- И сосед тебя не поймал?
- Что я, дурак! Я без него! Он потом кричал, что это я. Но ведь не видел!
- А маме ты рассказал?
- Рассказал.
- И что она?
- Смеялась очень.
- И все?
- Просила больше не лазать...
Леша выдвинулся из угла на середину кабинета. Я подошел к нему со шприцом.
- Да делайте, если надо!.. - Леша сказал это небрежным тоном, но голос предательски дрогнул.
- Теперь вижу, что не трус! - похвалил я.
И сделал укол...
Почему все, кто угодно, "виноваты" в перекошенных судьбах детей милиция, педагоги, врачи, - и только их родители ни в чем не виноваты? Я слышал, как оправдывалась одна мамаша, и не мог сдержать невольного чувства гадливости.
- Да милиция у меня украла ребенка! Воспользовались, что меня не было дома! Воры! Их бы самих судить надо за это, милицию! Шпионили, совали носы, доносы писали! Гады! И врачи не лучше. "Ребенок ослабленный", "у ребенка рахит"... Откуда ему взяться, рахиту, если ребенок все время на свежем воздухе! Ни черта не понимают, коновалы! Только воображают... а учителя те вообще дармоеды! Сами калечат ребенка, а на меня валят! Какой же он недоразвитый! Щеки - во! Как помидоры! У недоразвитых таких бы щек не было! Бегает, прыгает - не хуже других! Им лишь бы на кого-то свалить! А разве это правильно? Они учителя, пусть они и отвечают за ребенка!..
Неплохо одетая, завитая и подкрашенная, она выглядела "как все". Никакого смущения, никаких угрызений совести вроде бы не испытывала. Возможно, собственная жизнь даже нравилась ей, устраивала ее.
Глядя на нее, я подумал, что гуманность может быть глупой, неоправданной. Должно ли общество быть гуманным к таким, как эта?
- Ребятам завидовала, - говорит Зинаида Никитична, - что жить им в обновленной стране. А теперь не завидую. Увидела: и я успею подышать чистым воздухом. Смотрю по телевизору на педагогов-новаторов. За них радуюсь. Смотрите, как непривычно все. Один превратил уроки в игру, в театр. Другой устроил так, что ребята учатся стоя. Нам кажется: как же так, устанут. Но медики подтверждают: ребятам стоя лучше, они бодрее себя чувствуют... А третий сократил уроки до тридцати пяти минут. И ребятам стало легче, они оживились, результативность повысилась... Может, и мы подумаем, как нашу жизнь организовать... Только совершенно по-новому... Совершенно по-другому... Боже ты мой! Как странно, как непривычно - жить без оглядки, свободно, творчески!..
Сережа приходит взлохмаченный.
- Ты что, забываешь причесываться?
- Просто мне не нравится.
У него свободный урок, он сидит у меня в кабинете, и мы говорим о жизни...
- Какой самый радостный день у тебя был? Можешь сказать?
- В этом детдоме? Или в Сиверском? Или в Ивангороде?
- Да в любом.
- Помню нам машинки выдали. Большие самосвалы. Только нашему классу. А остальным маленькие машинки. Другие нам завидовали. Поиграть просили...
- А в этом детдоме?
- А в этом когда бабушка приезжала. Она мне письмо от мамы дала...
- А мама тебя взять не обещает?
- Обещает. Когда восьмой кончу.
- А ты не думал о том, как сделать новую жизнь в детдоме?
- Нет, не думал. А зачем? Дайте мне витамины! Или шприц брызгаться!..
Женя стал разговорчивей. Ему, как и всем детдомовцам, очень не хватает обычной бытовой информации, которую семейные дети получают мимоходом.
Женя постепенно, слово за словом, дорассказывал короткую историю своей жизни.
- Мама всех нас бросила. Меня и брата она в магазине оставила. Завела в отдел, а сама убежала. Брат сейчас в восьмом классе, вы, наверное, знаете. Он говорит, как только ему восемнадцать будет, заберет меня. Вместе жить станем. Вот бы еще папа был! С папой, наверное, хорошо, правда?..
Женя замолкает, стоит, прижавшись к моему боку...
Педагоги давят на детей, наседают ради выполнения своей программы. Порой мне кажется, что педагогические задачи решаются даже в ущерб медицинским. Ведь у нас многие дети ослабленны, многие невротики, а эта школьная принудиловка рождает в детях стойкое отвращение к разным предметам и к учебе вообще, гасит искры таланта. Ребята инстинктивно протестуют прогуливают, пытаются спрятаться в изолятор.
По-моему, детдом не должен быть только местом призрения брошенных детей, не должен быть обычным учреждением, каковым является сегодня. Любой детдом должен быть школой санаторного типа - с медицински обоснованным режимом дня, с повышенным вниманием к вопросам здоровья, с кабинетами физиотерапии и лечебной физкультуры, с врачами - узкими специалистами, которые или вошли бы в штат, или на какой-то другой основе могли наблюдать детдомовцев.
Или пускай подобный - медицинский - уклон будет у детдомов первой ступени, главная задача которых - провести реабилитацию ребенка после неудачной семейной жизни, возродить его телесно и духовно.
А затем наступает время лицея (так я его назову)... План его мне не ясен до конца. Я вижу в нем равенство детей и взрослых... Я вижу педагогов, которых не делят на учителей и воспитателей...
У меня в кабинете Ленка. Она наливает воду из графина в пластмассовый стаканчик, чтобы запить таблетку "от головы".
Тут влетает лихой третьеклассник, заводила среди своих ребят. Он выхватывает стаканчик из-под Ленкиной руки и выплескивает воду себе в рот. При этом поглядывает эдаким удальцом, которому все позволено.
- Что там было? - спрашивает небрежно, то ли к Ленке адресуясь, то ли ко мне.
- Сильнейший яд! - говорю я с серьезным видом. - Хотели крыс травить!..
Зачем я это сказал, сам не знаю. Видимо, из-за желания "осадить нахала". Но после моих слов происходят страшные вещи. Третьеклассник меняется в лице, бледнеет на глазах, скрючивается, стонет. Вижу, что это не игра, не притворство. Ему действительно плохо - начинается неудержимая рвота. Он буквально заливает пол рвотными массами.
Я испугался, но стараюсь этого не показывать. Уверенным, твердым голосом объясняю парню, что в стаканчике была вода. Обыкновенная. Ленка подтверждает.
И... рвотные позывы прекращаются. Лихой заводила сидит на кушетке обессиленно, мокрые волосы прилипли ко лбу. Некоторое время он еще ощущает, что болит желудок. Затем боль исчезает.
Ленка принимает свою таблетку и уходит. Я опасливо поглядываю на третьеклассника и в сотый раз даю себе клятву никогда необдуманно не швыряться словами...
Наташа услышала, что я разговариваю с Женькой, и захотела рассказать о себе.
- Я с братиком жила, он теперь в Ивангороде. А папа все время пил. И кричал на мамочку. Приходит и сразу кричит: "Давай жрать!.." И обзывается по-всякому. А мамочка молчит. Она на двух работах работала. Днем на одной, а вечером на другой. Придет в десять вечера, поест и падает без сил. А мы стараемся ее утешить - рассказываем, как мыли полы, учили уроки. Иногда она сядет на кровати и плачет. И мы вместе с ней. А когда папа с теткой-пьяницей связался, мама совсем заболела. Эта тетка появится и орет, как дура, что квартиру нашу надо делить, что папа не хочет с нами, а мы, когда вырастем, все равно будем ему алименты платить. Разве это правильно, что нам такому папе платить надо? Разве мы ему должны что-то? Ведь он для нас ничего хорошего не сделал. А когда мамочка умерла, вообще нас бросил...
У Наташи толстые губы, челка покрывает весь лоб. Вчера она очень серьезно спросила:
- Сергей Иванович, я красивая или нет?..
Вижу, что Зинаида Никитична в хорошем настроении. Прошу:
- Вы обещали про себя рассказать.
- Да, помню...
Она задумывается и грустнеет на глазах.
- В молодости была глупой. Большую любовь проворонила. С одним моряком танцевала, провожал он меня. Потом уехал и стал письма писать. Признался в любви. Я ответила благосклонно. Обещала ждать. И ждала целый год. А через год поступила в институт. И послали нас в колхоз. Пропади она пропадом, та поездка... Приглянулась я шоферу колхозному. Кудрявый, смелый, веселый. Пел хорошо, играл на гитаре. Короче, мы расписались и уехали в город.
Она вздыхает. Я хочу прервать ее, но не успеваю.
- Мама да братья невзлюбили мужа. Стали придираться. А он оказался слабым. Решил водкой обиду залить. Дочка родилась. Муж пил все больше. Ну и развелись...
- А моряк?
- Узнал, что я замуж вышла, и перестал писать. Так и потеряла из виду... Прожила жизнь одна. Доченьку растила...
Сережа пришел, отвлек меня от первоклашек и потребовал, чтобы мы снова сыграли в кабинете сказку про кукушонка. Вместе с Сережей пришли два восьмиклассника.
- Они не верят, что мы сами сочинили! - сказал Сережа. - Давайте мы покажем!..
Я согласился. Срочно послали одну из первоклашек за Ленкой. Она явилась, и незадолго до обеда состоялся спектакль. Мне показалось, что наши "партии" звучали задушевнее, чем прежде. Наверное, потому так было, что мы изменились и сейчас, когда пели, вспоминали лучшие времена ..
- Это же готовый мультфильм! - сказал один и. восьмиклассников. - И директор не согласился это поставить? Ну и ну!
- Как ты верно сказал про мультфильм! - удивился я. - Я думал о театре музыкальной сказки. Про мультик не подумал. Давайте вместе поедем на киностудию?
- Да нам-то зачем! - сказали восьмиклассники хором и ушли.
- Меня мама скоро заберет! - напомнила Ленка. - Поезжайте без меня!..
А Сережа промолчал, глядя в сторону. И по его молчанию я понял, что он тоже не поедет со мной...
Я съездил на киностудию. Съездил один, без ребят. Результат поездки никакой - меня не пропустили дальше вахтера. Так и не узнал, можно ли превратить нашу "Сказку про кукушонка" в мультфильм.
Провожу день с Женькиным отрядом. Хочется посмотреть, как ему живется...
Вот их будят утром и они встают нехотя. Делают лениво зарядку. Плетутся умываться. Зубы не чистит почти никто...
Вот завтракают - шум, гам, неразбериха в столовой...
Вот учатся - а за окнами весеннее солнышко и зеленая листва... После уроков слоняются - два часа ничегонеделания до обеда. Женька и многие другие торчат у меня в кабинете - рисуют, болтают, играют в "крестики-нолики", пробуют силу на ручных динамометрах...
Вот обед. Снова шум, гам, неразбериха. После обеда - прогулка с воспитателем, хождение по поселку и окрестностям. После прогулки в учебном корпусе начинается самоподготовка. Она длится до тех пор, пока все не приготовят уроки...
Вот вечером в спальном корпусе отрядные "мероприятия" - игры, чтение, рассказы. Проходят они, судя по тому, что я видел, без особого вдохновения... Вот пора спать ложиться, кончился день. И все время в толпе, все время на людях. Даже в "бездельное" время - и то под сотней глаз. Ничего своего...
Женька рассказывает:
- Я парашют хочу сделать, Сергей Иванович! Только вы никому не говорите! Я все уже придумал. Закрою глаза и вижу, какой он будет - белый, как птица. Я с ним заберусь на эту башню, которая рядом с нами, и оттуда прыгну. За лето он у меня будет готов...
Женька блаженно щурится. Ему приятно думать о своем парашюте.
А я представляю, как он лезет на водонапорную башню со своим изделием из простыни или чего-то подобного, и содрогаюсь в душе.
- Ты, когда привезешь парашют, покажи его сначала воспитателю или мне! - прошу у Женьки.
- Хорошо! - соглашается он...
Зинаида Никитична прибежала красная.
- Дайте валерьянки, Сергей Иванович! Или чего-то посильнее! Вы вообще-то взрослых лечите?. У меня нервы стали совсем ни к черту! Застала восьмиклассников: парня и девушку. Он ей платье расстегнул, залез за пазуху. А она хоть бы что! Хихикает!.. Сказала, чтобы он к директору шел. Так он на меня с кулаками. Не удержалась, по щеке шлепнула, чтобы привести в чувство... Ничего я, видно, не стою как воспитатель. Ничего не понимаю. Не отличаюсь ничем от директорской гвардии... Чуть что - и кулак наготове...
А как тут надо было? Как на этот секс реагировать? Пошутить?.. Не заметить?.. Дикари мы дикари! Сами невоспитанны, а других беремся воспитать...
Она принимает успокоительную таблетку. Садится за стол. Подпирает голову руками.
- Сергей Иванович, а вы Бабу Ягу не боитесь? - вдруг спросил Женька.
- Нет. Что это ты про нее вспомнил?
- Я ее очень боюсь! До школы я был в другом детдоме. Там нас воспитательница все время пугала Бабой Ягой. А однажды она переоделась и пришла как Баба Яга. Лицо вымазала, волосы растрепала. Противная-противная. Я так испугался, что под кровать залез. А ночью, когда в туалет захотел, даже дрожал от страха...
- Вы, наверно, сильно озорничали? Не просто же так она вас пугала?..
- Баловались. Но ведь не пугали ее...
Первоклассницы прибежали и закричали:
- Хотите мы вам погадаем, Сергей Иванович?
- Давайте!.. - согласился я... И вот они стали гадать. Нарисовали на бумажке домик, под ним - рюмку, а еще ниже - мешок.
- Дым есть? - спросили у меня.
- Есть!
- Рюмка полная?
- Полная...
Та, что спрашивала, при этом моем ответе вздохнула.
- Мешок полный?
- Полный... - Я решил на все вопросы отвечать утвердительно.
Девчонки переглянулись, заулыбались друг дружке.
- Ну, говори! - велели рисовальщице.
- Дым есть - значит, в доме тепло! - сказала та.
- А рюмка полная что значит?..
Первоклассницы замолкли, потупились. Потом пошептались.
- Ты лучше напиши! - посоветовали подружке.
И та сбоку от рюмки написала расшифровку: "Вы пьете!.."
- Ну а мешок полный? - спросил я.
- Значит, в доме много еды!..
- И все? - спросил я.
- Все! - радостно сказали они.
Я их поблагодарил, и они убежали - воробьишки, которым ничего больше не нужно: только знать бы, тепло ли в доме, пьет ли хозяин и есть ли еда...
Сидим в кабинете с Ленкой, молчим. Я делаю записи в медицинских картах. Ленка что-то рисует, вздыхает изредка.
- Сочинить бы новую сказку! - говорю я мечтательно. - Или придумать бы новый детдом! В котором все было бы хорошо...
- Как это? - не понимает Ленка.
Я начинаю выкладывать идеи про лицей. Увлекаюсь. И Ленка слушает увлеченно.
Беру бумагу. Записываю торопливо. Перечеркиваю. Ленка спорит, высмеивает меня...
Сережка забежал, острижен коротко, уши торчат, курносый. Попросил витаминов и стал рассказывать.
- Знаете, какой шум мы вчера устроили? Залезли на крыши сараев побегать по ним. И вдруг бабка пришла Подозрительная какая-то. Оглядывается. Мешок в руке... Мы залегли и наблюдаем. А она между сараями шныр, шныр. Одну бутылку подняла, другую - и в мешок. Проверила все закоулки, села на березовый чурбан и стала бутылки вынимать пересчитывать. Лохматая, нос красный. Я слез потихоньку, подобрал камень и снова забрался на крышу. Встал на самом краю, прицелился да как бахну по бутылкам. Старуха завизжала, браниться начала. Я спрыгнул с сарая и побежал. Она за мной. До самой Невы за мной гналась...
Думаете, я просто так ее водил? Пока мы бегали, Димка мешок с бутылками стащил. Он лежал на крыше, когда я побежал. Представляете, как старуха вопила?..
- Вы, значит, своровали бутылки?
- А она что, не воровала? Все время оглядывалась.
- Она собирала.
- Она пьяница!
- А зачем вам бутылки?
- Сдадим. Конфет купим...
Сережино возбуждение погасло. Он смотрел недовольно: ведь пришел посмешить меня, а я...
- Рассказать, что мы с Ленкой придумали?..
Читаю записи про лицей. Сережа смотрит удивленно.
- Хочу с вами. Жить веселее, когда что-то можешь изменить...
Директорский кабинет роскошен. Потолок и стены затянуты чем-то вроде красного бархата. За креслом эффектная драпировка. Самое помпезное помещение в детском доме...
- Сергей Иванович, - говорит директор, - до меня дошло, что ребята к вам в кабинет приходят просто так поболтать, как бы поразвлечься. Этого, по-моему, быть не должно. Медицинский кабинет - место, где появляются только по делу. Только по делу, а не ради пустых разговоров...