Играем в "Спринт" - Борисов Николай Сергеевич 11 стр.


Гость поскрипел половицами и направился к кухне. Еще шаг, и он вырос на пороге, заслонив собой весь дверной проем. Мать честная: Герась собственной персоной - прошу любить и жаловать! Воистину легок на помине!

- Салют, - сказал он, шныряя по сторонам заплывшими жиром глазками.

- Салют, - сказал я.

- Как жизнь?

- Течет, как видишь, - ответил я уклончиво. - Зачем пожаловал?

Он покрутил своей усеченной башкой. Спросил, показывая через плечо:

- Ты один?

- Нет, опер под столом прячется. С магнитофоном.

- Чего мелешь?! - недоверчиво покосился он, но не поленился и, присев на корточки, заглянул под стол.

- Ну ладно, хватит! - Я не забыл прием, который он оказал мне в день нашего знакомства, но с тех пор кое-что изменилось. Мы поменялись ролями, и я не отказал себе в удовольствии подчеркнуть это. Конечно, в доступной форме. - Выкладывай, чего надо. И покороче, у меня время не казенное.

Пустая затея: Герась обладал толстой кожей - булавочные уколы на него не действовали. Он втиснул свои пудовые кулаки в карманы шортов, прошелся, обживая пространство, отчего в кухне сразу стало и тесно и неуютно.

- А ты времени зря не терял. - Он показал на оставшуюся неубранной постель. - Неплохо устроился, а?

Меня так и подмывало поставить его на место, но я не мешал ему высказаться, ибо не сомневался, что немного погодя обо всем увиденном и примерно в тех же выражениях он доложит тому, по чьей указке здесь находился.

- Она девочка что надо, аппетитная. Не гляди, что худенькая. Последовал игривый жест и кивок в мой адрес. - Везет же некоторым...

- Меньше суй нос в чужие постели - повезет и тебе.

Нарывчики на его лице предательски побагровели. Не иначе как я ненароком задел больное место.

- Ты по делу или как?

- Да вот шел мимо, вспомнил про тебя. Дай, думаю, загляну. Ты ж говорил, что у Кузи остановишься.

- Ну заглянул. Дальше что?

Герась пропустил мою реплику мимо ушей.

- Чаи гоняешь?

- А ты против?

- Да нет... Может, угостишь?

- Перебьешься.

Мне не было жалко чая. Да и ему он был ни к чему. Просто шло взаимное прощупывание: он хотел убедиться, что я по-прежнему нуждаюсь в его услугах, а я намеревался внушить, что стремление к контакту с моей стороны не столь уж велико.

- Перебьешься, - повторил я.

- Что-то ты сегодня больно суровый, - насторожился он. - К чему бы это?

- Все к тому же. Давай ближе к делу. А нет - проваливай. Нечего из себя козырного туза корчить.

В компании мальчиков, которыми верховодил на толчке, Герась, понятное дело, привык к более почтительному обращению и теперь, обескураженный холодным приемом, перебирал в уме инструкции, полученные от хозяина. То, что он всего лишь марионетка, действиями которой управляют на расстоянии, уже не вызывало у меня сомнений. Доказательством тому был вчерашний обыск.

- Слушай, - выдавил он после глубокого раздумья, - да ты никак нашел, что искал?

- Не твоя забота. - Важно было не перегнуть палку, она и без того угрожающе потрескивала. - С вами найдешь, только языками трепать умеете.

У него внутри что-то сработало, точно кассовый аппарат выдал чек на покупку, и он малость приободрился:

- Не нашел?

- Я этого не говорил.

Однако Герась предпочитал обходиться без дипломатических тонкостей:

- Не финти, отвечай прямо: нужен тебе покупатель или нет?

- Ну, допустим, нужен.

- А без "допустим"?

- Нужен.

- Тогда собирайся, - тоном, не допускающим возражений, сказал он. Да поживей. Там разберемся.

* * *

- Одну минуточку, молодые люди! - Давешняя старушка, дремавшая у медицинских весов, завидев нас, встрепенулась и помахала зажатыми в кулачке лотерейными билетами. - Не желаете приобрести? Через неделю тираж!

Герась на ходу выудил из кармана горсть мелочи и остановился, отсчитывая монеты:

- Давай, бабка, авось у тебя рука легкая.

- Легкая, легкая, - согласно закивала старушка, протягивая сложенные веером билеты.

Герась, зажмурившись, вытянул наугад три штуки.

- А ты ж чего, сынок? - спросила она и посмотрела поверх допотопных очков молодыми не по возрасту глазами. - Бери. Или снова торопишься?

- Тороплюсь, бабушка, - сказал я. - В другой раз непременно возьму.

- Пошли, пошли, кончай трепаться. - Герась спрятал билеты в карман. Опаздываем.

Мы в темпе отмахали три квартала и свернули в безлюдный переулок, полого спускающийся к набережной. Он был нешироким, почти лишенным растительности. В просвете между крайними домами виднелась пепельно-серая полоска моря.

- Далеко еще? - спросил я.

- Уже пришли, - сказал Герась и направился к бару "Страус", вывеска которого висела поперек тротуара.

Он уверенно распахнул тяжелую дверь с медными поперечными полосами, с висевшей на гвозде трафареткой "Закрыто" и пропустил меня вперед.

В прохладном помещении мягко жужжал вентилятор. День стоял пасмурный, и внутри было сумрачно. Даже темно. Свет горел лишь в противоположном от входа углу. Там, на расположенных позади стойки полках, красовались сигаретные блоки, всевозможные вымпелы, пластинки, портреты эстрадных звезд - короче, целый иконостас для молящихся на подобные культовые причиндалы, а вместо лампадки горел розовый фонарь, освещавший многоярусную батарею разнокалиберных бутылок.

Под Герасем взвизгнуло обтянутое кожей сиденье. На этот звук, раздвинув бамбуковую занавеску, вышел худощавый парень в полосатой майке и широченных, усыпанных звездами подтяжках.

- Как дела, Витек? - приветствовал его Герась.

- О'кэй, - односложно ответил тот, пережевывая жевательную резинку.

- Клиента вот привел - наш кадр. Знакомься...

Витек бросил мимолетный взгляд, и я понял, что с этой секунды моя долговязая фигура, лицо, включая форму носа и разрез глаз, прочно отпечатались в его памяти. Что ж, будем считать, знакомство состоялось - я ведь тоже на память не жалуюсь.

- Мы не опоздали?

Бармен вопросу не удивился - надо полагать, знал, зачем мы пришли и кто нам нужен.

- Придется подождать, - сказал он, жестом приглашая меня сесть на высокий, обитый красной кожей табурет. - Вам кофе?

- Да, покрепче, - сказал Герась. - Чтоб с пенкой.

- И бутерброд с ветчиной, - добавил я, различив в полутьме поднос с едой. - Можно два.

Витек, не переставая двигать челюстями, поколдовал над кофеваркой, поставил перед нами чашечки величиной с наперсток, два стакана с водой и блюдце с бутербродами, после чего удалился, прошелестев бамбуковой занавеской.

- Музыку вруби! - крикнул вдогонку Герась.

Витек не откликнулся, но немного погодя из невидимых колонок заструился высокий медоточивый голос Демиса Русоса. Он, как водится, пел о солнце, о море, о неземной любви к красавице Афродите.

- Годится, - одобрил мой спутник и небрежно кинул на стойку пачку с золотым тиснением. - Кури.

Я отказался.

- Это же "Данхил", чудик! - поднял он брови. - Такие в магазине не купишь.

- Не имеет значения. Бросил. - Я принялся за декорированный петрушкой ломтик ветчины.

- Ну как знаешь... - Он спрятал пачку в нагрудный карман. Отхлебнул из чашки. - А погода сегодня ничтяк, не жарко.

Ох уж эти мне светские разговоры! Я попробовал кофе и запил его глотком холодной воды. Получилось очень недурно.

- Так откуда ты, говоришь, приехал? - спросил Герась.

- Говорю, что издалека. А что?

- Да так, любопытно.

- Про летающие тарелки слышал?

- Ну?

- Так вот я оттуда. Прибыл для налаживания контактов с братьями по разуму.

Он осклабился:

- С тобой не соскучишься.

- Очень этому рад, - сказал я, польщенный.

- Надолго к нам?

- Надолго.

- Дело или так, проветриться?

- Дело. Или так, проветриться. Выбирай, что больше нравится.

- Нет, я серьезно.

- Ах, серьезно. Ну, если серьезно, на работу вот думаю устраиваться.

- На работу? - заинтересовался он. - И куда?

За последние дни приходилось столько врать, что для разнообразия я позволил себе сказать правду:

- В милицию.

Он поперхнулся. По-моему, первым его побуждением было бежать сломя голову, однако встроенный в тесную черепную коробку механизм вновь сработал и выдал шпаргалку. Герась тупо уставился в чашку, потом на мой недоеденный бутерброд и наконец вымолвил:

- Ну шуточки у тебя! Меня аж в пот бросило. - Посидел в раздумье. Черт с тобой, не хочешь - не говори. Мне лично наплевать.

"А кому не наплевать?" - чуть было не спросил я.

- Давай так, - продолжал он, желая, по-видимому, обрести твердую почву под ногами, - давай по существу. Ты говорил, что у тебя есть валюта?

- Говорил.

- Я нашел покупателя, правильно?

- Пока я его не вижу.

- Он подойдет. - Герась посмотрел на "сейку", скрепленную на запястье необъятным по длине браслетом. - Должен подойти. Обещал. Но наперед нам с тобой надо кое-что обсудить.

- Что именно ты хочешь обсудить?

- Я о своей доле. Сколько ты мне отвалишь?

Да, изящным такой подход не назовешь!

- За что? - спросил я.

- Как за что? - оскорбился он. - Ты что ж, воображаешь, что я за красивые глаза стараюсь?

- А ты стараешься?

- Не морочь голову! Гони монету! Иначе...

- Что иначе? - Я облокотился о стойку. - Ты меня за кого принимаешь? За благотворительный комитет? Я даром деньги не плачу.

- Как это даром?

- А так. Где твой покупатель?

- Я же сказал, придет.

- Вот когда придет, тогда и обсуждать будем. Кстати, на который час вы с ним условились?

- На двенадцать.

- На двенадцать?! - искренне возмутился я. - Ты что, издеваешься? Уже час дня!

- Не час, а без четверти, - поправил он. - А если и час. Сказано ждать, значит, будем ждать.

- И до каких пор?

- Хоть до вечера.

Не зная, пригодится мне это или нет, я решил воспользоваться случаем, чтобы набить себе цену. К тому же опоздание вполне могло быть подстроено специально, как и вчерашняя слежка. Если не самим Герасем, то его хозяином.

- Ну нет, ребята, играйте в эти игры без меня. - Я встал.

- Ты куда? - Он встал тоже.

- Неважно. Так серьезные дела не делаются. Заруби себе это на носу и дружку своему передай. А мне здесь больше делать нечего. Пока. Привет семье.

И с чувством оскорбленного достоинства я направился к выходу из бара. По моим расчетам, Герась должен был не мешкая ринуться следом. Но он этого не сделал, во всяком случае, не торопился. Я успел дойти до угла, прежде чем услышал за спиной его учащенное дыхание.

Знать бы, на что ушли эти минуты! На совещание с барменом? С самим хозяином, который все время находился где-то рядом, за бамбуковой занавеской, и подслушивал наш разговор - недаром в помещении была этакая темень. А может, Витек и есть хозяин и ему не понравился наш спор с Герасем?

"Ну-ну, не сгущай краски, - осадил я себя. - Вспомни Русоса. Если бы вас подслушивали, то наверняка выключили бы музыку. Какое ж подслушивание при таком шуме!"

- Слышь, как тебя, подожди... - Герась догнал меня и дернул за рукав рубашки. Физиономия у него при этом была просительная и вроде как виноватая.

- Ну, что еще?

- Дай передохнуть... - Его грудь вздымалась, усиленно поглощая кислород, а глаза в узких, как бойницы, прорезях были беспокойны и трусоваты. - Сейчас... сейчас мы с тобой на тропу пойдем...

- На какую еще тропу?

- На обыкновенную... Маршрут есть такой. Стас по нему курсирует...

2

- Ох, засекут меня, ох, засекут... - бубнил Герась не переставая.

Он крепко приуныл, мой покровитель, и, думается, не без причины: позволив мне уйти из бара, он таки нарушил данные свыше инструкции. А тут еще гонорар за посредничество уплывал из-под пальцев. Есть от чего прийти в отчаяние.

- Чует мое сердце, влипну, ох, влипну...

Сопровождаемые его негромкими жалобными стенаниями, мы дошли до драматического театра и остановились под аркой у главного входа.

Даже отдаленно не представляя, как выглядит человек, которого караулим, не зная, предстанет ли он перед нами в бескозырке или, скажем, проедет мимо в кресле на колесиках, я тем не менее подверг ревностному осмотру всех, кто находился на площади перед театром. Их было немного на этом голом и пустынном в дневные часы пятачке: ватага мальчишек-велосипедистов, две-три парочки, спутавшие день с ночью и страстно обнимающиеся на виду у впавших в полудрему пенсионеров, да женщина с коляской - в Стасы никто из них явно не годился.

"Неужто снова облапошили? - подумал я, зараженный пессимизмом своего спутника. - Неужто опять, сам того не желая, я лью воду на чужую мельницу?"

Назад Дальше