Следующий, год был в жизни Ксении самым страшным. Она осталась одна, в ужасной комнате, с ужасными соседями, без денег и без работы. Без образования, без знакомств, без стажа — она могла найти лишь место библиотекарши с самым маленьким окладом. Ксения почти голодала, влача серую, безрадостную жизнь. Она донашивала старые вещи, покупала на оптовом рынке кости и обрезки, чтобы сварить себе на неделю маленькую кастрюльку супа. Она не хотела знать, как живут подруга и бывший муж. Боль от предательства отступила перед постоянным чувством голода. Терзаться от душевных ран можно только тогда, когда не хочется есть. А Ксении надо было думать и о том времени, когда износится последняя пара обуви, купленная еще при муже. Она радовалась только, что страдает одна. Обречь на такую жизнь еще и ребенка было бы совсем невыносимо.
Да, это был страшный год. Зачем? Но она жила. По инерции и потому что просто была трусихой. Ей казалось, что резать себе вены — больно, веревка может оборваться, таблетки подействовать как-то не так и что умирать вообще страшно. Но за год она дошла до крайней степени нервного и физического истощения и тогда-то, ранней весной, вновь встретила Женю Князеву. Подруга окликнула ее из своей новой машины:
— Эй! Черри!
Ксения так и не поняла, как Женечка Князева оказалась в этом районе столицы. Но машина и наряд подруги произвели на нее впечатление. Это стоило таких денег, на которые Ксения, при ее скромных запросах, могла бы прожить если не всю жизнь, то уж точно добрую ее половину.
— А где… — начала было Ксения, но по своей глупой привычке не договорила.
— Плохо выглядишь, — окинула ее внимательным взглядом подруга. — Жаль.
Ксения повернулась было к ней спиной и двинулась к своему дому, но тут же услышала, как хлопнула дверца машины:
— Черри! Подожди.
Женя догнала ее в несколько звериных прыжков. Она была в отличной форме и даже дошла недавно до финала в одном не слишком крупном турнире. Двигалась Женя очень легко, и сила, с которой она схватила подругу за плечо и развернула лицом к себе, была не женской.
— Подожди. Я к тебе приехала. Можешь забрать своего мужа назад, если хочешь.
— Как это забрать? — удивилась Ксения.
— Он мне больше не нужен. К тому же ты была права: он тебя любит.
Ксения не помнила этих своих слов. Ничего себе любовь!
— Нет, спасибо, — ответила она подруге. — Я пойду, пожалуй.
— Значит, ты здорово на него злишься? — обрадовалась Женя. — Я так и думала, что ты вздохнешь с облегчением, избавившись от этого типа. В сущности, все они мерзавцы. Проверено: мин нет. Знаешь, я вытравила у него все. И гордость, и дурные привычки. Он стал совсем ручной. Но, черт возьми, он все время тебя вспоминает!
— И что он при этом говорит? — почти равнодушно поинтересовалась Ксения.
— Да ничего не говорит! Что, это обязательно надо говорить, дурочка? Он чумной, твой бывший благоверный. Такой же, как и ты. Я уже жалею, что совратила его. Обрадовать тебя?
— Чем еще ты можешь меня обрадовать? — горько усмехнулась Ксения.
— Мы расстались. Если ты его не заберешь, я пристрою его к моей подруге на фирму. А ты учти, что она девушка зубастая. А твой, как всегда, хорош. Между прочим, отличный экземпляр, только нежизнеспособный. Раритет какой-то. В смысле характера. Знаешь, зачах. Скажешь «иди» — идет. Скажешь «сиди» — сядет. Даже не интересно. А в постели…
Ксения рванулась от подруги почти бегом. А та за ней.
— Эй, Черри! Так заберешь?
— Что он, чемодан?! — И тут у Ксении закружилась голова. Она вспомнила, что еще ничего не ела с самого утра. Зарплату опять задержали, и даже суп сварить сегодня было не из чего. Она свалилась прямо на руки Жене, и подруга испытала что-то похожее на человеческое сострадание:
— Ты что? Плохо, да? Ты не беременная?
— С чего? Просто голодная.
— Как это? — удивилась подруга.
И Ксения не выдержала и расплакалась:
— У меня совсем, ну совсем нет денег.
И в следующий момент она была уже в машине, в теплом, кожаном салоне, укрывшем ее от моросящего дождя и ледяного ветра, и ела соленую от слез шоколадку, которую Женя достала из бардачка. А потом они сидели в ресторане, и Ксения не знала, что делать с едой, которую принес официант. Пока Женя не взяла нож и сама не порезала мясо на маленькие кусочки. Было тепло, сытно, а вокруг удивительно красиво. Люди сидели, веселились и, казалось, не знали никаких проблем. Ксения с ужасом вспоминала о том, что завтра ей опять на работу. С девяти до шести, как обычно. С перерывом на обед, во время которого не будет еды, потому что вряд ли дадут зарплату.
Она выпила немного шампанского и сама не помнила, как оказалась вечером в квартире подруги. Ксения уснула крепко, а утром поняла, что на работу давно уже проспала. Так своим полуобмороком она выиграла одно очень важное очко: обеспеченную и необременительную на первых порах жизнь с бывшей одноклассницей.
Появившись в то утро в дверях спальни, Женя сказала:
— Тебе никуда не надо идти. Тем более на работу. Если не хочешь даром есть свой хлеб, можешь приготовить завтрак на двоих.
И Ксения пошла на кухню. Там, поджаривая хлеб для бутербродов, она все время оглядывалась, пытаясь определить, есть ли в квартире мужские вещи: тапочки в прихожей, крепкие сигареты в кухне на столе и, главное, тот особый запах, который действует на женщину, словно кнут. Запах этих самых сигарет и дорогого одеколона, чистых рубашек и тех, что уже успели пропитаться потом. Запах силы и той надежности, за которую всегда хочется спрятаться, словно за стену.
Женя заглянула наконец в кухню, и Ксения не выдержала:
— Ты одна?
— Между двумя романами, старым и новым, усмехнулась она. — Не переживай, твоего здесь уже нет.
— А кто будет?
— Сама пока не знаю. От твоего мужика у меня в душе остался неприятный осадок. Вроде и не плюнули туда, но здорово намутили. Я впервые задумалась над тем, что на свете есть любовь. Есть ведь, а, Черри?
— Есть.
— Упрямая. Так что ж тебе не простить его? А? Разменять свои квартирки обратно, в одну, и все начать сначала?
Ксения с ужасом вспомнила об аборте. Ей было ужасно больно, так больно, что она кричала. Но еще больнее была мысль о совершаемом убийстве. Случись это еще раз, она бы не пережила. Только не зная, на что идешь, можно пойти на такое. Она не могла думать о бывшем муже, не вспоминая больницу, холод клеенки, постеленной на кушетку, и страшную, убивающую боль.
Именно поэтому когда он зашел внезапно, без всякого предварительного звонка в квартиру к подруге, и Ксения открыла ему дверь, то кнутом хлестнуло воспоминание о боли. И о том страшном годе одиночества и нищеты, который пришлось пережить.
— Ты? — удивился бывший муж. — Как здорово! Откуда?
— А тебе что здесь надо? — Ксения замерла на пороге, решив не пускать. Подруга ушла куда-то, а без нее она чувствовала свою беззащитность.
— Поговорить хотел… С ней… А теперь с тобой.
— Слушай, чего тебе еще? Сломал две жизни — свою, мою, а третью… — Она хотела сказать о ребенке, но удержалась, а он почему-то подумал о Жене.
— Ха, ничего с ней не случилось. Послушай, ну дай я хоть в прихожую войду?
Ксения слегка посторонилась. А он заторопился, словно понимая, что времени немного и можно снова оказаться там, за порогом, перед закрытой дверью.
— Я виноват. Словно затмение какое-то нашло. Понимаешь, здесь нищета, долг, который тянул на дно камнем, впереди непонятно что… Ты даже себе не представляешь! Сам не понял, как случилось. Там другие люди, нарядные, беспечные, богатые. Думают только о том, как бы потратить деньги. Потом турнир, журналисты, телекамеры. Она здорово играла!
— Для тебя, наверное, старалась, — съязвила Ксения.
— Она просила только помочь выиграть. Не сбивать настроение, после матча просто пожалеть. Она так выматывалась, ты себе даже не представляешь! А потом…
— Потом проиграла и просила пожалеть уже за это. А потом сказала, что будет и другой турнир. И ты подумал, что еще раз можно побыть на трибуне, поймать на себе внимание телекамеры, представить, как все женщины, сидящие перед экранами в этот момент подумали: «Кто это? Какой милашка!»… Убирайся!
— Да любой на моем месте поступил бы точно так же! Понимаешь ты?! Любой!!
— Послушай, но что-то же есть еще на свете? Кроме этой вечной сытости, праздника жизни и бешеных денег? Кроме такого счастья есть же еще и другое?
— Да, есть. Но только для сильных, а не для слабых. А таких, сильных, все меньше и меньше.
— Уходи.
— Значит…
— Да. Иди туда, к слабым. Каждое новое предательство совершать все легче и легче. — Она наморщила носик, произнеся эти торжественные слова и так же торжественно указала ему на дверь.
— Как я ее ненавижу! — сжал кулаки бывший муж.
— Не она, так другая.
— Нет, она! Я хочу ее убить.
Ксения стала подталкивать его к двери.
— Не надо. Руки убери, — как-то по-детски взмолился он. — Черри!
Вот тут она осатанела и сильным толчком выпихнула его за дверь. Захлопнула, повернула в замке ключ. Потом налегла всем телом, словно боялась, что дверь вывернется с петель. После нескольких неуверенных стуков все было кончено. До того дня, когда он открыл дверь и появился на пороге уже собственной квартиры с этим глупым:
— Черри, детка, ты вернулась?!
1: 1
Она внимательно смотрела, как бывший муж маленьким глотками пьет джин с тоником из стакана чешского стекла, до краев наполненного льдом. Аккуратно и словно наблюдая себя со стороны. Нельзя было не признать, что он теперь похож на героя какого-нибудь мыльного сериала. Так же красив, ухожен, так же вышколен и даже вызывает у зрителей, а главное, у зрительниц, чувство симпатии. Смотреть на него приятно, что ни говори. А раньше был просто мальчишка, немного смешной, немного озорной. Мог позволить себе глупые детские шутки, например подкрасться к ней сзади и, обняв крепко-крепко, куснуть в шею, сказав при этом громко и весело:
— Ам!
Ксения вдруг представила себе этого, с бокалом, на цыпочках или с глупой улыбкой на лице, и не выдержала, улыбнулась.
— Ты чего? — обрадовался он.
— Так. Ничего у нас не выйдет. А пришла я потому, что первым делом подумала про тебя. Ты же сказал тогда, что больше всего на свете мечтаешь ее убить.
— И что?
— Меня вчера следователь расспрашивал. Долго. Евгения перед смертью узнала убийцу. Кто-то слышал, как она сказала: «Шурик».
— И ты подумала?
— Тебя я знаю лучше, чем остальных. Вернее, твою к ней ненависть. Ты мог бы…
— Да, — очень легко согласился он. — Мог.
— Надеюсь, ты был на работе?
И он опять очень легко покачал головой:
— Нет, я не был на работе.
— А где?
— На шоссе. Машина сломалась.
— И конечно, никто тебя не видел.
— Почему же? Видели. Многие. Только найди теперь попробуй этих людей!
— Куда же тебя понесло?
— А тебе-то что? Скажи, что ты ко мне вернешься, и я тебе тоже все расскажу.
— Тебе не надоело? Нельзя, понимаешь, нельзя вернуть ни те годы, ни эти. Пойми, мы с тобой новые, и отношения между нами тоже будут новыми.
— А вдруг они станут лучше прежних?
— Вряд ли. Ты прожил с ней только год, а я три.
— И что было? — вдруг насторожился он.
— Ничего. — Ксения резко встала. — Я пойду. — Она испугалась. Потому что бывший муж вдруг перестал быть героем сериала. Потерял всю свою респектабельность и закричал зло и уже совсем не театрально:
— Я так и знал! Я должен был ее убить еще тогда! Трус несчастный! Я догадывался, зачем она нас развела! Это правда?!
— Да успокойся ты в конце концов! Ты должен прежде всего найти тех людей, которые могли видеть тебя на шоссе.
— Если я там был, — непонятно сказал он.
— Они пока пошли к Герману. Я их туда отправила. Будут проверять всех «шуриков». Ты — третий. Я могу вспомнить тебя и последним.
— Вот спасибо! Благодетельница! А зачем ты вдруг это для меня делаешь? Так и не разлюбила, да? Жить со мной не хочешь, но от тюрьмы спасешь.
— И еще, — перебила его Ксения. — Она оставила очень странное завещание. Я должна найти того из «шуриков», который ее любил больше всех, и поделить с ним все Женины деньги, квартиру там, машины, дачу, гараж. Наследство, одним словом.
—Это что, шутка?
— Если бы!
— Так за чем же дело стало? Заверь у нотариуса мои горячие чувства к покойной, и заживем припеваючи. Зачем делить? Соображаешь, как мы с тобой теперь можем быть счастливы?
Ксения заметила у него в глазах огонек неприкрытой жадности. И это тоже новое. Раньше он восторгался чужими красивыми вещами без всякой зависти. Просто так.
— Ты знал о завещании?
—Нет, конечно. А когда она его написала?
— Да какая теперь разница! Я тебе все, что хотела, сказала. И не лезь с этими дурацкими поцелуями! Не терпится продемонстрировать, чему успел научиться в чужих постелях?
— В общем-то, да.
Он совсем как раньше чуть нагнул голову влево, разглядывая ее. Ох уж этот взгляд! И улыбка. Даже не обязательно до нее, Ксении, дотрагиваться. Просто посмотреть вот так, и по телу побегут знакомые мурашки. Словно иголочки покалывают в самых чувствительных местах. А ведь он просто смотрит. Как же она его любила! И любит! Бежать!
— Все, пока!
— Ты еще придешь, надеюсь?
«И не мечтай!» — подумала она про себя, но почему-то крикнула туда, наверх, в лестничный пролет, где была дверь его квартиры:
— Да!
Но все равно записала себе еще одно выигранное очко. Все-таки не осталась. И он не сказал прямо, что убил Женю. Хотя и признался в том, что вполне мог это сделать. А значит, им вдвоем по силам выиграть эту партию. И почему бы не сыграть в паре? Ведь было же так несколько лет назад.
Гейм третий
0: 15
Но до победы было еще далеко. Евгению Князеву убили вчера, и следствие по ее делу только-только набирало обороты. Выйдя из дома, где жил бывший муж, Ксения почувствовала странную тревогу и ноющую боль в груди. «Разве может болеть совесть?» — подумала Ксения. «Герман!» — вспомнила она.
Надо же было отправить следователя прямиком к нему, вернее, на квартиру своей приятельницы Валентины! Когда-то, еще до размена, они жили в одном доме, та на пятом этаже, Ксения на шестом. Здоровались, иногда разговаривали о пустяках и без сожаления расходились. Ксения близко сошлась с Валентиной во время своего развода. Обе переживали крушение брака почти одновременно и охотно делились друг с другом подробностями:
— А мой-то, а?
— А мой!
— Нет, ты только послушай!
— Какие же мужики сволочи!
Степень сволочизма обоих бывших мужей имела существенное различие. Если Ксения после развода впала в настоящую нищету, то приятельнице муж оставил и квартиру, и обстановку, и машину, да еще стал платить на ребенка такие алименты, что бывшей жене даже не пришлось устраиваться на работу. Она занялась собой и дальнейшим изучением явления сволочизма у мужчин и теперь могла по этой теме написать целую диссертацию. Ибо была вся обвешена бриллиантами, поменяла уже третью иномарку, а теперь собиралась отъехать в Париж. Наверное, последняя сволочь мужского пола, попавшая в ее поле зрения, оказалась совсем уж гнусной.
Ксения богатой знакомой не завидовала. Однако, зная ее свободные нравы, не постеснялась пристроить к ней на первое время Германа. Хотя бы на те несколько дней, что остались до отъезда приятельницы за границу.
Теперь же, войдя в открытую Германом дверь, она поняла, что та в Париж уже не собирается. По крайней мере в ближайшее время. И Герман того стоил. Для самой Ксении существовал только один идеал мужчины — ее бывший муж. Всех остальных она невольно с ним сравнивала. Преимущественно это было: хуже, намного хуже, совсем никуда не годится. Но, увидев Германа вместе с Женей, в баре, Ксения испытала легкую дрожь: «Ничего себе!» Это был совсем другой тип мужчины, чем ее бывший, но, без сомнения, самый опасный. У Германа были зеленые глаза и черные волосы. Когда он улыбался, все женщины в баре готовы были тут же, подбодрив себя бокалом шампанского, выскочить на сцену и исполнить танцевальный номер со стриптизом.