– Почему вы не хотите, чтобы я спас ее?
– Если вы можете сделать это без насилия, то, пожалуйста. Но ее жизнь принадлежит только ей, только она сама может решать, жить ей или уничтожить себя любым способом.
– Но почему… почему она так поступила? Почему она… – Он не мог больше говорить вслух.
«Почему она покинула меня? Почему предала? Почему не любила так, как должна была любить?»
– Когда-то вы знали ответы на все эти вопросы, но вы сами пожелали их забыть. Фаэтон в Лакшми сам отдал нам распоряжение не отвечать на этот вопрос. Эти инструкции все еще действительны.
Фаэтон наклонился к гробу так низко, что чуть не ударился лбом о его стеклянную крышку. Теперь ему оставалось только вызвать Радаманта и открыть коробку с памятью. Тогда прекратится эта неуверенность, эта битва с призраками. Наставники подвергнут его изгнанию. Но если Дафна, его Дафна, женщина, превратившая его жизнь в захватывающее приключение, женщина, которая дала смысл его существованию, если она ушла, ушла навсегда… зачем ему эта жизнь?
Он выпрямился. Он не позволит отчаянию одолеть себя. Он найдет способ. Его гордость еще жила в нем.
– Я участвую в судебном процессе, и мне требуется подтвердить свою личность. Я хочу, чтобы она выступила свидетелем на процессе.
– Фаэтон, безусловно, может выдвинуть подобное требование, и если нам поступит приказ, мы отпустим ее. Однако две тысячи экстраполяции исхода подобного действия, просмотренные нами перед заседанием Курии, показывают, что вам это не удастся.
– Откуда вы можете это знать?
– Фаэтон может цепляться за последнюю надежду, мы не осуждаем ваше желание, при условии, что оно истинно и продолжительно. Но уверяю вас, ваша надежда не проживет долго. Все решения судей предсказуемы, насколько это позволяет справедливость и политика, это сделано для того, чтобы благоразумные люди могли знать, как вести себя, чтобы не нарушать правил. Определить, что решит Курия, так же просто, как предугадать исход игры в крестики-нолики или в шахматы. Наверное, Фаэтону это кажется загадкой, но для нас все просто. Судьи проведут проверку вашего сознания и увидят, что ваше желание привлечь жену в качестве свидетеля продиктовано лишь вашим желанием нарушить ее волю. Ее свидетельские показания не будут иметь никакого значения в вопросах идентификации вашей личности, передачи наследства Гелия или любого другого вопроса по этому делу.
Фаэтон глубоко вздохнул и попробовал еще раз.
– У меня есть с ней общий канал, что дает мне право проверять ее умственную деятельность. Я хотел бы попросить вас открыть этот канал, чтобы использовать это право, но я не смогу им воспользоваться до тех пор, пока она находится в виртуальной реальности…
Этот аргумент тоже не был принят, он попробовал еще. Потом еще и еще.
Через два часа он охрип, он стоял, прижавшись щекой к гробу, и еле держался на ногах от усталости. Руками он сжимал углы контейнера.
– … Ее прижизненное завещание недействительно, поскольку основывается на ложном допущении, будто я сделал что-то неприемлемое и оскорбительное для нее… Оставила ли она положение, по которому ее можно разбудить, если бы сейчас она этого захотела, если бы узнала, что я здесь.
В течение третьего часа он просто умолял, ругался, угрожал, пытался предлагать деньги, подкупить. Когда пошел четвертый час его пребывания там, он уже не мог говорить, не мог ни двигаться, ни думать. На пятом часе он решил, что должно существовать кодовое слово, которое Дафна не сообщила Вечерней Звезде, это слово откроет гроб и вытащит ее из сна, в котором она пребывала. Он шептал всевозможные слова любви, нежности, просил прощения, глядя в ее холодное, неподвижное, безответное лицо.
Он говорил об их совместной жизни в прошлом, об их первой встрече, спрашивал, помнит ли она их брачную церемонию, помнит ли их медовый месяц в зимних садах Антарктиды, помнит ли годовщину их свадьбы, которую они провели в реконструированном Париже Третьей эры. Помнит ли она, как он случайно разрушил псевдоматерию, из которой было сделано западное крыло их общего дома, с тех пор эта часть дома отличалась от версии в Ментальности. Он спрашивал ее о любимых лошадях, о последних написанных ею романах, о ее надеждах на будущее.
Потом сказал: «Я хочу побыть с ней один».
Женщина, представлявшая Вечернюю Звезду, величественно кивнула и из уважения к нему не стала просто исчезать, а повернулась и вышла из зала. Все детали были соблюдены, каблуки стучали по мраморному полу, затихая, тени ложились на пол, когда она проходила сквозь розоватый свет, в котором переливался темный шелк ее платья.
Очень реалистично, даже Серебристо-серая не смогла бы сделать лучше. Фаэтон ждал, когда же она наконец исчезнет, нетерпение снедало его.
Его уверенность все еще была на высоком уровне, разрастаясь как лесной пожар.
Ему понадобилась одна минута, чтобы расширить свое видение и подключиться к нескольким диапазонам волн и аналитическим программам. Его личное мыслительное пространство окружило его множеством черных иконок, которые накладывались на окружающую обстановку, за гробом своей жены он видел спиралевидные кольца звезд. Он жестом вывел записи, которые хранил для медицинских целей, сравнил данные анализа жидкости в гробу с помощью наномашин.
Молекулярная форма ее наномашин была стандартной, с ними легко будет справиться и отключить. Черная подкладка его скафандра легко сможет произвести необходимые сборочные механизмы в мгновение ока.
А еще в его личном мыслительном пространстве находилась инженерная программа и подпрограмма, усиливающая структуры. Одного взгляда хватило на то, чтобы оценить прочность крышки гроба и подсчитать, какое понадобится давление и под каким утлом, чтобы сломать материал, но не допустить проникновения взрывной волны внутрь.
Фаэтон пожал плечами. Перчатки из золотого адамантина составляли единое целое с рукавами и плотно облегали руку. Он победоносно поднял ее и сжал в кулак.
Неудивительно, что все его боятся. На нем был скафандр, в котором он мог войти в ядро звезды и остаться невредимым. Ни оружие, ни угрозы, ни какая бы то ни было сила не смогут остановить его, если он принял решение. Золотая Ойкумена уже много десятилетий не знала преступлений, интересно, сохранились ли еще приборы, способные остановить или поймать преступника?
Но тут его порыв вдруг погас, исчез гнев, испарилась гордость, а лицо исказила маска отчаяния. Глупо. Он знал, что совершает глупость.
Но все равно он опустил поднятый кулак на крышку. Какая-то внешняя сила схватила его руку, и она опустилась на гроб, не причинив ему вреда.
Ведь это была не его рука, это была рука манекена, а он был обычной телепроекцией. Неуязвимые доспехи существовали лишь в его воображении, иллюзию сотворила Вечерняя Звезда, чтобы оказать ему гостеприимство. Вечерняя Звезда просто отключила руку, когда он собирался ударить по крышке.
Серебристый свет, источавший лучи радости, светил за его спиной. Фаэтона охватили ужас и отчаяние, он понял, что позади него стоит образ, созданный софотеком Вечерняя Звезда. Голос ее наполнил слух Фаэтона прекрасной симфонией. Слова ласкали его шею и щеки. Он ощущал слабые покалывания, словно искры впивались в его тело. Блики света на крышке гроба наводили печаль и завораживали, золотые переплетения на его пальцах кружились в немыслимом танце.
Видимо, Вечерняя Звезда пришла к выводу, что с ним больше не стоит церемониться. Все чувства Фаэтона наполнились видениями состояния грез Красной манориальной школы.
За спиной он услышал голос:
– Кажется, Фаэтон желает вернуть преступление и насилие в наш мир? Многие хотели бы совершить нечто более страшное, чем грабеж и нарушение права неприкосновенности личности. Зачем им сдерживать свои страсти, если вы этого не делаете?
– Я не желаю слушать лекцию, Вечерняя Звезда, – возразил ей Фаэтон усталым голосом.
– Мне вызвать констеблей и арестовать вас?
– Я не совершил преступления. Признаю, я замышлял его, когда поднимал руку. Но когда начал ее опускать, понял, что у меня ничего не получится, потому что физически меня здесь нет. Вся структура жизни людей, рожденных в поместьях, не позволяет нам причинять вред друг другу, мы всегда в безопасности. Можете арестовать меня, если хотите. Мне теперь все равно. Но похищение людей, грабеж и вторжение – преступления совершенно иного порядка. Подобного намерения у меня не было.
– Вы позволите проверить ваш разум на предмет определения намерения, с которым вы подняли кулак? Извините, но кивок головой не является достаточным подтверждением согласия.
– Клянусь.
Огромный пингвин в цилиндре, к которому была приколота траурная лента, вразвалку прошествовал в зал. Протокол Красной манориальной снабдил образ Радаманта такой вопиющей комичностью, что Фаэтону стало неприятно. Он отшатнулся. Но Радамант не мог отключиться, он должен был провести считывание мыслей.
В присутствии Радаманта Фаэтон мог настроить свой фильтр ощущений с его помощью. Фаэтон на секунду зажмурился, и тотчас вся сцена преобразилась: исчезли дрожащие, пульсирующие полутона, все предметы стали четкими, яркими, твердыми, несмотря на тусклое освещение. Все линии стали ясными, очерченными, вплоть до летающих в воздухе пылинок. За это короткое время Фаэтон уже и забыл, насколько обычно и буднично было все вокруг, если смотреть сквозь фильтры Серебристо-серой.
Вечерняя Звезда, снова в образе женщины, вопросительно смотрела на Радаманта.
– Фаэтон говорит правду, – подтвердил тот.
– Позвольте мне сделать модель-экстраполяцию разума Фаэтона. Если в результате обнаружится, что его скорбь и страсти будут толкать его на преступления и в будущем, я вызову констеблей. Если же это временное помрачение ума, выброс математики хаоса, мы не станем давать делу ход.
Пингвин почесал свой желтый клюв плавником, задумчиво глядя на Фаэтона.
– Конечно, я могу это сделать, если разрешит молодой хозяин.
– Заканчивайте свои игры в шарады. Я прекрасно знаю, что ваши системы могут обмениваться информацией куда быстрее, чем при помощи слов. Да, у вас есть мое согласие, мне скрывать нечего.
Образ Вечерней Звезды кивнул и исчез. Возможно, она снова воспользовалась случаем, чтобы продемонстрировать свое неудовольствие, если, конечно, человеческие эмоции могут быть присущи такому разуму, как Вечерняя Звезда. А может, так она поняла его слова «прекратите свои игры в шарады».
– Вечерняя Звезда сказала, что не станет предъявлять вам обвинение в преступлении, – сообщил ему Радамант. – Мы с ней подробно обсудили вопрос, и оба пришли к выводу, что ваши действия вполне можно оправдать темпераментом. Я сообщил ей, что вы находились под воздействием программы самооценки Благотворительных, которую получили в общественном пункте, и что вы заражены вирусом гордыни. – Радамант уставил на него свой круглый глаз. – И она не смогла не заметить, что это был случай прямой эмоциональной манипуляции эмоциями, которую не позволяют стандарты Серебристо-серой. Я пообещал ей, что вы вряд ли захотите совершить что-либо подобное снова. Но Вечерняя Звезда тем не менее ожидает от вас извинений и какой-то компенсации нанесенного ущерба. Я заверил ее, что вы джентльмен и обязательно воздадите ей должное.
Покровительственный тон Радаманта разозлил Фаэтона. Он прижался спиной к контейнеру, стоя лицом к Радаманту, он был рад, что его жена не может видеть эту отвратительную сцену.
– Вы, – софотеки, обращаетесь с нами, как с детьми.
– Ничего подобного, мы обращаемся с вами, как со взрослыми. Детей можно простить и не наказывать, потому что они не понимают, что творят.
– Раз я нищий, как я заплачу компенсацию?
– Деньги тут ни при чем, мой дорогой Фаэтон. Она ожидает от вас поступка, доказывающего, что вы раскаялись, чего-то, что достаточно неприятно для вас, что поможет вам освободиться от чувства вины и стыда.
– А если я откажусь?
– Почему бы вдруг? Разве вы, молодой хозяин, не понимаете, что поступили дурно?
– Я ничего плохого не сделал.
– Хм… – Повращав своими птичьими глазами, пингвин переступил пару раз с одной перепончатой лапы на другую. – Вы не сделали ничего противозаконного, и это правда. Ничего, что нарушило бы букву закона, даже при очень пристальном изучении. Но разве все дурные поступки противозаконны?
Эта фраза отрезвила Фаэтона. Он почувствовал, как последние остатки гордыни покидают его.
– Вечерняя Звезда пытается спасти меня от неприятностей с Наставниками, так ведь?
Пингвин кивком подтвердил правильность этого предположения.
– Несмотря на то что население Золотой Ойкумены велико и разнообразно, колледжу Наставников ничего не стоит разместить на всеобщее обозрение в средней виртуальности ту сцену, в которой вы позволили своему гневу ослепить вас, проявили свое неуважение к закону и сваляли дурака, пытаясь использовать манекен Вечерней Звезды, чтобы разрушить ее же собственность. Большинство школ Ойкумены со всем рвением поддерживают бойкоты, объявленные Наставниками.
– Но почему она мне помогает?
– Как и мне, Вечерней Звезде известно, что Разум Земли говорила с вами лично и выказала свое к вам расположение. Вечерняя Звезда располагает большей свободой действий, чем я, ей, например, не нужно блюсти интересы Гелия. Поэтому она могла себе позволить проконсультироваться с одной из Эннеад, с одним из девяти сверхразумов, созданных софотеками при сотворении Разума Земли. Сверхразум пришел к заключению о причинах, по которым софотек Навуходоносор не пожелал оказывать поддержку колледжу Наставников, когда они составляли текст соглашения в Лакшми. Человечество так давно передало софотекам и коллективным разумам всю работу, связанную с правом, что профессия адвоката просто вымерла. В том соглашении содержится очень серьезная ошибка. Исходя из этого знания, сверхразум сделал вывод, что вам удастся добиться своих целей, тем более что они совпадают с целями Разума Земли, но при условии, что вы не откроете свою память. Мономаркосу удалось обернуть дело в вашу пользу. Группировка, которая противостоит вам и включает Наставников, не владеет информацией по поводу памяти и правового положения Гелия. И это положение приведет к тому, что, как только вы откроете память, вы обнаружите, что выиграли.
– Выиграл? – Он произнес это слово с огромной горечью и уставился на алмазный гроб.
– Это и было частью моего плана? – поинтересовался он. – Я знал это, то есть та моя версия, которую я забыл? Я говорил с ней, перед тем как она?..
– У вас уже и так достаточно информации, чтобы прийти к выводу, что вы понятия не имели о замысле Дафны Изначальной до самого последнего момента, когда было уже поздно. Ее подтолкнул на самоубийство страх, что вам придется отправляться в ссылку. Ваша скорбь о случившемся с ней и подтолкнула вас к подписанию соглашения в Лакшми. Когда я говорю о вашей победе, молодой хозяин, я не имею в виду, что вы обязательно вернете Дафну Изначальную.
Фаэтон стоял с опущенной головой, погруженный в размышления. Одна часть его сознания, которая не была затуманена скорбью, отметила, что это – еще один ключ. Что бы он ни сделал, это ввергло его жену в такое отчаяние, что она решила безвозвратно разрушить свою жизнь.
Насколько он знал Дафну Изначальную, это было что-то очень серьезное.
– Ты можешь манипулировать рынком ценных бумаг так, как предлагали мне Благотворительные, чтобы разорить счет Дафны и Вечерняя Звезда была бы вынуждена выкинуть ее из виртуальной реальности?
– Нет, сейчас я не могу сделать этого. У вас нет ресурсов.
– А если я выиграю процесс и брошу на это все состояние Гелия?
– Существует несколько возможных исходов. Скорее всего, вы вызовете общее падение рынка, лишитесь собственного состояния, разрушите Вечернюю Звезду и освободите Дафну. Но при этом, я полагаю, она проснется ненадолго, не станет слушать ваши мольбы и снова вернется в мир грез, но более дешевый. Правда, моя способность предсказывать поведение людей основывается в основном на догадках.
Фаэтон резко опустил кулак на прозрачную крышку гроба. Раздался громкий щелчок. Лицо Дафны было всего лишь в паре дюймов от него, но он не мог до нее дотронуться.
– Это может привести к развалу экономики?
– В зависимости от того, что вы понимаете под словом «развал». Депрессия, конечно, будет. Но менее чем за двести лет экономика вернется к своему прежнему уровню.