Плач - Кристофер Джон Сэнсом 9 стр.

– А я дала им вторую, – понуро проговорила королева. – Поставила под угрозу себя и тех, кто под моей защитой.

На этот раз ни ее дядя, ни архиепископ не попытались ободрить ее. Екатерина улыбнулась, но не нежной веселой улыбкой, которая всегда была готова появиться на ее лице, а печальной злобной гримасой.

– Вам пора узнать, что я сделала, – сказала она.

Глава 5

(продолжение)

Мы все посмотрели на Ее Величество, и она тихо проговорила:

– Прошлой зимой мне казалось, что король склоняется в направлении реформ. Он провел через парламент билль, дающий ему власть над церковными пожертвованиями – пал еще один бастион папистского обряда. В то лето я опубликовала мои «Молитвы и раздумья» и чувствовала, что могу без опасений написать еще одну книгу, исповедь миру о своих верованиях, как сделала Маргарита Наваррская. И написала небольшой томик. Я знала, что это может показаться… спорным… и потому тайно хранила его у себя в спальне. Исповедь – о своей жизни, о грехах, о спасении, о вере… – Екатерина внимательно посмотрела на меня, и теперь в ее глазах горел огонь убеждения. – Я назвала книгу «Стенание грешницы». И рассказывала в ней, как в молодости погрязла в предрассудках, полных суеты этого мира, и как Бог говорил со мной, но я отвергала его голос, пока наконец не приняла Его спасительное милосердие. – Ее голос наполнился страстью, и она посмотрела на лорда Парра и архиепископа, но те потупились. А королева продолжала, уже спокойнее: – Это Бог дал мне понять, что моим назначением было стать женой короля. – Екатерина опустила голову, и я задумался, не вспомнила ли она свою любовь к Томасу Сеймуру. – В моем «Стенании» я говорила самыми простыми словами о моей вере, о том, что спасение приходит через веру и чтение Библии, а не через бесполезные обряды.

Я зажмурился. Мне было известно о подобных книгах, исповедях радикальных протестантов о своих грехах и спасении. Некоторые были схвачены властями. Было глупо со стороны королевы написать такую вещь, даже тайно, в эти времена раскола и террора. Она должна была знать это, но эмоции пересилили ее политическое здравомыслие. А надежда, что чаша весов склонилась в пользу реформ, снова оказалась катастрофической ошибкой.

– Кто видел эту книгу? – тихо спросил я.

– Только милорд архиепископ. Я закончила ее в феврале, но потом, в марте, началась история с Гардинером. И поэтому я спрятала ее в свой личный сундук и никому о ней не говорила. – Екатерина вздохнула и с горечью добавила: – Видите, Мэтью, иногда я все же могу быть предусмотрительной.

Я видел, что ее разрывают противоречивые чувства: с одной стороны, желание распространить свои убеждения, а с другой – четкое понимание политических опасностей и страх.

– Книга оставалась запертой в моем сундуке до прошлого месяца, когда я решила спросить мнение архиепископа о ней. Он пришел ко мне сюда и как-то вечером прочел ее при мне. – Королева с задумчивой улыбкой взглянула на Кранмера. – В последние три года мы много говорили о вопросах веры. Мало кто знает, как много.

Томас как будто испытал неловкость при этих словах, но быстро успокоился и невозмутимо проговорил:

– Это было девятого июня. Чуть больше месяца назад. И я посоветовал Ее Величеству ни в коем случае никому не показывать эту книгу. Там ничего не говорилось о мессе, только осуждались тупые римские обряды и отстаивался взгляд, что молитва и Библия – единственный путь к спасению, а такой взгляд наши враги могут трактовать как лютеранский.

– И где теперь эта рукопись? – спросил я.

– В этом-то все и дело, – мрачным тоном проговорил лорд Парр. – Ее украли.

Королева посмотрела мне в глаза:

– И если она попадет в руки королю, то меня может ожидать смерть. И не только меня.

– Но если в ней нет отрицания того, что месса…

– Для короля она все равно слишком радикальна, – возразила Екатерина. – И то, что я писала ее тайно от него… – Ее голос сорвался.

Кранмер спокойно продолжил:

– Он сочтет это неверностью. И это страшнее всего.

– Именно, – печально сказала королева. – Он почувствует себя… уязвленным.

У меня голова пошла кругом, и, чтобы сосредоточиться, я сцепил руки на животе, понимая, что все ждут моего ответа.

– Сколько существует экземпляров этой книги?

– Только один, написанный моей рукой, – ответила Ее Величество. – Я писала ее у себя в спальне, тайно, за запертой дверью, когда со мной никого не было.

– Каков ее объем?

– Пятьдесят страниц убористого почерка. Я запирала ее в крепкий сундук у себя в спальне. Ключ был только у меня, и я носила его на шее. Даже когда спала. – Екатерина приложила руку к корсажу и вытащила маленький ключик. Как и жемчужина, он был на тонкой цепочке.

– Я советовал Ее Величеству уничтожить книгу, – прямо сказал Кранмер. – Само ее существование представляло угрозу.

– Это было девятого июня? – спросил я.

– Да, – ответила королева. – Я, конечно, не могла принимать архиепископа у себя в спальне, поэтому вынесла ее в эту комнату. Это был единственный раз, когда она покинула мою спальню. Я попросила всех слуг и фрейлин выйти, чтобы наша беседа прошла с глазу на глаз.

– А вы говорили кому-нибудь об этой встрече?

– Не говорила.

Все смотрели на меня. Я соскользнул на задавание вопросов, как следователь, и теперь мне было уже никуда не деться от этого. И я подумал, что если что-то пойдет не так, то меня могут сжечь вместе со всеми этими людьми.

– Милорд архиепископ сказал мне, что книгу нужно уничтожить, – продолжила королева. – И все же… Я верила – и по-прежнему верю, – что такой труд, написанный королевой Англии, может обратить людей в истинную веру.

Она с мольбой посмотрела на меня, словно говоря: видите, это моя душа, это истина, которую я познала, и вы должны выслушать ее. Я был тронут, но опустил глаза. Екатерина сцепила руки, а потом вновь посмотрела на нас троих, и ее голос приобрел мрачный оттенок.

– Ладно. Я поняла. Я была не права, – проговорила она и устало добавила: – Такая вера при моем положении – тоже признак тщеславия.

– И вы сразу же вернули рукопись на место, в сундук? – спросил я.

– Да. Почти каждый день я доставала ее. В течение месяца. Много раз мне хотелось позвать вас, дядя.

– Ах, если бы!.. – с чувством воскликнул лорд Парр.

– Если б не лето, если б хотя бы раз или два затопили камин, я бы сожгла ее. Но я колебалась, и дни растянулись в недели. А потом, десять дней назад, я открыла сундук и увидела, что книги нет. Она пропала. – Королева покачала головой, и я понял, каково было ее потрясение.

– Когда вы видели ее последний раз? – осторожно спросил я.

– В тот самый день. Днем я просматривала ее, размышляя, не внести ли какие-нибудь изменения, чтобы ее можно было опубликовать. А потом, к вечеру, король вызвал меня в свои личные покои, и мы разговаривали с ним и играли в карты почти до десяти. У него болели ноги, и ему нужно было отвлечься. Позже, перед сном, я хотела достать ее, посмотреть, чтобы направить мои молитвы, но книги уже не было.

– Были какие-нибудь признаки, что замок вскрывали?

– Нет, – ответила Екатерина. – Никаких.

– Что еще было в сундуке, Ваше Величество?

– Кое-какие драгоценности. Унаследованные от моего второго мужа и его дочери, дорогой Кэтрин Невилл, которая умерла этой весной. – Лицо королевы исказилось печалью.

– Все эти драгоценности немало стоят, – сказал лорд Уильям. – Но не исчезло ничего, кроме рукописи.

Я задумался.

– Сколько времени прошло после этого до… м-м-м… инцидента между Ризли и королем?

– Три дня. – Королева горько усмехнулась. – У меня есть причина хорошо помнить недавние дни.

– Моя племянница сразу же сообщила мне, – сказал Парр. – Узнав о существовании этой книги и о случившемся, я пришел в ужас.

Я перевел взгляд на этого старого человека.

– Насколько я представляю, природа кражи делала затруднительным проведение расследования во дворце.

Уильям покачал головой:

– Мы не посмели никому сказать. Но я узнал у стражи, кто в те часы входил в спальню королевы. Ничего необычного: паж-уборщик, горничная, приготовившая постель. И Джейн ее дурочка, заходила посмотреть, где королева. Дурочке Джейн, как шутихе королевы, разрешается бродить повсюду, – раздраженно заметил лорд. – Но у нее не хватит сообразительности, даже чтобы украсть яблоко.

– Выяснение того, кто имел доступ к спальне в течение тех часов, очень важно, – заметил я. – Но кто-то смог узнать о существовании книги до этого и воспользовался часами, когда Ее Величество была у короля, чтобы совершить кражу.

– Каким образом? – спросила королева. – Я держала ее в тайне, никому не говорила и запирала ее.

Лорд Парр согласно кивнул.

– Мы не понимаем, как это было сделано, и не знаем, что делать. И чувствуем себя парализованными.

– И как раз в это время я должна была разыграть страшную сцену с Ризли и королем, – добавила королева. – Зная, что моя книга пропала, зная, как она может разгневать короля, если ее опубликуют. – Она закрыла глаза, сжав жемчужину у себя на шее. Мы все наблюдали за ней, и, увидев это, она разжала руку. – Со мной всё в порядке.

– Ты уверена? – спросил лорд Парр.

– Да, да. Но продолжайте рассказ, дядя.

Уильям взглянул на меня:

– А потом мы услышали об убийстве у собора Святого Павла.

– Об убийстве? – живо переспросил я.

– Да, тут замешано и убийство. Книгу украли из сундука в какое-то время вечером шестого июля. А в прошлое воскресенье, десятого, когда стемнело, в своей небольшой мастерской на Бойер-роуд близ собора Святого Павла был убит печатник. Вы знаете, как в последние годы расплодились эти маленькие лавочки и мастерские вокруг собора – печатники, книготорговцы, иногда даже старьевщики…

– Знаю, милорд. – Я также знал, что многие печатники и книготорговцы были радикалами и что дома некоторых из них в последние месяцы подверглись налетам.

– Печатника звали Армистед Грининг. Его мастерская была просто маленьким сараем, где только стоял печатный станок. У него были неприятности из-за печатанья радикальной литературы, весной у него провели обыск, но против него ничего не нашли. В последнее время он печатал школьные учебники. А в прошлое воскресенье Грининг работал у себя в типографии. Несколько местных печатников тоже работали, они работают до последнего луча солнца, чтобы их станки не простаивали. У него был подмастерье, который ушел в девять.

– Откуда вам известны эти подробности?

– От самого подмастерья и в основном от соседа, у которого мастерская побольше в нескольких ярдах оттуда. Соседа зовут Джеффри Оукден. Около девяти мастер Оукден закрывал свою мастерскую, когда услышал из сарая Грининга страшный шум, крики и призывы на помощь. Он был другом Грининга и пошел посмотреть. Дверь была заперта, но она была непрочной: он налег плечом и сломал ее. И сквозь открытую дверь заметил двоих убегающих в другую дверь, боковую – в этих печатных мастерских так жарко и так пахнет краской и прочими составами, что большинство имеет две двери, чтобы продувало. Но мастер Оукден не погнался за теми двоими, потому что они попытались поджечь мастерскую Грининга – разбросали кипу бумаги и зажгли ее. Оукден сумел затоптать огонь – можете себе представить, ведь такой сарай мог вспыхнуть как факел!

– Да.

Я видел такие кое-как построенные деревянные пристройки у стен на свободных клочках земли вокруг собора и слышал постоянно раздающиеся в них громкие ритмичные удары.

– Только погасив огонь, он увидел несчастного Грининга, лежавшего на земляном полу с пробитой головой. И в руке Грининг сжимал вот это. – Лорд Парр полез в карман своего камзола[16] и осторожно вынул клочок дорогой бумаги, исписанный аккуратным почерком и с бурыми пятнами высохшей крови. Он протянул его мне, и я прочел:

Здесь страница кончалась, обрывалась. Я взглянул на королеву.

– Это ваш почерк?

Она кивнула:

– Это предисловие к моей книге. «Стенание грешницы».

– Оукден прочел это и, конечно, из заглавия понял всю его важность. Божьей милостью он добрый реформатор, и потому лично принес это во дворец и устроил так, чтобы оно попало мне в руки. Позже я поговорил с ним. Только после этого он вызвал коронера и рассказал обо всем, что видел, кроме, по моему распоряжению, этого клочка бумаги. К счастью, коронер сочувствует реформам и пообещал, что если что-то выплывет, он сообщит мне. И ему очень хорошо заплатили, – добавил Парр ворчливо. – И пообещали заплатить еще.

Тут снова заговорила королева, и ее голос выдавал, что она на грани отчаяния:

– Но он не выяснил ничего, ничего. И потому я предложила обратиться к вам. Вы единственный, кого я знаю вне двора и кто может провести такое расследование и, возможно, решить этот вопрос. Но только если вы согласны. Я понимаю страшную опасность…

– Он уже пообещал, – сказал лорд Парр.

– Да, я обещал, – подтвердил я.

– Тогда спасибо вам, Мэтью, от всего моего сердца, – проговорила Екатерина.

Я посмотрел на обрывок бумаги.

– Нетрудно заключить, что Грининг держал рукопись в руках и не давал ее вторгшимся, а убийца выхватил ее у него, но верхняя часть страницы осталась в руке убитого.

– Да, – кивнул лорд Уильям. – И тут убийцы услышали, как в дверь ломится мастер Оукден, и убежали. Они не хотели, чтобы их узнали, и даже не задержались, чтобы забрать клочок бумаги из руки убитого.

– Или, скорее всего, вовремя не заметили его.

Парр кивнул:

– Вам следует знать, что это не первое покушение на жизнь Грининга. Он жил в том же сарае, где и работал, в страшной бедности. – В аристократическом отвращении лорд сморщил нос. – У него был молодой подмастерье. За несколько дней до того мальчишка рано утром пришел на работу и увидел, как какие-то двое людей пытаются вломиться в сарай. Он поднял тревогу, и они убежали. Но, по словам подмастерья, это были не те, кто вскоре напал на Грининга и убил его.

– Нашей первой догадкой было, – сказал Кранмер, – что Гринингу дали рукопись, дабы он ее напечатал. Но в этом не было смысла. Ее мог бы напечатать католик, чтобы книгу раздавали на улицах, и таким образом погубить королеву.

– Да. – Я задумался. – Конечно, если она попала в руки Гринингу, а его взгляды были такими, как вы говорите, он сделал бы ровно то же, что и Оукден, – вернул бы ее. Может быть, Грининг был тайным католиком?

Архиепископ покачал головой:

– Я провел тщательное расследование. Грининг всю жизнь был радикалом, известным человеком, как и его родители. – Он многозначительно посмотрел на меня.

«Известным человеком». Это означало, что семья Грининга принадлежала к старой английской секте лоллардов, которая пришла к заключениям, схожим с тем, что говорил Лютер, о центральном месте Библии для спасения души, и к радикальным воззрениям на мессу за сто лет до него. Теперь многие из них склонялись к краю протестантизма: со своей долгой историей преследований они имели богатый опыт в пребывании тайным обществом. Как и любые радикалы, они вряд ли могли иметь желание причинить вред королеве.

– Есть ли в документе что-нибудь еще, по чему можно заключить, что это написано королевой? – продолжил я расспросы.

– Все написано ее рукой, – ответил Уильям.

– Но по книге в целом нельзя мгновенно узнать автора, как по этому отрывку из предисловия?

– Даже поверхностный читатель поймет, кто автор. – Лорд Парр посмотрел на королеву. – Ведь это же личная исповедь о греховности и спасении. Там нет ничего о политике или дворе, но это очевидно написано королевой. – Он покачал головой. – Однако у нас нет ни малейшей догадки, у кого рукопись теперь или как она попала к Гринингу. Дознание было проведено два дня назад и вернулось с вердиктом об убийстве неизвестными лицами.