Пока она говорила, в глазах постепенно набухали слезы, а когда замолчала, они побежали по ее щекам, по ее милому носику и стали падать на стол. Теперь уже почти все, кто находился в зале, смотрели на них. На лице японки в кимоно застыло обеспокоенное выражение.
— Не буду тебе больше надоедать, — сказал Сатакэ. — Возвращайся к своим обязанностям и забудь обо мне.
Анна молчала. Он поднялся и расплатился по счету. Цзинь с вежливой улыбкой проводил гостя до двери, но больше никто к нему не подошел. Что ж, так и должно быть, подумал Сатакэ. Этот мир перестал быть его миром.
В тот день, когда полиция пришла в клуб, Сатакэ уже после первого допроса понял: убитая женщина не отпустила, она все еще держит его, несмотря на то, что с тех пор минуло семнадцать лет. И вот теперь воспоминания, которые он так тщательно держал под замком, вырвались наружу, и он беззащитен перед ними, как беззащитен перед гурманом прячущийся в треснувшем панцире лобстер.
Он давно не был дома, если быть точным, почти четыре недели. За дверью его приветствовал тяжелый запах слишком долго остававшейся запертой квартиры. Из комнаты доносились приглушенные голоса, и Сатакэ, быстро сбросив обувь в прихожей, поспешил туда. В темноте мигал свет — телевизор еще работал. В тот злосчастный жаркий день, торопясь на встречу с Анной, он, очевидно, забыл его выключить, а те, кто приходил потом обыскивать квартиру, тоже не потрудились нажать кнопку. Горько усмехнувшись, Сатакэ сел на пол перед мерцающим экраном.
Лето заканчивалось, и звон у него в голове постепенно слабел. Сатакэ поднялся и подошел к окну. Снизу, с Яматэ-авеню, поднимался шум и запах отработанного бензина, но вместе с ними через окно вливалась, вытесняя затхлый воздух, приятная вечерняя прохлада. На фоне черного неба четко выделялись освещенные прямоугольники небоскребов. Вдыхая смешанную с пылью прохладу, он говорил себе, что теперь все будет хорошо. Сделать осталось совсем немного.
Сатакэ открыл дверь кладовой, куда складывал старые газеты. Бумага отсырела и начала желтеть, но он все же начал перелистывать слипшиеся страницы, отыскивая статьи, посвященные убийству в парке Коганеи. Наткнувшись на что-то, Сатакэ клал газету на пол и выписывал заинтересовавшую его информацию в блокнот. Закончив с этой работой, он сел на пол и перечитал сделанные заметки.
Потом поднялся и выключил телевизор. Пора идти. Держаться не за что, как и нечего терять. Он пересек глубокую реку, и мост за ним рухнул. Пути назад нет. Сатакэ охватило возбуждение, подобного которому он не испытывал с тех пор, как давно, лет двадцать тому назад, был мальчиком на побегушках у главаря банды. Блуждать бесцельно по мрачным улицам ночного города и знать, что возвращаться некуда, — в этом было что-то странно знакомое.
Он улыбнулся про себя, подумав, что и то и другое чувство обещают освобождение.
Новая работа
1
Дошла до точки. Докатилась. Кунико перевернула квартиру, обшарила все уголки, заглянула во все ящики, проверила все карманы — ничего, кроме жалкой мелочи и нескольких бумажек по тысяче йен в сумочке. Она уставилась на небольшой настенный календарь, но чем дольше смотрела на него, тем яснее сознавала неизбежность приближающейся встречи с Дзюмондзи. Масако устроила настоящий спектакль, когда уверяла его, что все будет в порядке, что они расплатятся с ним в срок, даже если придется сделать еще один заем, но время шло, а о проблемах Кунико не вспоминал никто, кроме ее самой. Даже Яои, похоже, забыла, что обещала расплатиться с подругой. По крайней мере пока Кунико не получила от нее ни йены.
Эти двое втянули ее в жуткое преступление, сделали своей сообщницей, а потом попросту бросили, как рыбку на берегу. В порыве ярости она смахнула лежавшие на столике глянцевые журналы мод. Потом, успокоившись, села, подтянула ногой ближайший, перевернула страницу и на несколько мгновений унеслась в сказочный мир, который обещали красочные рекламные картинки ее любимых фирм: «Шанель», «Гуччи», «Прада»… туфельки, сумочки, новые модели осеннего сезона…
Журналы были из мусорного бака, на них остались жирные пятна, но Кунико не трогали такие мелочи — ведь они достались бесплатно. Сроки ее собственной подписки давно истекли, так что в почтовом ящике было пусто, и она почти никуда не ездила, потому что не могла позволить себе заправить бак. Когда из всех развлечений человеку доступны только мыльные оперы да ток-шоу, он уже не воротит нос от выброшенных журналов. А ее финансовое положение в последнее время приблизилось к критическому — во-первых, из-за исчезнувшего бесследно Тэцуи, а во-вторых, потому что в августе она пропустила несколько ночных смен и в результате получила значительно меньше, чем обычно. Неудивительно, что деньги в конце концов кончились, а сбережений у нее не было уже давно. Нуждаться в самом необходимом, отказывать себе во всем — к такой жизни Кунико не привыкла, это просто было не в ее стиле, и чем сильнее затягивалась петля бедности, тем громче ей хотелось кричать от безысходности.
Она снова просмотрела раздел объявлений в надежде найти подходящую дневную работу, хотя и знала, что нигде ей не заплатят столько, чтобы рассчитаться по кредиту. Может быть, если согласиться на что-то сомнительное, что-то отдающее душком неприличия… Но нет, с ее внешностью на такое надеяться не приходилось, а потому она даже и не стала пробовать. В итоге не оставалось ничего другого, как продолжать работать в цехе, где, по крайней мере, платили более-менее прилично. В ней постоянно существовали, непрерывно сражаясь друг с другом, два неослабевающих импульса: желание быть богатой, модно одеваться и вести праздный образ жизни и комплекс неполноценности, сознание собственной ущербности, проявлявшееся порой столь сильно, что хотелось спрятаться в темноте от чужих оценивающих взглядов, свернуться комочком, сделаться невидимой.
Может быть, стоит объявить себя банкротом? Кунико попыталась представить возможные минусы такого решения, главный из который заключался в том, что ее могли навсегда лишить возможности пользоваться драгоценными кредитными карточками. Можно было бы, конечно, попытаться жить по средствам, но она никогда бы не согласилась на такую жизнь — уж лучше умереть!
Перебрав таким образом все возможные варианты, она вернулась к тому единственному, на который возлагала все надежды: обещанию Яои. Зачем биться головой о стену, когда впереди маячит перспектива сорвать солидный куш?
Решив не откладывать дело в долгий ящик, Кунико набрала номер. Она уже давно хотела позвонить Яои, но до сих пор сдерживалась, боясь, что полиция каким-то образом может прослушать их разговор. Теперь нужда победила страх.
— Это я, Кунико.
— О, — пробормотала Яои.
Похоже, звонок ее не обрадовал, но Кунико не собиралась останавливаться из-за таких мелочей.
— В газетах пишут, что с тебя сняты все подозрения.
— Подозрения? В чем? — растерянно спросила Яои.
Притворяется, что ничего не случилось, со злостью подумала Кунико. До нее доносился какой-то шум и детские голоса. Что-то уж больно они веселы, решила Кунико. Как будто все в порядке, как будто их папочка жив и здоров. Теперь ее раздражение перекинулось и на мальчиков. Им всем хорошо, а о ней никто и не думает.
— Не изображай из себя дурочку. Ты все прекрасно понимаешь. В газетах сообщают, что полиция арестовала владельца казино.
— А, ты об этом. Да, они, кажется, действительно кого-то арестовали.
— Кажется? Тебе чертовски крупно повезло. Уж и не знаю, чем ты заслужила такую удачу.
— Ну, ты ведь тоже была не на высоте, верно? Может, и не стоило бы говорить, но, если бы ты не оставила мешки в парке, его до сих пор бы так и не нашли. Масако ужасно на тебя злилась.
И эта туда! Ну и ну! Тот факт, что Яои, всегда такая тихая и послушная, осмелилась напомнить ей о совершенной ошибке, моментально довел Кунико до кипения.
— Ты… — злобно прошипела она. — Тебе хорошо говорить. Только не забывай, что не я его убила.
— Что тебе нужно? — Голос Яои звучал приглушенно, наверное она прикрыла трубку ладонью. — Чего ты хочешь? Что-то случилось?
— Да, случилось! Я на мели! У меня нет денег! Ты обещала заплатить, но время идет, а я так ничего и не получила. Можешь хотя бы назвать примерную дату?
— Ах, да. Извини, что так вышло. Но ничего определенного сказать не могу. Скорее всего, в сентябре, если ты, конечно, согласна ждать так долго.
— В сентябре? — Кунико едва не поперхнулась от возмущения. — Если не ошибаюсь, ты собиралась попросить денег у родителей. Так почему бы не объяснить, что они нужны тебе прямо сейчас?
— Ну, наверное, можно, — неуверенно протянула Яои. — Даже не знаю…
— Ты действительно собираешься дать мне пятьсот тысяч? Я могу на них рассчитывать?
— Конечно можешь. Заплачу, как и обещала.
— Хорошо. — Кунико облегченно вздохнула — по крайней мере в одном вопросе удалось добиться некоторой ясности. — Но сейчас я в очень стесненном положении. Ты могла бы одолжить мне хотя бы пятьдесят тысяч?
— Извини, но придется еще немного подождать…
— Меня это не устраивает. Попробуй найти какой-нибудь выход. Ты же получишь страховку или компенсацию?
— Нет-нет, о чем ты? — заволновалась Яои. — У него не было никакой страховки.
— Тогда мы с тобой в одной лодке: без мужей, без денег, но со счетами, по которым надо как-то платить. И как ты думаешь жить дальше?
— Сказать по правде, я об этом еще как-то не думала. Пока никаких перемен не планирую, останусь на работе, а потом будет видно. Мама тоже так считает.
Столь пространный ответ на чисто риторический вопрос всколыхнул уже улегшееся было раздражение.
— А что твои родители? Они-то помогут любимой дочери?
— Да, конечно, в этом я и не сомневаюсь. Но многого от них ждать не приходится.
— Хм, я надеялась услышать от тебя кое-что другое. По крайней мере, Масако обещала, что все будет не так.
— Извини, — прошептала Яои. — Мне очень жаль, но по-другому не получается.
— Знаешь, я ведь прошу не так уж и много. Твой отец еще работает — трудно представить, что у него совсем нет никаких сбережений.
Загнанная в угол отчаянием, сознавая, что надеяться больше не на что, она просила, умоляла, требовала, но Яои лишь повторяла, что денег нет, что нужно подождать, и в конце концов Кунико поняла, что впустую тратит деньги, и швырнула трубку на рычаг.
Следующей на очереди была Масако. Встречаясь на фабрике едва ли не каждый вечер, они практически не разговаривали. Узнав, что Масако и Дзюмондзи были в прошлом знакомы, Кунико стала относиться к подруге с еще большей настороженностью. При всех своих финансовых проблемах она по-прежнему отождествляла себя скорее с блестящим миром журналов мод, чем с полумраком грязных переулков, в котором обитали подобные Масако и Дзюмондзи.
Однако день платежа неумолимо приближался, и в такой ситуации не оставалось ничего другого, как идти на самые рискованные шаги. Кунико уже забыла, что именно из-за пренебрежения осторожностью и склонности к авантюрам оказалась замешанной в чужие проблемы. Она позвонила Масако.
На этот раз из трубки не доносилось никаких посторонних звуков, свидетельствовавших о чьем-либо присутствии. Интересно, подумала Кунико, что делает Масако, оставаясь одна в своем большом, чистом, аккуратном доме? Она вспомнила сцену в ванной и поежилась от пробежавшего по спине неприятного холодка. Как там сейчас? Удалось ли ей отмыть забрызганные кровью кафельные плитки? И что чувствует Масако, когда ложится в ванну, где еще недавно теснились набитые человеческим мясом мешки?
После таких картин Масако представлялась ей настоящим чудовищем.
— Это… Кунико… — запинаясь, сказала она.
— Ясно. Подошел срок платежа? — сразу, даже не поздоровавшись, перешла к делу Масако.
По крайней мере, она не стала притворяться.
— Да. И я не знаю, что делать.
— Тогда зачем звонишь? Я тоже не знаю. Решай свои проблемы сама.
— Но ты же сказала, что мы сможем взять кредит в другом месте, чтобы заплатить по текущему счету, — жалобно пробормотала Кунико, уже понимая, что приняла желаемое за действительное.
— Ну так иди и возьми! — отрезала Масако. — Дураков на свете много, так что ты без труда найдешь какого-нибудь остолопа, который согласится дать тебе денег. Расплатись с Дзюмондзи, а потом возьми другой кредит.
— Но это же ничего не решает. Получается просто бег по замкнутому кругу.
— А чем еще, по-твоему, ты занималась всю жизнь, как не бегала по кругу?
— Не разговаривай со мной так! Я только спрашиваю, что мне делать.
— Нет, тебе ведь не нужен никакой совет. Тебе нужны только деньги, и ничего больше.
Кунико даже вздрогнула — таким презрительным тоном с ней еще никто не разговаривал.
— Если уж на то пошло, то почему бы тебе не дать мне немного в долг? Я звонила Яои, но она ничего другого не предлагает, как только подождать.
— У меня нет лишних денег. Уверена, когда все уляжется, Яои расплатится, как и обещала. Наберись терпения и потерпи. Попробуй обойтись тем, что есть.
— Но как, если у меня ничего нет?
— Ты молода и здорова. Придумай что-нибудь.
Кунико бросила трубку. Ладно, придет день, и она еще посчитается с Масако, заставит ее пожалеть о сказанном. Другое дело, что в данный момент о мести можно было только мечтать. Ее переполняла злость.
Зазвонил интерком. Кунико вздрогнула, однако не двинулась с места. Хотелось свернуться в комочек, спрятаться, забиться в угол, пережить хотя бы этот проклятый день. Кунико закрыла уши и потрясла головой.
Звонок не умолкал. Кто там может быть? Еще один детектив? Или, что еще хуже, тот же самый, любопытный, сующий нос в чужие дела Имаи, уже приходивший к ней три недели назад. Ничего существенно важного она, кажется, ему не сказала, но ей очень не понравились его вопросы, его проницательный взгляд. Что, если у полиции появился свидетель, кто-то, кто видел возле парка Коганеи зеленый «фольксваген»? Что делать тогда? Нет, у нее просто нет сил разговаривать с ним сейчас. Уж лучше притвориться, что дома никого нет. Придя к такому решению, Кунико приглушила звук телевизора, но было уже поздно — в дверь постучали.
— Дзэноути-сан? Это Дзюмондзи из «Центра миллиона потребителей». Вы дома?
— Да, — пробормотала она в интерком. — Я знаю, знаю. Но ведь у меня еще есть в запасе несколько дней, разве не так?
— Конечно, срок еще не вышел. — Судя по тону, Дзюмондзи обрадовался, застав ее на месте. — Вообще-то я бы хотел поговорить с вами кое о чем другом.
— О чем?
— Уверен, вас это заинтересует. Не могли бы вы впустить меня на минутку?
Настороженность, как всегда, отступила перед любопытством, и Кунико открыла дверь. Сюрприз — гость держал в руке коробку с пирожными. Она подалась назад, вспомнив про свои толстые ноги, с трудом умещающиеся в короткие мятые шорты. Правда, и Дзюмондзи явился не в костюме — на нем были легкие хлопчатобумажные брюки, солнцезащитные очки и пестрая гавайская рубашка с райскими птичками на черном фоне.
— Извините, что побеспокоил, — сказал он, подавая ей коробку, — мне бы хотелось обсудить с вами кое-что.
Кунико еще колебалась, но его улыбка положила конец сомнениям.
— Входите.
Пока она в спешке собирала разбросанные по полу журналы, Дзюмондзи опустился на диван возле столика и с любопытством огляделся.
— Будете пирожные? — спросила Кунико, расставляя перед гостем блюдечки и раскладывая десертные вилки. В холодильнике нашлась и почти полная бутылка черного чая. — Если вы по поводу платежа, то уверяю вас, все в порядке. — Она знала, что лжет, и, чтобы не выдать себя, опустила глаза. — А деньги я переведу послезавтра. Это ведь еще не поздно?
— Вообще-то я пришел вовсе не из-за кредита, а совсем по другому поводу. — Он достал из кармана пачку сигарет и предложил хозяйке. В последнее время ей пришлось отказывать себе во многих удовольствиях, так что Кунико не стала отказываться и, торопливо закурив, с наслаждением затянулась. — Пожалуйста, оставьте сигареты себе, — великодушно предложил Дзюмондзи.