Сааби. Я не имел права раскрывать ему чужую тайну, но на душе у меня почему-то становилось все тяжелее и я признался: "Сааби, - сказал я. - Может быть, этой ночью я совершу плохой поступок. Я хочу, чтоб ты знал: выгоды я не ищу. Мне самому ничего не надо. Все, что сделаю - сделаю не для себя. Не спрашивай ни о чем. Давай сыграем в кости и пойдем сражаться с чучелом".
Он ничего не спросил, только внимательно посмотрел на меня, потом достал из мешочка кости и бросил их на стол. Благодаря моему приятелю Сааби я до сумерков и не вспомнил о Хиде и Эль Бабене. Он не позволял мне задуматься, а все говорил, говорил, так что я даже воскликнул: "Бурган тебя побери, Сааби! У меня в ушах звенит от твоей болтовни!" Он засмеялся и продолжал рассказывать байки, коих у него в запасе было предостаточно.
Но вот стало темнеть. Эль Бабен, улучив момент, подбежал ко мне и взволнованно спросил, иду ли я за Хидой. Я сказал, что скоро пойду, а ему велел отправляться к трактиру и ждать. Он ушел. Я махнул рукой Сааби, желая, чтоб он убрался в казарму и не маячил передо мной как богиня укора Веда. Он убрался. Я бесцельно сделал несколько кругов по двору, затем, когда небо стало темно-серым, пошел к дому бедняжки Хиды.
Стражники и в самом деле не обратили на меня никакого внимания. К тому же, в конце улицы вдруг, к моей удаче, появился маленький тощий тимит, издалека очень похожий на Эль Бабена, и парни все как один грозно уставились на него. Так что я спокойно подошел к стене, ловко перемахнул через неё и оказался в саду Хиды.
Ее я увидел сразу. Она медленно шла по тропинке; лунный свет указывал ей путь, матово блистая на её серебристом платье. Девушка оказалась настоящей красавицей. Длинные черные волосы струились по узким плечам и спине, белое лицо с точеными чертами было задумчиво или печально - я не мог разобрать, огромные темные глаза смотрели вдаль, сквозь листву и ветви. Наверное, она бы услышала, как я приземлился - ведь я не видел, куда прыгаю, а потому угодил прямо в кустарник, - но некая дума занимала её мысль и внимание; она даже не посмотрела в мою сторону, а продолжала медленно идти по тропинке, и скоро поравнялась со мной.
Тут я воспользовался советом Эль Бабена и выскочил подобно пантере. К моей великой досаде, при этом я успел сломать ветку какого-то дерева и, поскользнувшись на листе, грохнуться со всего маху на землю. Этими действиями я произвел немалый шум, однако все же добрался до Хиды как раз в тот момент, когда она начала оборачиваться. Короткую долю мига я видел недоумение в её прекрасных глазах. Затем левой рукой я обхватил её за талию, а правой зажал ей рот, и - поволок к стене.
Она не сопротивлялась. Позже, когда я стремительно бежал с ней по улице к трактиру "Снова запела старушка Айзекель", я понял, что она просто потеряла сознание, но сначала я подумал, что она каким-то образом приняла меня за своего хилого возлюбленного и с радостью замерла в его - то есть моих - объятиях.
Удача сопутствовала мне: два толстых стражника стояли в конце улицы и пили пиво из огромного меха, а остальные разбрелись кто куда и меня - хоть и с девицей на плече - не заметили вовсе.
Эль Бабен ждал именно в той нише, около входа в трактир. На другой стороне улицы стояла повозка, запряженная мощным приземистым вороным жеребцом. Лишь только я приблизился, агранец подскочил, молча и с непонятной мне яростью выхватил Хиду у меня из рук, довольно небрежно забросил её в повозку, следом вскочил сам и дал знак вознице трогать. Все, что я успел рассмотреть, был высокий капюшон этого возницы да горб на его спине. Да, и еще: повозка уже поворачивала за угол, когда я увидел, как фигура в белом приподнялась, повернулась к Эль Бабену, и... Раздался резкий короткий вскрик. Я побежал было следом, но потом остановился, ибо кто их разберет, этих женщин... Я вернулся в свою казарму, охваченный странным, весьма неприятным ощущением. Особенно это ощущение усилилось после того, как мой приятель Сааби поглядел на меня долгим взором и отвернулся...
Так свершилось похищение невесты. О девице Хиде на следующий день говорил весь город. Злоумышленника искали, но никто и ничего о нем не знал. Нерадивых стражей, конечно, прогнали вон. Люди, имеющие дочерей на выданье, заперли их на сто засовов. Пару лун спустя все в городе стало по-прежнему, но тогда... О, как же мне было совестно! Пусть я знал, что помог влюбленным сердцам соединиться, но какой же тревогой из-за этого был охвачен город!
Думаю, ты и сама понимаешь, Энна, что Эль Бабен в казарме более не появлялся.
Шли дни. Я стал раздражителен и угрюм. Сааби пытался отвлечь меня от мрачных мыслей, но даже ему это не удавалось. И однажды он мне сказал жестокие слова: "Ты сдался, парень. Уезжай отсюда". Через несколько дней я уехал...
Ну, вот мы и пришли, Энна!