Или вот другая проблема. Мне кажется, что если что-то не нравится – то надо исправлять ситуацию. А если исправить не получается – надо из ситуации выходить. Пожалуй, самое большое удивление в жизни – это то, что многие люди этой очевидной логики в упор не видят и вполне готовы всю жизнь провести в раздражающем их мире, ругаясь, скандаля, ненавидя, но живя вместе.
Нет, конечно, если жить в замке или даже в двух замках, то можно всю жизнь мириться с недостатками партнера. А если драма разворачивается в двухкомнатной квартире? А если в одной комнате?
В общем, я как-то изначально исходил из той идеи, что все должны быть счастливы. То есть с несчастьем я не хотел мириться никоим образом. Но так выходило, что все отношения в итоге оказывались постоянным примирением с чужой вселенной. Хоть бы даже это была и очень милая вселенная, дружелюбная и симпатичная, но она ведь все равно была чужой – в каждой клеточке, в каждой мысли, в каждом поступке.
- А Филя вот у нас убежденный холостяк! – вдруг сказал Гриша и посмотрел на меня победоносно. Очевидно, ему казалось, что он уличил меня в чем-то постыдном и даже неприличном.
Честно сказать, такая постановка вопроса меня взбесила. Терпеть не могу, когда кто-то делает обо мне глобальные выводы, особенно если этот кто-то – такое чмо, как Гриша. Но более всего выбило из колеи это дурацкое имя – Филя. Нет, мне с детства нравилось мое имя, но исключительно в его полной форме – Филипп, и я даже радовался, что вокруг не так много тезок, как, допустим, у Колей и Сереж. Но эта вот деревенско-дурашливая кличка «Филя» всю жизнь меня раздражала. Сразу вспоминалась какая-то плюшевая собака из детской передачи и, что гораздо хуже, бывший муж Аллы Пугачевой. Я был согласен даже на хулиганского Фильку, но вот только не на Филю! Однако в этот раз мне пришлось смириться.
Я выдержал паузу, а потом ответствовал, стараясь быть спокойным:
- Мне все-таки кажется, в современном обществе статус холостяка изменился. Ведь что такое холостяк в традиционном, крестьянском понимании слова? Что такое холостяк глазами советских родителей? Это необихоженный, неряшливо одетый тип, питающийся яичницей и макаронами и живущий с мамой, – тут я выразительно посмотрел на Гришу, - или в пресловутой холостяцкой берлоге. Не в воспеваемом глянцевыми журналами пентхаусе с красотками и вечно полным баром, а в убогой квартире, заваленной грязными дырявыми носками и купленными мамой же трусами в горошек. В общем, все логично, в деревне или Советском Союзе питаться в ресторане могли себе позволить очень немногие, так что особого простора для красивой и развратной жизни у частного лица почитай что и не было.
Гриша слушал меня с интересом. Ленкины эмоции были мне не очень понятны, но меня уже несло, и остановиться я не мог:
- Иное дело – современность. Имея средний доход (а про богатеньких буратин вообще умолчим, у них никаких проблем и не было никогда), можно посещать рестораны в обед и вечерами, а дома иметь лишь необходимый набор продуктов – вина, сыры и конфеты. Можно чаще менять одежду - стиральные машинки стирают хорошо и быстро. Носки и трусы надо не штопать, а выбрасывать при первых признаках поношенности. И вывод какой? Вывод простой: зачем она нужна, жена-то?
- Глупости вы какие-то говорите, мальчики! – сказала Ленка и закурила. В этот момент мирный треп за столом внезапно закончился, потому что Гриша вдруг выдал:
– Лена, я вспомнил, мы ведь с вами были знакомы! У вас муж майонезом занимается… Цех какой-то… Я у него интервью брал, и вы зашли как раз!
Мы переглянулись. Как я и боялся, память на лица у него была замечательная. Непонятно было другое: он только сейчас вспомнил или по какой-то причине не говорил этого раньше, ожидая, как сильно мы запутаемся во вранье?
- Да?! Блин, а я тоже смотрю и никак понять не могу, где я тебя могла видеть! У меня плохая память на лица, – отчаянно сфальшивила Лена, но потом взяла себя в руки и лучезарно заулыбалась своему наблюдательному собеседнику.
- У меня – хорошая! – самодовольно подтвердил Гриша.
12.
После обеда мы расположились в тени и развлекались игрой в карты, если это тупое убийство времени можно отнести к развлечениям. Впрочем, скоро Ленка сослалась на жару и ушла в номер, а я остался с Гришей. Жара и вправду стала невыносимой, и я тоже начал намекать, что неплохо бы уже и отдохнуть. Но Гриша был неумолим и предложил перебраться в тень, что мы и сделали.
Очевидно, Ленка надеялась, что я приду в номер вскоре после нее и нам можно будет посовещаться. Во всяком случае, она довольно быстро вернулась к нам, объяснив свое возращение скукой. Пока Гриша радовался ее приходу, она вопросительно посмотрела на меня, а я в меру своих скромных мимических способностей изобразил лицом полную невозможность отвязаться от неугомонного мерзавца.
- А я думала, вы ушли в номера… - с умеренной радостью в голосе сказала Лена.
- Гриша рассказывает такие интересные вещи, что я не смог уйти! – дополнил я свою пантомиму комментарием.
Между прочим, вернулась она очень вовремя. Гриша в очередной раз начал расспрашивать меня про Лену и ее мужа, и я уже не знал, что ему сказать и о чем вообще с ним говорить.
- Ну, тогда давайте пить, что ли, мальчики! – жеманно произнесла Лена – Пойдемте к бассейну, там как раз коктейли наливают!
И все снова покатилось по утреннему сценарию. День тянулся и тянулся. Я ежеминутно смотрел на часы, но стрелка двигалась невыносимо медленно. Пить много я уже боялся, да и вообще чувствовал себя крайне зажато.
Ленка внешне никак не выказывала своих истинных эмоций, старательно изображая пьяную русскую женщину на курорте. Несколько раз мы втроем ходили купаться, потом Лена с Гришей обследовали все близлежащие лавки с сувенирами и тщательно обсудили их ассортимент. Уже перед ужином мы решили посетить расположенный в отеле золотой центр и убили на это бессмысленное занятие еще некоторое время.
Но главным развлечением были проклятые коктейли. Не удивительно, что жара и спиртное сделали свое черное дело, и к ужину мы были пьяны, как школьники на выпускном вечере.
Лена глупо хихикала и периодически нападала на противного Гришу. Тот же упивался обществом двух благодарных слушателей и без умолку травил байки о своей, как ему казалось, чрезвычайно интересной жизни, даже не замечая ехидных Ленкиных замечаний и моего угрюмого молчания. Меня уже подташнивало от его нескончаемой трескотни, а от солнца и алкоголя все более ощутимо болела голова.
На ужине снова договорились сесть за один столик и на том, наконец, разошлись. Гриша вяло вызвался проводить Ленку, но она отказалась, неубедительно сославшись на мнительность тетки.
…В номере я первым делом залез под душ и довольно долго там стоял. Ленка вошла в душевую и села на унитаз.
- Ты чего так надрался, а? Все утро нес ерунду какую-то… - серьезно спросила она. В отличие от меня она, как оказалась, была почти трезва, и я почувствовал себя дураком: напиваться действительно не стоило.
- Тошнит меня от него… Хорошо, что я спьяну не буйный, а то бы убил его точно… - я выключил душ и вылез из ванной на прохладный пол. – Весь день его слушаю… Ощущение такое, что у меня в голове одна вата. Ненавижу просто!
- Нет, вот пьяных драк с убийствами нам уже не надо. Приходи в себя, и идем ужинать. Хотя, в общем, чем быстрее и натуральнее ты срубишься, тем лучше… Помажься лосьоном, а то ты весь красный как рак, целый день на солнце! – она вручила мне бутылочку с яркой этикеткой.
Я сел на кровать и начал медленно пить нагревшуюся за день минералку. В голове было сыро и пусто, я тупо смотрел, как Ленка ходит по номеру, роется в вещах, с задумчивым лицом разглядывает топики, трусики, туфли, майки…
- Слушай, а он вообще как с женщинами? Вы же там, как я поняла, все со всеми… Журналисты хреновы… А то какой-то он странный.
- Он же маленький еще… Ему лет-то сколько! Он, скорее всего, девственник ко всему прочему, – я мучительно икнул и принялся размазывать по лицу и шее лосьон.
На самом деле о половой жизни Гриши я не знал ровным счетом ничего достоверного. Что, впрочем, уже само по себе наводило на разные мысли: если мужчина не женат и о его пассиях ничего не известно, то вариантов не так много. Недоброжелатели презрительно рассуждали о нестандартной ориентации, более благодушно настроенные наблюдатели полагали, что он все еще девственник. Третьего, собственно, не дано.
Во всяком случае, по его поведению сказать что-либо определенное было сложно. Вместо того чтобы трахать начинающих журналисток, как это обычно делается, или заводить знакомства с женщинами, на которых еще действует романтический ореол работников прессы, он предпочитал выбирать в журналистской же тусовке потасканных барышень, которые даже мне казались староватыми, долго и слезливо за ними ухаживал, таскал цветы, писал стихи, услужливым пажом сопровождал их на столь любимые ими «интеллектуальные фильмы» - короче, делал все, чтобы выглядеть настоящим мужчиной, но в результате выглядел еще большим идиотом.
- Блин, еще и девственник. Как представлю себе, что с этим животным придется возиться, аж мерзко становится… - она не обращалась ко мне, а просто рассуждала вслух, и я предпочел не встревать.
- Я вот на него смотрела и все думала, какой у него член. И почему-то мне показалось, что он тонкий и такой... длинный. Такая сосиска… - Она с непередаваемой грацией надела белые стринги и принялась разглядывать себя в зеркало.
Красочное и неожиданно натуралистичное описание половых органов журналиста Пенникова вызвало у меня приступ брезгливости. Я никогда не питал решительно никаких иллюзий относительно морального облика моей подруги, но почему-то в этот раз ее циничные приготовления повергли меня в замешательство. Благо я быстро устыдился непонятно откуда взявшегося во мне пуританства и, ничего не сказав, сосредоточился на втирании в обожженную кожу лосьона.
– Или не надевать их вообще? Блин, главное, чтоб месячные сегодня не начались, а то... Хотя если девственник, то не проблема, – она извлекла откуда-то полупрозрачные стринги, некоторое время задумчиво покрутила их в руках, потом сняла ранее надетые белые и грациозно впорхнула в полупрозрачные. Судя по всему, это было окончательное решение, потому что потом она положила в маленькую сумочку какие-то гигиенические причиндалы и огляделась по сторонам.
- Вроде не должны же? – автоматически спросил я, все еще под впечатлением от экспресс- стриптиза, увиденного только что. Между тем я явственно вспомнил наши сборы и ее заверения, что месячные начнутся как раз по возвращении. «То есть, не появись тут Гриша, последние дни все равно были бы несколько омрачены», - констатировал я про себя, но вслух ничего не сказал. В конце концов, лично мне эти дни никогда не мешали, да и сейчас такие мелочи ничего уже не значили на фоне всего остального.
- Не должны… Но с таких нервов всякое может быть… Да и вообще, я тебе наврала, они у меня по плану как раз вот с завтрашнего дня.
«Наврала!» - повторил я ее ответ. Вот так, оказывается, можно сознательно наврать и потом спокойно в этом признаться. Что-то все-таки меня в этой ситуации раздражало, и я неожиданно для себя выдал:
- Слушай, а ты вот так… просто рассуждаешь про его… Про трах с ним… Я поражаюсь.
Как только я закончил фразу, мне стало стыдно от запоздалого понимания всей неуместности моих моральных проповедей.
- Ага, давай сейчас обсудим, какая я шлюха и сука, – я ожидал более сильной реакции. – Мне же надо как-то войти в ситуацию… Мне же трахаться с ним, любовничек… Может, я хочу словить немножко кайфа от того, какая я грязная шлюха…
- Прости… Я какую-то ерунду сказал, – я неуверенно подошел к ней и неловко обнял сзади.
- Ты постоянно несешь ерунду, я уже привыкла… - Лена легким движением выскользнула из моих неловких и неуместных объятий. Натянув полупрозрачный топик и подростковую юбчонку из выцветшей джинсы, она несколько секунд созерцала несколько пар обуви и, приняв решение, взялась за изящные туфли.
Эти туфли я отлично знал. Как-то она приехала ко мне в них, в похожей юбке и чулочках. Пока она шла от машины до подъезда, обернулись все, кто оказался в этот час во дворе. Я взял ее прямо в коридоре, и вид торчащих в разные стороны ножек в изящных туфлях и чулках, будто кадр из второсортной эротики, навсегда поселился в моем сознании. Что ж, наверное, это был идеальный выбор для такого случая.
- Ну, налей мне виски для храбрости, да и пойдем, любовничек, – она самодовольно разглядывала себя в зеркале, как-то очень по-детски покачивая сумочкой.
Ужин прошел все в том же режиме: Гриша продолжал ораторствовать, я поддакивал, а Ленка откровенно и очень чувственно кокетничала.
Кстати говоря, мои подозрения насчет изобилия гардеробных принадлежностей у этого субъекта подтвердились. До фрака дело не дошло, но нам были явлены белые холщовые шорты и майка с надписью Red Sea, давшая Грише повод поведать нам полную щенячьих восторгов историю о его прошлогодней поездке куда-то в недорогой и банальный Египет.
Я делал вид, что пьянею все сильнее и сильнее, и, когда мы переместились в бар, демонстративно заказал несколько порций виски, но пить не стал, незаметно (во всяком случае, мне так показалось) вылив их под стойку.
Началось представление, что-то с народными танцами и песнями. Лена уже полностью завладела вниманием Гриши, и, когда я заявил, что мне плохо, меня никто не стал удерживать.
В номере я сначала встал под душ, потом пытался читать, но в голову ничего не лезло. Телевизор тоже ничего интересного мне предложить не смог. Наконец, я вышел на балкон, сел в кресло и решил тупо дожидаться Ленку на свежем воздухе.
Алкоголь выветрился на удивление быстро, и, сидя на балконе и нервно качая ногой, я чувствовал себя то ревнивым мужем, то сутенером, то обманутым мальчиком, поверившим развратной взрослой тете и ожидающим ее вопреки здравому смыслу. Эти образы, один глупее другого, овладевали моим сознанием, заставляя полностью испить причитающуюся каждому из них чашу терзаний. В общем, я успел и озвереть от ревности, измучиться, почему она так долго не возвращается с «задания» (этим словцом с тухлым привкусом казармы и бесконечных сериалов я лицемерно обозначил для себя то, чем сейчас должна была заниматься Ленка), обидеться на нее, а потом и испугаться, вдруг она вообще не придет...
Эта последняя мысль меня особенно выбивала из колеи. Между тем время шло, а Ленки не было. В конце концов, он же не герой-любовник, чтобы она с ним там тешилась всю ночь? Может быть, они сейчас договорятся без меня, и я окажусь крайним? Эта вздорная мысль напугала меня, и я принялся судорожно думать, возможно ли такое. Я уже нарисовал себе картину принесения меня в жертву Ленкиным интересам, и от ее мрачности и достоверности мне стало неуютно и страшно.
В это время в дверь постучали, и я побежал открывать.
В полумраке коридора выражение ее лица было неразличимым, но, когда Лена шагнула в комнату и уличный фонарь осветил ее, стало ясно, что ситуация каким-то образом вышла из-под контроля.
13.
- И что? Что случилось? Как все прошло? – ощущая всю непристойность своего статуса, я все-таки торопился услышать новости. Часы, проведенные в ожидании и тревожном неведении, давали себя знать: хотелось новостей.
- Месячные у меня начались... - она пошла в туалет.
- Прямо там? С ним? – я представил себе эту ситуацию в живописных физиологических подробностях, но Лена не дала мне дофантазировать и продолжила:
- Нет, только что… Сейчас… А там… там все плохо, любовничек.
Она молча приняла душ, потом надела трусики, накинула короткий халат и, растерянно осмотрев номер, взяла с тумбочки пачку сигарет.
- Пойдем посидим на берегу... А то мне что-то душно.
До пляжа мы шли молча, она курила, а я не решался задавать никаких вопросов. Что могло случиться? Все что угодно, но я даже не пытался строить никаких предположений. Развязка в любом случае приближалась, спешить было некуда.