Да, встретиться с Тайнэном необходимо. Но красный сигнал опасности по-прежнему мерцал перед глазами Коллинза: «Продвигаться осторожно!» И сейчас же он вспомнил о человек куда более надежном и, вполне вероятно, хорошо информированном о делах полковника Бакстера, — о его вдове Ханне Бакстер. Ханна, всегда относившаяся к Коллинзу по-матерински, воспримет его расспросы с пониманием. Но что даст разговор с ней? Она прожила с Бакстером почти сорок лет. Вряд ли у полковника могли быть от нее серьезные секреты.
С другой стороны, почему же в таком случае умирающий полковник послал за ним, а не за ней, чтобы предупредить об опасности? Хотя это можно объяснить, например, тем, что полковник принадлежал к людям, считающим ненужным впутывать женщин в мужские дела, особенно в дела бывшего министра юстиции и его преемника.
Поднявшись в свой кабинет, Крис, Коллинз так и не решил еще, с чего начать.
Усевшись в кресло, он продолжал думать, не обращая внимания на скопившиеся на столе бумаги. И только появление Марион с чашкой горячего чая заставило его решиться.
— Скажите, Марион, где хранятся архивы Бакстера?
— Основной архив, служебный, остался у меня. А личный хранился в несгораемом шкафу в приемной, но примерно месяц спустя после того, как Бакстера забрали в госпиталь, этот шкаф отвезли к нему домой в Джорджтаун. Если вам надо что-нибудь найти, я могу съездить.
— Нет, спасибо. Я съезжу сам.
— Позвонить миссис Бакстер?
— Да, пожалуйста, позвоните ей и спросите, не сможет ли она уделить мне несколько минут сегодня во второй половине дня. Кстати, Марион, я здесь искал меморандум, озаглавленный «Документ «Р». Вы такого не припомните?
— Боюсь, что нет. Документа с таким названием мне подшивать не доводилось.
— Он связан с разработкой тридцать пятой поправки. Не проверите ли вы по досье?
— Сейчас же посмотрю.
К полудню секретарша передала ему два важных сообщения. Первое: она проверила весь архив и никакого документа «Р» не нашла. Коллинз и не удивился. Второе: миссис Бакстер будет рада видеть его в два часа.
Ровно без пяти два машина остановилась на тенистой улице у хорошо знакомого Коллинзу трехэтажного белого каменного особняка начала XIX века. Ослепительно улыбающаяся служанка-негритянка открыла Коллинзу дверь.
— Сейчас позову миссис Бакстер, — сказала она. — Не хотите ли подождать в патио? День сегодня чудесный.
Коллинз прошел во внутренний дворик. Посмотрев на свое отражение в воде бассейна, он уселся в кресло и закурил.
— Привет, мистер Коллинз, — раздался мальчишеский голос.
Обернувшись, он увидел Рика Бакстера, внука Ханны. Рик стоял на коленях на каменных плитах дворика и возился с кассетным магнитофоном.
— Привет, Рик. Что у тебя там случилось с машинкой? Не тянет?
— Никак не включается, — пожаловался Рик. — А мне надо обязательно починить ее к вечеру, чтобы записать телепередачу «История комиксов в Америке». Но ничего не получается.
— Дай-ка мне взглянуть, Рик. Я хоть и не мастер, но все-таки попробую…
Коллинз внимательно проверил, в правильном ли положении находятся клавиши, потом вскрыл магнитофон и сразу же заметил неполадку. Магнитофон заработал.
— Вот спасибо! — воскликнул Рик. — Теперь можно будет записать вечером телик. Я записываю самые интересные передачи и интервью по радио и телевидению. У меня лучшая фонотека в школе!
— Когда-нибудь пригодится, — сказал в ответ Коллинз и подумал: «Кассетный век. Интересно, умеют ли эти ребята грамотно писать, даже такие толковые, как Рик».
— Привет, ба, — услышал он голос Рика и поспешно встал, чтобы поздороваться с Ханной. Когда она подошла ближе, он обнял ее и поцеловал в щеку.
— Мне очень жаль, — сказал Коллинз. — Очень, очень жаль.
— Спасибо, Кристофер. Признаться, я рада, что все уже позади. Не могла смотреть, как он мучился. Сказать не могу, как мне не хватает Ноя. Но такова жизнь. Все там будем. — Она обернулась к внуку. — Оставь нас, Рик, иди в дом. Садись за учебники, и чтобы до вечера никакого телевизора.
Мальчик ушел, и Ханна Бакстер еще долго вспоминала о Бакстере, о прожитых вместе хороших годах, но потом вздохнула и сказала:
— Опять я все о нас да о нас. Расскажите лучше, как вам работается.
— Нелегко, — ответил Коллинз.
— Ной говорил, что его работа подобна стройке на зыбучих песках. Что бы ты ни предпринимал, все проваливается глубже и глубже. Но все же если кто и может сейчас справиться, то только вы, Кристофер. Я знаю, как глубоко верил в вас Ной.
— Поэтому он и послал за мной, Ханна?
— Разумеется.
— Что он сказал вам?
— Я была подле него, когда он очнулся. Он очень ослаб и говорил невнятно. Узнав меня, прошептал что-то ласковое, затем попросил: «Позови Криса Коллинза. Должен его видеть. Срочно». Говорил он, конечно, не так членораздельно, но смысл был такой. Поэтому я послала за вами. Жаль, что вы не успели.
— Но почему он не сказал вам то, что хотел передать мне?
— Он никогда не говорил мне о своих служебных делах. Был сдержан. Обсуждал вопросы только с теми, кого они касались. В данном случае он хотел что-то сказать вам. Жаль, очень жаль, что не успели.
— Да, очень жаль, что мне не удалось поговорить с Ноем. Многое стало бы понятнее. Я, например, никак не могу найти в его архиве некоторые дела. Секретарша сказала, что один из сейфов во время его болезни отправили сюда.
— Верно.
— Ханна, можно я загляну в него?
— Но здесь его больше нет. На следующий день после смерти Ноя мне позвонил Вернон Тайнэн и попросил разрешения забрать его на месяц-другой. Он сказал, что должен проверить, нет ли там секретных документов. Я с удовольствием отдала ему сейф и даже почувствовала облегчение — я всю жизнь нервничала из-за этих секретных документов, с которыми имел дело Ной. Так что позвоните Тайнэну. Вам ведь он не откажет.
«Странно, — подумал Коллинз. — Зачем Вернону Тайнэну понадобились личные бумаги полковника Бакстера?»
— Говоря конкретно, я ищу документ министерства юстиции, связанный с тридцать пятой поправкой. Он называется «Документ «Р». Вам он в сейфе не попадался?
— Я вообще ни разу не заглядывала в сейф. Зачем мне это?
— А Ной при вас никогда об этом документе не говорил?
— Что-то не припомню, — покачала головой Ханна Бакстер.
— Как вы думаете, мог он говорить об этом с кем-нибудь из друзей? — продолжал расспрос раздосадованный Коллинз.
— У Ноя было мало друзей, — ответила Хавна. — Он ведь был человеком довольно замкнутым. По работе он чаще всего общался с Тайнэном и Эдкоком, а вот из личных друзей… — Она задумалась. — Да, пожалуй, только один приходит на ум — Дональд. Дональд Раденбау. Он был ближайшим другом Ноя, пока не случилась эта история.
В первый момент это имя ничего не сказало Коллинзу, но он тут же вспомнил громкие газетные заголовки двухгодичной давности.
— После суда Дональда поместили в федеральную тюрьму в Льюисберге, — продолжала Ханна. — И, разумеется, Ной не мог с ним больше видеться, в его положении это было просто неудобно. Ной попал в такую же ситуацию, как в свое время Роберт Кеннеди, когда был министром юстиции и его друг Джеймс Лэндис оказался виновным в неуплате налогов. Кеннеди выступил с самоотводом, поскольку не мог вмешиваться в его дело. Вот и Ной не мог вмешиваться в дело Дональда Раденбау. Но он всегда верил в его невиновность и считал, что совершена юридическая несправедливость. Дональд был его ближайшим другом.
— Да, теперь вспоминаю, — ответил Коллинз. — Дело Раденбау было достаточно громким. Речь, кажется, шла о финансовых махинациях?
— Там запутанная история. Подробностей я не помню. Дональд имел адвокатскую практику здесь, в Вашингтоне, и стал советником прежнего президента. Его обвинили в попытке вымогательства денег или в получении их жульническим путем, точно не помню, у крупных корпораций, имеющих правительственные контракты. Речь шла о миллионе долларов, полученном незаконным путем якобы на проведение избирательной кампании. Во время следствия ФБР вышло на некоего Хайлэнда, и тот согласился выступить свидетелем, чтобы добиться смягчения приговора себе, и свалил всю вину на Дональда Раденбау. Он заявил, что Дональд находится на пути в Майами, чтобы передать деньги третьему участнику аферы. ФБР арестовало Дональда прямо в Майами, но денег при нем не нашли. Он отрицал, что вообще их видел. Тем не менее на ооновании одних лишь показаний Хайлэнда его судили и признали виновным.
— Да, да, — сказал Коллинз, — теперь совсем хорошо вспомнил. Приговор, по-моему, был очень суров?
— Пятнадцать лет, — ответила Ханна. — Ной тогда ужасно расстроился. Он всегда говорил, что советники предыдущего президента сделали из Дональда козла отпущения, чтобы спасти репутацию правительства. Вмешаться в процесс Ной никак не мог. Он принимал меры, чтобы смягчить приговор, но безуспешно. Я знаю, он надеялся, что Дональда выпустят на поруки, когда тот отсидит пять лет. Однако Ноя больше нет, и помочь Дональду теперь некому. Как бы там ни было, Дональд Раденбау — единственный человек, к которому вам стоит обратиться, помимо Вернона Тайнэна.
— Вы полагаете, Раденбау может что-то знать о документе «Р»?
— Трудно сказать, Кристофер, но Ной с ним часто советовался по затруднительным вопросам. — Ханна затушила сигарету. — Вы ведь можете посетить его в тюрьме и сказать, что хотите ему помочь, как помог бы Ной. Может, он и скажет то, что вам нужно. Я могу написать ему, чтобы он доверился вам — другу и протеже покойного Ноя.
— Напишите, пожалуйста, — поспешно попросил Коллинз. — И, разумеется, я постараюсь всячески ему помочь.
— Я так и так собиралась сообщить ему о случившемся. С ним. ведь никто, кроме его дочери, не переписывается. У него очень милая дочь, Сюзи. Сейчас живет в Филадельфии. Я напишу, что вы собираетесь его навестить. Когда вы сможете к нему поехать?
Коллинз мысленно пролистал свой календарь.
— В конце недели я должен быть в Калифорнии. Та-ак. Сообщите, пожалуйста, Раденбау, что я буду у него не позднее середины следующей недели, Большое спасибо, Ханна, это хорошая нить. — Встав, он подошел к ней и поцеловал ее в щеку. — Спасибо еще раз. Будьте здоровы. И, пожалуйста, звоните, если мы с Карен можем чем-нибудь быть полезны.
К машине он возвращался в гораздо лучшем расположении духа, но вскоре его хорошее настроение угасло. Раденбау-то Раденбау, но прежде всего придется выведывать тайну документа «Р» у директора ФБР. Как сделать это, Коллинз еще не представлял, но ясно видел, что рано или поздно это сделать придется. «Лучше раньше, чем позже», — решил он, садясь в машину.
Коллинз встретился с Верноном Т. Тайнэном в половине одиннадцатого следующим утром в конференц-зале, примыкающем к кабинету директора ФБР на седьмом этаже здания имени Гувера.
Коллинз надеялся, что встреча произойдет в кабинете Тайнэна, рассчитывая подсмотреть, там ли находится сейф Бакстера. Но Тайнэн, лично встретивший его у лифта на седьмом этаже, провел министра прямо в конференц-зал, где усадил во главе стола, пристроившись рядом на стуле.
Доставая из портфеля сводки по росту преступности в Калифорнии, Коллинз прислушивался к тому, как Тайнэн шутит со своей секретаршей, подающей чай и кофе. Со времени позавчерашней встречи с патером Дубинским Коллинз все больше и больше подозревал директора ФБР в каких-то еще непонятных, но явно темных махинациях, однако сейчас непринужденное поведение Тайнэна рассеивало эти мысли. Драчливое выражение лица Тайнэна сменилось радушием, весь он был сама прямота и обезоруживающая открытость. Ну как можно подозревать главного стража порядка страны? Должно быть, священник либо преувеличил, либо вообще превратно истолковал слова его эмиссара.
— И не забудьте, Бет, — сказал Тайнэн стоящей у двери секретарше. — Нас не тревожить.
Дверь закрылась, и Тайнэн всецело переключился на гостя.
— Чем могу служить, Крис?
— Я всего на минутку, — ответил, разбирая бумаги, Коллинз. — Готовясь выступать в Лос-Анджелесе, я включил в речь последние данные ФБР по преступности в Калифорнии, полученные вчера от вас…
— Да, они произведут надлежащее впечатление, — кивнул Тайнэн. — Цифры убедительные. Они заставят Калифорнию понять, что поправка к конституции нужна их штату куда больше, чем другим.
Коллинз изучающе рассматривал лист бумаги, который держал в руке.
— Должен отметить, что данные по Калифорнии превышают данные по другим крупным штатам. — Он поднял бумагу. — Они абсолютно достоверны?
— В той степени, в которой можно доверять сообщениям местных полицейских властей, — ответил Тайнэн. — Вы процитируете им их же данные.
— Просто хочу увериться, что у меня под ногами твердая почва.
— И еще какая! С этими цифрами вы заложите прочный фундамент для перехода к вопросу о тридцать пятой поправке.
Коллинз отхлебнул остывший чай.
— Разумеется, я перейду к ней, хотя и намерен выступать осторожно, чтобы не переборщить. Мне бы не хотелось ввязываться в настоящую дискуссию по этому вопросу, и я без энтузиазма отношусь к предстоящей встрече на телевидении. Откровенно говоря, с тех пор как я стал министром, у меня не было времени досконально изучить проект поправки со всеми ее пунктами и подпунктами.
— Ну о том, что вы справитесь, беспокоиться нечего, — сказал беззаботно Тайнэн. — Вы же выступали по поводу тридцать пятой на заседаниях комиссий конгресса и держались просто молодцом. И вы знаете о ней все, что вам нужно.
— Но, может… — заколебался Коллинз, — может, не все?
В глазах Тайнэна промелькнула вспышка беспокойства.
— Что же может быть еще? «Пора», — решил Коллинз.
— Существует своего рода приложение к поправке, именуемое «Документом «Р». В чем именно заключается это приложение? Какова его роль в поправке?
Сохраняя выражение невинного любопытства, Коллинз внимательно следил за Тайнэном.
Насупленные брови Тайнэна поползли вверх, маленькие глаза широко раскрылись. Но прочитать в них нельзя было ничего. Либо Тайнэн прекрасный актер, либо ссылка на документ «Р» абсолютно ему непонятна.
— Роль чего? — переспросил он.
— Документа «Р». Я надеялся, что вы сможете рассказать мне о нем, чтобы я был готов к любым вопросам.
— Крис, я понятия не имею, о чем вы говорите. Откуда вообще взялся какой-то документ «Р»? Что это такое?
— Не знаю. Разбирая старые бумаги Ноя Бакстера, я увидел это название на одном из меморандумов по поводу подготовки тридцать пятой поправки.
— Он у вас с собой? Интересно бы взглянуть, может, его вид освежит мою память.
— В том-то и дело, черт возьми, что у меня его больше нет. Я выбросил его вместе с ненужными старыми бумагами Ноя, но название застряло в голове, вот я и спросил. Думал, может, вы знаете, — он пожал плечами. — Но раз не знаете…
— Повторяю, — сказал Тайнэн твердо. — Я не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите. Вы можете быть совершенно уверены в том, что обладаете всей информацией, необходимой для успешного выступления в Калифорнии. Сделайте свое дело, мы сделаем свое, и Калифорния, без сомнения, примет поправку. Мы поставили все на одну лошадь, заезд всего лишь через месяц, и я не намерен проигрывать, Крис.
— Я тоже, — сказал Коллинз, пряча в портфель свои бумаги. — Что ж, полагаю, что я полностью подготовился.
Выйдя в коридор, Коллинз спустился по лестнице на шестой этаж, обдумывая на ходу результаты встречи. Тайнэн ничем не показал, что имеет хотя бы малейшее представление о документе, который умирающий Бакстер назвал чрезвычайно опасным. И все же… Взгляд его остановился на огромном колодце в центре этажа. Подойдя к нему, Коллинз взглянул вверх. Крыши над колодцем не было. Потом посмотрел вниз, на оживленный пешеходный тротуар, проходящий прямо через первый этаж ФБР. Коллинз вспомнил, как, попав сюда впервые туристом, он спросил сопровождавшего его специального агента, зачем в самом центре здания сделали такой гигантский проем и почему над ним нет крыши.
— Для того, — ответил гид, — чтобы штаб-квартира нашего ФБР выглядела менее замкнутой, таинственной и угрожающей. Ее построили так, что она кажется широко открытой взгляду, чтобы и мы казались общественности открытыми настежь.
«Вот именно, «казались», — подумал Коллинз. Весьма вероятно, что директор так же, как и здание его Бюро, скрывает правду под маской «открытости». Что ж, остается Калифорния, где можно собрать сведения о действиях Тайнэна, а также тюрьма в Льюисберге, где, возможно, он узнает кое-что и о Тайнэне, и о документе «Р».