ОФИЦЕРЫ
1
Всю дорогу до Кубинки шел сильный дождь, но как только свернули с шоссе, ливень внезапно кончился. Синевато-серая клубящаяся громада тучи перевалила за зубчатую стену леса, и открылась веселая синева неба. Поначалу робко улыбнулась радуга. Командор смотрел, как она растет, набирает силу, и чувствовал, как уходит постоянно сосавшая сердце тяжесть тревоги. В этом году ему исполнилось сорок. За последние десять лет успел повоевать в горячих точках на трех континентах — в Азии, Африке и Южной Америке. Куда и с каким заданием предстояло лететь на этот раз, Командор не знал. Всю необходимую информацию сообщают обычно перед вылетом. Может случиться и так, что конверт с заданием он распечатает уже на борту.
Внутри первой радуги вспыхнула и заиграла вторая. Служебный «уазик» подполковника Ивана Георгиевича Марченко — псевдоним и позывной в эфире «Командор» — миновал КПП при въезде на аэродром и под двойной радугой проехал к ангарам.
«Двойная радуга, говорят, к счастью. Спасибо за добрый знак», — порадовался Командор.
«Уазик» подъехал к одному из дальних ангаров на краю летного поля. Водитель быстро взял с заднего сиденья и отдал своему командиру спортивную сумку. Одетый в черные джинсы и летную кожаную куртку секретный сотрудник одного из оперативных подразделений внешней разведки перекинул сумку через плечо, обменялся прощальным рукопожатием с водителем и вошел в ангар.
Все семеро из оперативной группы ждали командира, каждый по-своему коротая время — один курил, другой листал «Плейбой», двое играли в шахматы на карманной доске, остальные трое неподвижно и расслабленно сидели в пластиковых дачных креслах, одинаково закинув головы и вперившись взглядами в потолок и предчувствуя, что задание, о котором руководство ничего не сообщило заранее, окажется из тех, что при первом ознакомлении представляются совершенно невыполнимыми, от чего холод пробегает по хребту. Командор отобрал в группу самых надежных людей.
Им пришлось ждать еще три часа. Но они умели ждать, эти парни со стальными нервами. Команда грузиться в самолет поступила, когда уже стемнело. Но конверта с заданием Командору пока еще никто не вручил. Но вот, наконец, когда они уже поднимались по шаткому трапу на борт, к самолету подрулила черная «Волга». Из машины вышел человек лет
пятидесяти с лишним, стройный, худощавый, в дорогом сером костюме — из тех, что приходится покупать в Лондоне. Это был Навигатор — высокопоставленный функционер внешней разведки КГБ, непосредственный руководитель Командора. В руках он держал пластиковую папку.
— Вы представляете, что это такое? — спросил Навигатор, показывая Командору вложенные в папку документы.
— Думаю, да.
— Это абсолютно секретный комплекс, оружие, разработанное на основе технологий двадцать первого века. Опытный образец должны были испытать в Афганистане. Несмотря на строжайшую секретность и тщательную охрану, комплекс был захвачен моджахедами. Я уверен, что это произошло неслучайно. Американцы активно занимаются аналогичными разработками и пытаются отслеживать, что у нас делается в этом направлении. Скорей всего произошла утечка информации. Есть данные, что комплекс сейчас находится на территории Пакистана. Мы знаем, где и когда его должны передать разведке противника. Твоя задача, Иван, вернуть комплекс.
— Задача понятна.
— Из Кабула вас перебросят в Джелалабадскую зону. Наши люди там и афганцы тоже подтвердили «коридор». Переход в Пакистан завтра в ночь. Если увидишь, что у вас нет шансов уйти оттуда с этой штукой, твоя задача — привести в действие механизм самоликвидации устройства. При самом худшем раскладе дашь сигнал для нанесения ракетного удара. Устройство должно быть уничтожено любой ценой.
— Мы постараемся.
— Да уж, постарайтесь. Удачи, Иван.
Это было старое торговое место. Еще лет двести назад здесь сходились пути меряющих землю из конца в конец караванов. Глиняные стены навсегда впитали запах верблюжьей шерсти, дыма очага и гашиша, теперь к этому примешивался еще и характерный запах оружейной смазки. Сегодня торговый день, и все пространство внутри обширного двора караван-сарая заполнили грузовики, разномастные легковушки, верблюды и повозки, запряженные ослами. В клетушках, крытых сухой травой или брезентом, расположились купцы, их охрана и прислуга. Торговали оружием и военным имуществом. Товар был разложен на кусках брезента и пыльных истертых молитвенных ковриках. Продавали и покупали в основном местные — пакистанцы и афганцы, но среди них толкалось немало людей в полувоенной одежде, национальность которых определить было затруднительно.
В ворота рынка въехал «мерседес» в сопровождении джипа с охраной. Командор сразу заметил эти машины. Из «мерседеса» вышли два молодых араба, одетые в дорогие европейские костюмы и с покрывающими головы большими белоснежными платками. Судя по одежде и чертам лиц, это были аравийцы, скорее всего, иорданцы. Один из них держал серебристый металлический кейс. Охрана, выскочившая из джипа и окружившая своих боссов, была из местных.
По всем признакам, это те самые «клиенты», наметанным взглядом определил Командор. Он свободно перемещался в толпе покупателей, не привлекая ничьего внимания, одетый, как и многие тут, в армейский загрузочный жилет поверх длинной серой рубахи.
Арабы постояли немного, присматриваясь к обстановке, и решительно двинулись к торговым рядам. Командор обменялся условными знаками с двумя из своих ребят, державшихся неподалеку. Они в свою очередь передали сигнал о полной готовности другим членам группы. Ни арабы, ни их охранники не заметили ни малейших признаков того, что с разных концов торговой площади к ним начала стягиваться группа захвата. Снайпер, укрывшийся среди армейских ящиков, затянутых маскировочной Сеткой, поймал в оптический прицел голову араба с кейсом.
Покупатели подошли к стоящему в проходе между торговыми рядами грузовику, накрытому брезентовым тентом. Полог с начертанными на нем, полустертыми уже дождями и солнцем изречениями из Корана откинулся, из-за него высунулось смуглое лицо продавца. Он внимательно оглядел людей, явившихся за товаром. Обменялись несколькими фразами, после чего второй араб, тот, который без кейса, запрыгнул в кузов. Командор напряженно ждал, но внешне это его напряжение никак не проявлялось. Бородатый человек, лениво сидящий в тени под глиняной стеной, выглядел сонным и совершенно безучастным ко всему, что вокруг него происходило.
Араб выпрыгнул из грузовика и что-то сказал своему компаньону. Продавец тоже выбрался из-под тента, но уже в сопровождении двух мрачных, обвешанных оружием воинов аллаха. Впрочем, беседа, кажется, прошла вполне дружелюбно и конструктивно. Командор понял, что товар предъявлен, осмотрен и опознан. Теперь арабы должны подтвердить свою готовность расплатиться.
Все, наступил момент истины. Командор дал условный знак к началу захвата, проведя ладонями по лицу, как это делают мусульмане, завершая молитву. Через мгновение после этого обыденного жеста араб выронил кейс с деньгами. Пуля из снайперской винтовки насквозь пробила череп, и дергающееся в конвульсиях тело стало валиться на стоящего рядом купца.
Спецназовцы, уже не маскируясь, бросились с разных концов базара к грузовику и вступили в схватку с охраной. Командор вскочил в кузов. Там среди мешков с кукурузой лежал металлический ящик. Командор открыл его и увидел то, что и надеялся увидеть — цилиндрический корпус секретного комплекса.
Грузовик оказался в водовороте настоящего сражения, но, как ни сопротивлялся противник, перевес оказался на стороне спецназовцев. Решающую роль сыграла эффективная поддержка хорошо затаившегося снайпера.
Среди базарного люда началась паника. Все вокруг пришло в безумное движение, поднялись клубы пыли. Сталкивались, прорываясь к выезду, машины, шарахались «припаркованные» к деревянным перекладинам ослы и верблюды.
Охрана купцов и оставшегося в живых араба была либо перебита, либо разбежалась. Никто не мешал Командору и спецназовцам вытащить из грузовика ящик с комплексом.
— Все, ребята, уходим, — приказал Командор. И тут где-то рядом взревел мощный двигатель,
огромной силы удар разнес в щепки ворота древнего караван-сарая, и на площадь выкатился танк.
— Твою мать! — спецназовцы вскинули автоматы.
Танк остановился, из люка вылез бородатый моджахед в полосатом халате.
— Командор! — радостно заорал «туземец». — Танк-то наш! Смотри, и звезда на броне, и даже номер сохранились. Командор, давай до границы на нем махнем. Тут всего-то полторы сотни километров, горючки в баках хватит.
— У тебя с головой все в порядке? — поинтересовался Командор.
— Командор, он же наш! Пусть духи знают: русские своего оружия не бросают.
Идея была правильная.
— Добро, — согласился Командор.
Через минуту танк выехал из ворот базара. Группа сидела на броне.
2
В семь утра Осоргин отправился на прогулку со своим любимчиком рыжим колли Грэем. Выйдя в отставку, генерал армии Алексей Федорович Осоргин большую часть времени жил на даче, и утренняя прогулка входила в обязательное расписание дневных занятий. В семьдесят с небольшим генерал выглядел много моложе своих лет — худощавый, стройный, с прямой спиной и плечами, которые не согнуло бремя лет. На него все еще с интересом поглядывали женщины. В движениях генерала сохранилась сухая, нервная легкость, отличавшая его и в молодости.
После прогулки генерал приготовил завтрак и накрыл в саду стол на двоих. Но завтракал, впрочем, как обычно, в одиночестве. Поев, посидел еще некоторое время, наслаждаясь ласковым солнечным утром, и пошел в дом.
В кабинете за стеклами книжных шкафов стояли фотографии сына — Георгия Осоргина — Егора, как называл его отец. Осоргин с нежностью скользнул по фотографиям взглядом. На одной из них Егор запечатлен пятилетним мальчиком на руках у отца, на другой — угловатый подросток. Смущенно улыбаясь, Егор, уже юноша с редкими волосками над верхней губой, смотрит со следующего снимка. Алексей Федорович прекрасно помнил день, когда сын поступил в университет: раскрасневшийся и гордый, Егор выбежал из старого здания «альма-матер», сунул в руку такому же гордому однокурснику фотоаппарат и попросил снять его вдвоем с отцом.
Егор, родившийся, когда Осоргину стукнуло уже пятьдесят, стал его величайшим счастьем, его радостью, а теперь, после ухода со службы, и всем смыслом жизни.
Осоргин подошел к письменному столу и посмотрел на портреты, стоящие радом. Со старых фотографий в простых деревянных рамках на него смотрели две женщины. Одну из них Осоргин любил всю жизнь — любил со всей страстью, но безнадежно. Люба была женой человека, с которым Осоргин близко сошелся, когда учился в военной академии. Георгий стал тем единственным настоящим другом, горячую сердечную привязанность к которому Осоргин пронес через всю жизнь, несмотря на то что виделись редко — служба часто разводила их на долгие годы. Когда родился сын, Георгия уже не было в живых. Осоргин назвал сына в честь друга.
Вторая женщина, беззаботно улыбавшаяся с фотографии, была женой Осоргина и матерью Егора. Когда Егору было всего четыре года, она разбилась на той проклятой «Волге», которую Осоргин купил для нее. Рита была удивительной женщиной — в двадцать четыре года став генеральской женой, она никогда не требовала никаких привилегий, сногсшибательных нарядов, шуб или бриллиантов. Но дело было вовсе не в скромности, которую принято считать высшим достоинством прекрасного пола. Просто ее душа была равнодушна к удовольствиям светской жизни и рвалась к иному — к путешествиям и приключениям. Она любила все новое, неизведанное, ее привлекал риск и даже опасность. Однако упорядоченный респектабельный быт генеральской супруги не открывал практически никаких возможностей для проявления ее необузданного, горячего, полного жадного любопытства характера. Осоргин часто видел, как Рита листает толстенную книгу с романтическим названием «Там, за рекою, — Аргентина». Осоргин и сам любил разглядывать эту, да и другие книги-альбомы чехословацких путешественников Иржи Ганзелки и Мирослава Зикмунда. В пятидесятые годы они разъезжали по экзотическим странам и континентам на своих, отечественных, грузовиках «Татра», испытывая их на надежность, а потом писали увлекательные репортажи, иллюстрированные множеством своих фотографий.
Рита внимательно всматривалась в фотографии кварталов Буэнос-Айреса, бедных, но удивительно красивых поселений индейцев, портреты аргентинских пастухов гаучо. Особенно нравились ей те снимки, на которых «Татра» счастливцев-путешественников пробивалась сквозь буйные заросли джунглей или мчалась, поднимая клубы раскаленной пыли, через саванну. В Рите пробудилась страсть к машинам, к скорости. В этом, наверное, и был ее истинный талант. Даже мужчины с завистью говорили, что она водитель от бога. Она водила рискованно и лихо. Ей везло. До поры до времени везло.
Обычно такие и погибают молодыми, полными сил, не познавшими ни разочарований, ни потерь, ни горя, ни страданий.
Прошло уже немало лет, но Осоргин по-прежнему любил этих двух женщин, и наверное потому, что его печаль и любовь не утратили живую энергию, не превратились просто в память, аура его любимых женщин всегда наполняла дом.
Сегодня был совершенно особый день. Пришло время выпустить птенца из гнезда. Чувствуют ли они, знают ли, тревожатся ли вместе с ним?
По узкой, крутой и неудобной лестнице казенной дачи Осоргин поднялся на второй этаж. Колли последовал за хозяином и, обогнав его, первым вошел в комнату Егора. На письменном столе царил хаос: вперемешку с английскими и испанскими словарями и учебниками валялись растрепанные «покеты» детективов и шпионских романов на английском. Джинсы и футболка небрежно свисали со стула, на спинку которого более или менее аккуратно был наброшен строгий пиджак от протокольного костюма, сверху кое-как примостились белая сорочка и скучноватый галстук в мелкий горошек
Свежий, пропитанный ароматом хвои воздух вливался в открытое окно и вступал в борьбу с мощным алкогольным амбре, словно стремясь растворить, рассеять этот порочный дух. Привычным движением Осоргин подобрал валявшиеся в разных углах комнаты кроссовки и аккуратно поставил их возле кровати сына.
Егор лежал на животе, обнимая подушку, — эта привычная поза была знакома отцу еще с сынова детства. Не будя Егора, Осоргин некоторое время всматривался в его профиль, пытаясь то ли разглядеть некую суть, скрытую за знакомыми чертами, то л и принять наконец раз и навсегда какое-то несомненно важное решение.
— Лейтенант Осоргин, подъем! — скомандовал он.
Егор с трудом разлепил глаза и умоляюще взглянул на отца.
— Пап, имей совесть. Я лег, кажется, в пять. Все-таки я вчера университет окончил. Сегодня имею право спать, сколько хочу.
— Давай-ка вставай, Егор. Завтрак готов, и тебя ждет твоя мечта.
— Какая мечта? У меня их несколько.
Егор вылез из постели и начал одеваться. Он был выше отца и крупнее, шире в кости. Северная кровь матери, а она была из Архангельска, взяла верх над южной, казачьей, Осоргина, род которого шел из Ставрополья.
Отец и сын вышли из дома. От крыльца выложенная бетонными плитками дорожка вела к гаражу. Осоргин открыл ворота. Солнечный луч вспыхнул на хромированной решетке радиатора черного ЗИСа. Егор вопросительно посмотрел на отца. Осоргин достал из кармана ключи и бросил сыну.
Егор схватил их на лету, как молодой ястреб, которому старый кинул кусок своей добычи.
— По случаю окончания института, — со сдерживаемой торжественностью произнес Осоргин.
— Папа, — Егор обнял отца, — спасибо. На самом деле я даже не мечтал.
— Так я тебе и поверил. Ладно, нечего машине зря в гараже простаивать.
Егор любовно подышал на лобовое стекло, шутливо сдул с капота машины несуществующие пылинки, сел за руль и завел двигатель.
Через час он уже мчался в Москву. Руль держал одной рукой, а другую выставил в окно, подставив раскрытую ладонь холодному потоку встречного воздуха.