— Не понимаю, почему эта тайна открылась именно мне, — терпеливо заметил Эдвард. — Я ведь ничего особенного не совершил — я вообще почти ничего не делал.
— Могу предположить, что вы на нее наткнулись случайно. Для меня вопрос не в этом, а в том, зачем кому-то понадобилось строить пасхальное яйцо такого размера и сложности.
Артист, кашлянув в кулачок, отправился на свою маленькую кухню, достал из запечатанного пакета одноразовый бумажный стакан и налил в него воды из-под крана. Кран был оснащен большим и, видимо, дорогим фильтром. Эдвард только теперь заметил, что Артист носит на правой руке вышитый кожаный браслет-феньку.
— Для собственного удовольствия? — В глубине души Артисту, наверно, было приятно разыгрывать Шерлока Холмса перед безмозглым Ватсоном-Эдвардом. — Возможно. Но стоило ли ради одного лишь удовольствия создавать такую детальную виртуальную среду? — Он говорил риторически, как по писаному, точно изучал разговорный язык, слушая дикторов теленовостей. — Может быть, программистом руководило что-то иное? Есть ли здесь сообщение, а если есть, то как нам его прочитать? И как выпустить вас из пасхального яйца, чтобы вы могли закончить игру?
— Вот-вот. Вопросы один другого лучше.
Эдвард ждал, но мысль Артиста ушла, видимо, в какой-то персональный туннель. Он сидел с остекленевшими глазами на своем стуле, порой прихлебывая из бумажного стакана. Одно из окон на его рабочем столе представляло собой сетевую страницу с расписанием самолетных рейсов на Лондон, другое отражало в реальном времени показания камеры у входа. Из-за всего этого Артист казался еще более всеведущим.
— Хорошее жилье. Удобное, — нарушил молчание Эдвард.
— Спасибо, — рассеянно отозвался Артист. — Владелец дома — я. В списке сотрудников «YAHOO!» [63]я был седьмым.
Он поставил стакан и, глядя на монитор, стал работать с одной из клавиатур.
— Ну что ж, вы еще можете выиграть, если хотите. Снова замедлить ход времени. Победить инопланетян.
Эдвард подался вперед.
— Правда?
— Легко. Идите сюда, я покажу.
Одна рука Артиста летала над клавиатурой, другая двигала «мышь» — беспроводную, навороченную, с серебряными кнопками. На мониторе лежала какая-то квитанция, розовый листочек с изображением дерева.
В голове у Эдварда что-то щелкнуло.
— Чтоб я сдох. Альберто Идальго.
— Не понимаю, зачем Зеф упоминает мою фамилию — я предпочитаю, чтобы меня называли «Артист». Наверно, у него такой юмор.
— Тот самый Альберто, который работал для семьи Уэнтов.
Пальцы Артиста не стали двигаться медленнее, и глаза, устремленные на экран, не моргнули. В мозгу Эдварда, почти помимо его воли, соединялись вещи, которым совсем не полагалось соединяться.
— Да — а откуда вы знаете?
— Теперь я у них работаю.
— А-а.
Эдвард пристально наблюдал за Артистом.
— Я там делал традиционное программное обеспечение, — сказал тот. — Базу данных для библиотечного каталога. Они остались довольны.
— Я знаю. Сам этим пользуюсь. Меня как раз и взяли, чтобы составить каталог.
— Понятно. — Артист с преувеличенным старанием поправил что-то на мониторе. — Надеюсь, моя программа оказалась адекватной.
— Все просто отлично.
Эдварду казалось, что стук его сердца виден сквозь рубашку. Артист продолжал работать, болтая короткими ножками.
— Можно вас спросить? — Эдвард изо всех сил старался говорить непринужденно. — Уэнты говорили вам что-нибудь о кодексе, который они разыскивают?
— Кодекс. Мне знакомо слово «кодек», аббревиатура от «компрессия-декомпрессия» — так называется алгоритмический процесс уменьшения объема файла путем исключения избыточности…
— Нет. Именно кодекс. Иными словами, книга.
— Да, я понял, о чем речь, — сказал Артист.
Вот оно, вдруг почувствовал Эдвард. Он нашел это в захламленной, до упора электронизированной квартирке в Нижнем Ист-Сайде. Он еще не знал толком, что такое «это», но понимал, что игру следует вести осмотрительно, иначе он потеряет «это» навсегда. Волоски у него на руках встали дыбом, как у человека, рядом с которым молния ударила в землю, чудом не поразив его.
— Вы работали вместе с Лорой Краулик, — осторожно заговорил он.
— Верно.
— И с герцогиней.
— И с герцогиней, — согласился Артист, стуча по клавишам уже обеими руками. Он как-то ускорил время в игре, и события в крохотном мирке разворачивались с бешеной быстротой. Фигурки дергались судорожно, как исполняющие джиттербаг танцоры в старом выпуске новостей.
— Значит, вы ее знаете? — скрадывал добычу Эдвард.
— Не очень хорошо. Говорят, я трудно схожусь с людьми.
Артист перестал печатать, движение на экране остановилось. Дисковод заныл, заскрежетал и выплюнул диск наружу.
— Ну вот, порядок. Я привел вас в штаб человеческого сопротивления, — застрочил Артист, — и активировал аварийные генераторы, чтобы вы могли запустить метро. Зайдите к «Булгари» на Пятой авеню и возьмите бриллианты из сейфа. Шифр в кармане у клерка, которого, возможно, придется убить. Не волнуйтесь, он коллаборационист. Как получите бриллианты, поезжайте на метро в аэропорт. Камни нужны для оплаты экипажа. Они починят самолет и доставят вас на мыс Канаверал во Флориде. Оттуда выведете на орбиту космический шаттл, а там уж все будет ясно само собой.
Артист протягивал ему диск, но Эдвард не брал. Если взять, придется сразу уйти. Аудиенция окончена.
— И все?
— А вы чего хотели? — резонно поинтересовался Артист.
— Но вы не ответили на свои же вопросы. Откуда эта штука взялась, кто и зачем ее туда вставил.
Артист впервые проявил нечто похожее на нетерпение.
— Какое это имеет значение? Я ведь сказал вам, как выбраться. — Он смотрел на экран, бледный при свете монитора. — Хотя не совсем понимаю, зачем вам это. Снег, пустые улицы, тишина — в этом есть своя красота, разве нет? — Сейчас он выглядел как благосклонный вельможа, показывающий гостю вид из окон своей усадьбы. — Можно наблюдать звезды с середины Таймс-сквер. Сомневаюсь, что за последние сто пятьдесят лет это кому-нибудь удалось.
— Я тоже.
— Зачем придерживаться таких условностей, как «победа» и «поражение»? Будет ли это победой, если вы прогоните пришельцев и спасете мир? Почему бы не пустить все на самотек? Дайте человечеству умереть спокойно, а волкам — немного поохотиться на бегущую дичь, для разнообразия. А нарвалы из-за холода заплывают на юг. Вы их видели? Знаете, что из всех китов только у них и у белух нет спинного плавника? Скоро они будут здесь. Им нравятся холодные предарктические течения.
Эдвард тоже посмотрел на экран и с удивлением отметил, что «штаб», куда привел его Артист, ему чем-то знаком. Лепные карнизы, высокие потолки, кожаные кресла — ни дать ни взять квартира Уэнтов.
— Это ваша работа, — сказал он.
Теперь ему стало ясно, что эта игра все время перекликалась с его жизнью и с кодексом. Развалины на месте Ченоветской библиотеки. Пейзаж вокруг филиала в Олд-Фордже. Человек с оленьими рогами на сеансе групповой игры. Во мраке начинало что-то вырисовываться. Он тряхнул головой, раздираемый злостью, отчаянием и откровенным восхищением.
— Это ты придумал всю эту штуку. Ты вставил ее в игру, и я в нее вляпался. Господи, ну и скотина же ты.
Артист не терял самообладания, но при этом слишком часто моргал. Эдварду хотелось хорошенько его потрясти.
— Зачем? Ты хоть понимаешь, сколько времени я угрохал на эту лажу?
— Никто тебе пистолет к виску не приставлял.
И то верно.
— Но зачем было так стараться? С головой проблемы, да?
— У меня были свои причины.
— Интересно какие?
Артист вместо ответа отошел к окну и притворился, что разглядывает корешки наваленных там книжек в мягкой обложке. Эдварду бросилось в глаза, что все эти корешки голубые или розовые, с золотыми буквами. Дамские романы!
— Мне так захотелось, — по-детски откровенно признался Артист. — Я думал, что когда-нибудь покажу это ей. Она оценила бы. Есть вещи, о которых мне всегда хотелось ей рассказать. Но потом она перестала приходить в офис, и я ее больше не видел. Я так и не узнал почему.
— Ты это сделал для Бланш.
Злость у Эдварда начала проходить. Трогательно до смешного. Посмотреть бы, как Артист демонстрирует герцогине компьютерную игру.
— Ты говоришь, что хотел рассказать ей о чем-то. О чем, например?
— Например, где искать кодекс.
Время, последнюю минуту несшееся вперед без тормозов, застыло на месте. Его движок застопорил и сгорел. Голова у Эдварда работала с предельной ясностью. Он сохранял спокойствие, боясь спугнуть Артиста, как редкую птицу, — вдруг замолчит? Напротив компьютерного стола висела белая доска с разными каракулями, схемами и диаграммами, сделанными красным, зеленым, синим фломастером. В углу увлажнитель воздуха бесшумно выдыхал медленно тающие облачка тумана.
— Я довольно быстро это вычислил, — сказал Артист. — Я хорошо разгадываю загадки, а эта была не особенно трудная.
— Не особенно? — выдавил Эдвард.
— Да нет. — Артист не гордился собой и не хвастался, просто говорил честно.
— И он сейчас у тебя?
— Я сказал, что нашел его. Я не говорил, что он у меня.
— А где он?
— Ты не знаешь?
— Господи Боже. — Эдвард стиснул руками голову. Он сходил с ума. Придушить его, что ли? Или на колени перед ним стать? — Ты просто скажи где.
— Я и так уже сказал слишком много, — грустно улыбнулся Артист.
— Ты вообще ничего не сказал!
— Хорошо бы.
Артист внезапно сел на ковер, бледно-голубой, как хлорированная вода в бассейне, и прислонился к белой стене, точно вся сила ушла из его маленького тела. Как оживленная кукла с ослабевшим заклятием, Пиноккио наоборот.
— Герцогиня поручила мне компьютерную работу, а Лора рассказала про кодекс. Рассказала достаточно, чтобы разгадать остальное. Я побывал там же, где был и ты. Мне не следовало этого делать. Сначала я думал, что оказываю герцогине услугу — она любит, когда молодые люди оказывают ей услуги. Сам знаешь. Думал, что буду ее героем, но ошибался. Понял это как раз вовремя. Еще немного, и было бы поздно — а может, уже поздно. — Он вздохнул, и Эдвард уловил в его голосе красноречивую дрожь. Артист с трудом сдерживал слезы. — У меня на это ушло много времени. Я смоделировал климатические образцы ледникового периода. Висконсинскую эру. — Он шмыгнул носом. — К несчастью, только ты один видел это. Надо очень, очень плохо играть в «Момус», чтобы найти мое пасхальное яйцо.
— Ну спасибо.
Артист стал рассказывать, как трудно ему было смоделировать влияние инопланетной солнечной линзы на земную биосферу. Ну да, Зеф вроде говорил, что гномик работает в Национальном бюро погоды. Эдвард слушал его краем уха. Ему не давало покоя другое, и он опять посмотрел на монитор. Квартиру Уэнтов Артист воссоздал до мельчайших подробностей. Нажимая на клавиши, Эдвард повел себя по коридору, открыл приотворенную дверь, поднялся по винтовой лестнице — тут пришлось поработать «мышью» — и вошел в библиотеку Уэнтов. Комната была точно такая же, как в реальной жизни, но пустая — ни ящиков, ни стола, ни торшера, ни штор. Ничего, кроме пола, стен, потолка и окон, нарисованных очень тщательно. Из всей мебели остались только книжные полки, тоже пустые. Виртуальная пчела прожужжала и стукнулась о стекло. При чем здесь пчела-то?
— Одного я не понимаю, — сказал он. — Почему ты не сказал герцогине, что нашел кодекс?
— Прости, Эдвард, — покачал круглой головенкой Артист. — Этого я тоже не могу тебе сказать.
Бесполезно — все равно что спорить с голосовой почтой. Но что-то уже строилось в уме Эдварда, разрозненные осколки склеивались в одно целое. Так, кажется, Артист говорил об электронной почте в их первую встречу? Разрозненные кусочки информации сходятся и составляют связное сообщение. Хаос сменяется порядком. Или как разбросанные и заново собранные страницы в дурацком письме герцогини. Маргарет рассказывала ему историю сэра Урре — кажется, рыцарь носил в гербе пчелу?
Эдвард взял диск с сохраненной игрой, но Артист вдруг встал между ним и дверью. Теперь уже он хотел уйти, а Артист его удерживал — словно хозяин дома, вспомнивший о хороших манерах и наверстывающий упущенное.
— Знаешь, почему игра называется «Момус»? — спросил он прежним, спокойным и тихим голосом. Они стояли лицом к лицу. Задержать его силой Артист не мог — Эдвард был выше его на фут, если не больше. — Есть место с таким граффити на стене — МОМУС. Никто не знает, кто это написал и зачем. Но вообще-то Момус был греческий бог, на целое поколение старше Зевса и его детей. Его матерью была Никс, то есть Ночь, а отцом — Эребус, воплощение тьмы Гадеса, подземного царства.
Момус — единственный из греческих богов, посмевший критиковать сотворенную вселенную. Он даже предлагал кое-что улучшить. Полагал, что быки должны носить рога на плечах, а не на голове, чтобы лучше видеть, на что набрасываться. Замечал Афродите, богине красоты, что сандалии у нее со скрипом. Говорил, что людям на груди следует делать дверцы, чтобы открывать их и смотреть, что те чувствуют на самом деле.
Другим богам в конце концов надоело его нытье. Они собрались и скинули его с Олимпа. Не знаю, что с ним стало потом, но в этом, пожалуй, заложен урок, Эдвард. Может, этот мир и несовершенен, но если ты постоянно будешь искать чего-то лучшего, то в итоге тебе будет еще хуже. А насчет кодекса извини. Я правда не могу тебе сказать, где он. Я и так сказал слишком много.
— Но почему? — спросил Эдвард для маскировки, не желая себя выдавать. Мысленно он уже был за дверью. Теперь он и сам знал, где кодекс.
— Потому что ты скажешь герцогине, я знаю. — Детское личико Артиста стало серьезным, в голосе появилась тревога. — А этого я не могу позволить. Николас, приехавший тебе на замену, прав, хотя и руководствуется неправильными мотивами. Герцогине гораздо лучше без кодекса. Если она найдет кодекс, то попытается использовать его против герцога, а герцог этого не потерпит. Все, что она может сделать, ничто по сравнению с тем, что он сделает с ней. Он способен причинить ей зло, Эдвард.
— Не смеши меня, — отрезал Эдвард, чувствуя себя единственным голосом разума, оставшимся на земле. Надо выметаться отсюда, пока голова не лопнула. Он спрятал диск в карман рубашки, почти совсем не слушая собеседника. — В этом нет никакого смысла. Ну что герцог может сделать? Он инвалид и сейчас тоже лежит в какой-то лондонской клинике. А она в Уэймарше. Он ничего ей не сделает, пока она там.
Он решительно двинулся к двери, лавируя среди мусора на ковре.
— Спасибо, что помог мне с игрой, — добавил он, чтобы не показаться неблагодарным, и кое-как протиснулся мимо Артиста.
— Ты не прав, — сказал тот, уступая дорогу. — Очнись, Эдвард. Работа в семье Уэнтов меня кое-чему научила. Я прошел через все это раньше тебя. Я нашел книгу и умолчал об этом и тебе советую то же самое. Забудь о герцогине. Это не игра, Эдвард, это реальная жизнь. Займись опять своим делом.
Эдвард не оглянулся. Недоставало еще, чтобы субъект, смахивающий на хоббита, читал ему лекции о реальной жизни. Он сошел с первого марша лестницы и понесся вниз, набирая скорость, хватаясь за перила на поворотах. Артист вышел за ним на площадку и крикнул в пролет:
— Я тоже любил ее, Эдвард! — Эхо гулко раскатывалось в мраморном колодце. — Работа — это проклятие, наложенное на нас Богом! Помни об этом, Эдвард! Не пытайся от этого убежать!
Но Эдвард уже бежал по тротуару.
20
В такси он послал на автоответчик Маргарет еще одно донкихотское сообщение, постаравшись передать всю чрезвычайность создавшейся ситуации. Он не был в доме Уэнтов две недели. За это время прежнего швейцара сменил новый, облаченный в ту же самую поношенную униформу. Интересно, куда делся старый? Новый был крепкий малый, с гладкой розовой физиономией и белобрысыми, редкими, как у бухгалтера, волосами. В отличие от предшественника по-английски он говорил отлично. Однако фамилия Эдварда, к его удивлению, все еще числилась в списке Уэнтов. Еще больше он удивился, увидев там фамилию Маргарет — вероятно, это герцогиня внесла ее.