— То что?
— Скажи, что ничего про меня не знаешь.
Ксения была слишком расстроена чтобы придать значение его словам. Какая безделушка? Какая Валентина? Надо ехать успокаивать Элеонору Станиславовну, если там и так уже «скорые» со всей Москвы в ряд не стоят.
…Никаких машин с красными крестами у подъезда не было. Ксения вздохнула с облегчением, но обрадовалась она рано. Элеонора Станиславовна встретила ее в дверях гостиной. Даже с постели не поленилась встать.
— Милочка, что вы себе позволяете?
— А что такое? — удивилась Ксения.
— Вы бросаете меня там, на кладбище, в компании этого ужасного человека!
— Да что в нем такого ужасного? По-моему, Толя — нормальный парень.
— Ах, так вы знакомы?
— Да, знакомы — с вызовом сказала Ксения. Элеонора Станиславовна уже не казалась ей такой несчастной.
— Может, это вы его ко мне подослали? Да он вас обманывает, милочка! Да, да, да! — энергично затрясла головой синьора Ламанчини. — Но если выбирать между ним и вами, милочка…
— Обязательно надо выбирать?
— Я хочу поскорее отсюда уехать. Я обещала, что обязательно с ним поговорю. Но мое сердце этого не выдержит.
«А оно у тебя есть?» — чуть было не ляпнула Ксения. И тут же услышала:
— Ах, я больна! Я чувствую, что он наговорит мне каких-то гадостей! А я ничего, ну просто ничего не желаю знать! Я хочу в Италию!
— Ну, хорошо, хорошо. — Ксения кинулась успокаивать Элеонору Станиславовну. Лицо той было нездорово бледным. И губы слегка посинели. Может, и правда, сердце? Заморила себя диетами, иссушила солевыми ваннами. Если в пятьдесят лет так вот выглядеть, даром это не проходит. Ксения одернула свитер на полной груди и подумала, что ни за что не будет себя так мучить. — Я помогу вам собрать чемоданы, Элеонора Станиславовна. И вызову такси.
— Ах, милочка, я всегда радовалась тому, как моя дочь умеет подбирать прислугу! Я тоже упомянула в завещании своего дворецкого… Что с вами, милочка?
— Ничего, — с трудом выдавила из себя Ксения. Вот, значит, кто она такая для этой дамы! Может, это правда? Но она, Ксения, ни к кому не нанималась!
— Милочка, вы оглохли? Я хотела сказать, что не собираюсь оспаривать завещания моей дочери. Если только синьор Ламанчини…
— Но он же так богат! — удивилась Ксения.
— Именно поэтому. Мой покойный муж оставил дочери целое состояние. Я, конечно, сумела устроить свою жизнь так, чтобы ни в чем не нуждаться. И мне хотелось бы, чтобы Николай в гробу перевернулся, узнав, кому достанутся его деньги, — прислуге.
Последняя фраза была не из репертуара светской дамы, но Элеонора Станиславовна сказала ее со вкусом. К покойному господину Князеву она испытывала легкое презрение. Тот составил на дочь дарственную, ничего не сказав об этом жене. Завещал ей единолично и недвижимость, и деньги на счетах. Хотел поставить мать в полную зависимость от дочери. А та, не долго думая, вновь вышла замуж. Да еще как удачно! Поэтому Элеоноре Станиславовне было чуть-чуть смешно. Она и улыбнулась тонко испуганной девушке:
— Хорошему юристу не составит проблемы оспорить всю эту чепуху. Я имею в виду завещание Евгении. А вы, милочка, слишком слабы, чтобы с нами судиться. Но я поговорю с синьором Ламанчини. А насчет этого молодого человека…
Ксения так и не успела понять, кого имела в виду дама: Германа? Анатолия Воробьева? Того третьего, который все-таки пришел на кладбище? Или совсем не их? Зазвонил телефон, а Элеонора Станиславовна, естественно, не собиралась снимать трубку.
РОВНО
Ксения вздохнула с облегчением, потому что это был всего-навсего Генка. Но почему у него такой мертвый голос?
— Черри.
— Генка, что случилось? Да говори же наконец!
— Лидуша разбила машину.
— Она жива?!
— Да.
— А… Ребенок?
— Откуда ты знаешь? Про то, что Лидуша беременна?
Ксения вздохнула с облегчением. Если говорит в настоящем времени, значит, с ребенком все в порядке. Женщины должны донашивать своих детей. Теперь Ксения это знала.
— Генка, слава богу, что с ними все хорошо! А машина… Новую купите.
— Да черт с ней, с этой «девяткой»! Лидуша разбила не только свою машину, ты понимаешь?!! Если бы она разбила свою!!
— Генка, она в кого-то въехала? — сообразила наконец Ксения.
— В кого-то! Это мягко сказано! Новая «тойота», прямо из салона. Последняя модель. Крутой мужик купил своей бабенке. А та обрадовалась и поехала кататься. Две бабы друг друга не поняли, и…
— Ты же говорил, что она отлично водит машину, Генка? Значит, это не она виновата?
— Какая разница? Уже сделали так, что она. Если «девятка» въезжает в крутую «тойоту», а из той выходит размалеванная девица и по мобильнику вызывает своего крутого дружка…
Ксения услышала в его голосе дрожь. И не удержалась:
— А ты?
— Я узнал об этом только через два часа. Протокол уже составили. Лидуша виновата.
— И сильно она помяла чужую машину?
— «Японки» — они мягкие. Да и наши «Жигули» тоже. Как только обе девушки отделались синяками, остается удивляться. Но зад и перед у «тойоты» сильно помяты. Наша машина восстановлению вообще не подлежит, весь перед всмятку, да и черт с ней! Никогда она больше за руль не сядет! Никогда!
— Не кричи так, у меня перепонка в ухе лопнет! Я слышу. Так ее надо починить?
— Если бы! Та баба требует, чтобы ей пригнали новую машину, тоже из салона. Мол, у битой вид уже не тот.
— Да сейчас так умеют делать…
— Ты мне это говоришь?!
— И что теперь, Генка?
— Надо выкупить у нее разбитую машину по цене новой. Из салона.
— Боже мой! Сколько же она стоит?!
— Побольше, чем наша с Лидушей малогабаритная однокомнатная квартира. Даже если мы ее продадим, денег все равно не хватит.
— А если не платить?
— Ты соображаешь, что говоришь? Даже если меня убьют за долги, Лидуше это не поможет. И мы где-то должны жить, если продадим все-таки свою квартиру.
— Нет-нет! С ума сошел? Можно занять денег.
— А отдавать чем? — спросил Генка, и по его голосу Ксения все поняла. Он позвонил ей, потому что больше некому. Как тогда, несколько лет назад, когда она сама позвонила лучшей подруге Жене Князевой. — Чем отдавать? Я только что купил эту самую квартиру на то, что успел скопить за три года. Три года!
— Генка, ты хочешь у меня занять денег? Но у меня их нет.
— У Женьки нет денег?
— Но это же не мое! И мне никто не даст такую сумму с ее банковского счета. Что я говорю! Вообще никакой не дадут! А сколько надо? — спохватилась она.
— Тридцать… штук баксов. Сколько денег на ее счету?
— Генка, я не знаю, честное слово!
— А нас сколько?
— Ну, я, ты… И еще четверо.
— Почему не пять?
— Он говорит, что ничего не надо.
Генка даже не стал уточнять, кто именно говорит. Ксения поняла, что он потрясен случившимся. Еще два дня назад все было просто отлично. А теперь ему не позавидуешь. И Генка мужчина, не то что ее бывший. Генка считает, что это его проблема: найти деньги. И он их найдет. Ксения услышала напряженное:
— Все понятно. Но я могу рассчитывать на эти деньги?
— Ты хочешь, чтобы я…
— Слушай, Черри, я найду, у кого занять. Под проценты. Мне дадут, потому что мое слово еще чего-то стоит в этом мире. Я учу играть в теннис богатых людей. И они знают, что если Геннадий Рюмин сказал, то… Но после Женьки я никому и никогда не хотел быть обязанным, понимаешь? Я не хочу больше ни в какое рабство. Поэтому мне нужны эти деньги.
— Хорошо, я попробую. Ты только успокой ее.
— Смотри, Черри. За Лидушу я могу и убить. Она вздрогнула, но в трубке уже были короткие гудки. Зачем все-таки он приходил в тот день на стадион?
Второй сет-бол
БОЛЬШЕ
«Что за день!» — подумала Ксения. И вспомнила, что вчерашний был еще хуже. Сегодня, по крайней мере, Элеонора Станиславовна отбывает в солнечную Италию.
— Милочка? Кто звонил?
«Ах, она еще здесь?» — обреченно подумала Ксения.
— Это мой знакомый. — «И ваш», — хотела добавить она, ибо Элеонора Станиславовна не могла не встречаться с Генкой.
«Так, может, у нее денег попросить?» — усмехнулась Ксения. И представила себе эту сцену: синьора Ламанчини просит у синьора Ламанчини одолжить тридцать тысяч долларов бывшему любовнику своей убитой дочери. Непонятно кем убитой, между прочим. Да синьор Ламанчини сам ей сделает пластическую операцию одним ударом кулака! Все морщины разгладит мигом, вместе с носом и прочими выступающими частями лица. Останется один плоский блин. А приятно было бы посмотреть, честное слово!
— Милочка! Вы где?
— Я заказываю такси.
Ксения взяла тайм-аут, спряталась в своей комнате. Сражаться с Элеонорой Станиславовной было слишком утомительно. Она играла вязко, больше действуя на нервы противнику, чем затрудняя себя саму резкими движениями. И даже не выползала из спальни. Но Ксении казалось, что после пережитого сегодня ее тело и душа — это одна сплошная травма. Хотелось взвыть во весь голос: «Ах, как я устала!»
Но фраза уже набила оскомину и к тому же была из чужого репертуара. Ксения понимала, что выиграет партию только тогда, когда запихнет синьору Ламанчини в самолет.
— Милочка, я решила оставить вам в подарок свое траурное платье.
— Спасибо, — удивилась Ксения. — А зачем?
— Мне оно больше ни к чему.
— Разве синьор Ламанчини бессмертен?
— Ах, милочка, — поморщилась Элеонора Станиславовна и кисло добавила: — Он очень следит за своим здоровьем. И потом, я всегда могу заказать себе новое. Мода ведь так переменчива!
— Особенно на траурные платья, — усмехнулась Ксения.
В аэропорту у нее даже головная боль сразу прошла. Да и синьора Ламанчини повеселела. Трещала без умолку, забыв свою надменность:
— Как я не люблю этот ужасный климат! Полгода зима, а потом наступает лето, от которого в памяти может остаться только бесконечный дождь. Дождь, дождь… Ах, как я не люблю дождь! Слишком много воды.
— Сейчас почти уже зима, — напомнила Ксения.
— Ах да, зима! Что может быть хуже? В Италии, милочка, шубки носят с туфлями. Да, да! Если на улице нулевая температура, то это уже зверский холод. Как я люблю свою виллу! И солнце. Много солнца. Если вы, милочка, вдруг захотите много солнца, то я буду рада предоставить вам жилье.
Ксения не успела удивиться щедрости дамы, как та добавила:
— Вы так отлично знаете все мои привычки! И готовите вы изумительно. Одним словом, милочка, для вас у меня всегда есть работа. Сейчас так трудно найти хорошую прислугу. Бедная Евгения умела в этом разбираться. Должно быть, это у нее от отца…
…Когда наконец объявили посадку, Ксения спросила:
— Так как же мне быть с квартирой? И с деньгами Жени?
— Деньги? Какие деньги? Ах да! Милочка, поверьте мне, все утрясется само собой. В конце концов, для этого всегда есть мужчины.
И синьора Ламанчини исчезла, оставив после себя легкий запах ландышей и тлена.
2: 6
«Господи, неужели все?» — думала Ксения, садясь в автобус. До последнего она боялась, что рейс отменят или задержат. Но в тусклое ноябрьское небо строго по расписанию взмыл красавец самолет. Путь синьоры Ламанчини в Италию был безоблачен и безмятежен.
И Ксения вздохнула с облегчением. Никто не собирается выгонять ее из квартиры. Элеонора Станиславовна, конечно, женщина корыстная, но уж очень не любит притомляться. Да и климат ей здесь не подходит. И еще она рассчитывает на наследство синьора Ламанчини, у которого, кстати, прекрасное здоровье. Или некстати оно такое прекрасное?
Дома Ксения первым делом кинулась проветривать. Странно, но это был запах старости. Он преследовал Элеонору Станиславовну везде, где бы она ни была. И даже духи не спасали. Когда зазвонил телефон, Ксения снова вздрогнула. Ничего хорошего она не рассчитывала услышать. Если это опять Генка, то он слишком спешит.
— Ч-ч-черри?
— Да, Толя, это я.
— А г-г-де…
— Она уехала… Захотела и уехала.
— Она же г-г-г…
— Обещала поговорить?
Он, видимо, сильно волновался, потому что заикался больше обычного.
— Толя, она уехала.
— Ж-ж-жаль.
— Если ты что-то хотел узнать, спроси у меня.
— Насчет з-з-з…
— Завещания? Элеонора Станиславовна сказала, что ее это не интересует. Не интересует, и все.
— Она не б-будет оспаривать?
— Можешь радоваться. Тебе должно хватить на квартиру. Мне сказали, что у Жени на счету оказалось много денег.
— К-к-к… — Он опять начал очень сильно заикаться.
— Какая разница? — Ксения поймала себя на мысли, что сейчас опять начнет его передразнивать. Да что же это такое?! — Толя, все будет в порядке. Займи у кого-нибудь денег, купи себе квартиру. А потом мы поделим эти деньги, и все будет хорошо.
— Т-т-ты…
И он повесил трубку.
ВТОРОЙ СЕТ
Гейм первый
15: 0
Все начиналось сначала, только теперь Ксения пришла к нему в кабинет. Игра в гостях, на чужом поле, но на своей подаче. А если так, то чего бояться? Ксения не то чтобы окончательно успокоилась, но обрела уверенность. Пусть только этот уже немолодой, но по-прежнему азартный человек арестует убийцу, и дело Евгении Князевой будет закрыто. А следователь очень обрадовался тому, что Ксения пришла сама:
— Ну-с, Ксения Максимовна, очень и очень рад. Начнем, пожалуй?
После всех обязательных формальностей он вдруг спросил:
— А как ваша фамилия по мужу?
— Зачем это вам?
— А затем, что нехорошо меня обманывать, Ксения Максимовна. Вишнякова, в замужестве Муромская. Даже фамилию его не захотели оставить. О чем это говорит? О многом говорит. Конечно, вы покрываете близкого вам человека…
— Он давно уже не близкий мне человек.
— А если он убийца?
— Нет.
— Это эмоции, девушка, эмоции. Любовь, как говорится, слепа. Построил себе храм — выколи оба глаза. Чтоб никогда больше. Бережем себя. Да, бережем.
— Я его не люблю.
— Зачем тогда сразу не сказали, что один из любовников убитой подруги — ваш собственный муж? Думали, что мы не узнаем?
— Не думала.
— Значит, дали ему время. А между тем алиби-то его сомнительно. Вашему бывшему мужу поаккуратнее надо с дамочками.
— Все это не имеет значения. Я знаю, кто убил Женю.
— Да ну? И кто же вы у нас, девушка? Мисс Марпл или, может, Эркюль Пуаро?
— Вам смешно.
— Грустно. Так что там у вас?
— Попов. Владимир Попов.
— Имеете сообщить что-нибудь интересное?
— Да. Ведь это он звонил Жене перед матчем?
— Скажем так, что звонили с его мобильного телефона. Да, номер действительно зарегистрирован за Владимиром Поповым. И установить это было парой пустяков. То ли убийцы глупеют, то ли техника идет вперед. А может, телефончик-то украли?
— Но у него был мотив.
— А вот это уже интересно. И за что ж он так невзлюбил бедную Женю Князеву?
— Богатую.
—Существенная поправка. Но, насколько я знаю, Попов материально давно уже от нее не зависел?
—Женя знала, что его отец сидит в тюрьме. За хищение. В особо крупных размерах. А он карьерист. И вообще это Попов бросил Женю, а не она его. Вот и решила отомстить.
—А Попов ее, значит, ножом. Это все?
— Мало? Он достал фальшивую справку о смерти собственного отца. Похоронил его живого, понимаете? И вообще он мерзкий тип.