Да как же, так? В дальних глухих степных селах, оказывается, живут такие создания. Без городского шика и блеска, без пустых женских наворотов, искренние, чистые, неискушенные, и в то же время прельщающие, сводящие с ума, возбуждающие самые сильные сердечные чувства, открытые в своей первозданности, неиспорченные огнями больших городов, но манящие и желанные. Настоящие…
Так думал Игорь, глядя на нее и ощущая близость ее жаркого тела, легкого аромата недорогих духов…
Он, по недомыслию, считал себя опытным бонвиваном, искушенным в женской привлекательности. А оказалось, эта девушка покорила его совершенно. Ему сильно-сильно захотелось никогда не расставаться с ней.
– Может быть нам пожениться? – мелькнула мысль. – Точно! И плевать на все остальное!
Наконец фильм закончился счастливым финалом. Публика бурными аплодисментами и оглушительным свистом выражала свою восторженность. Постановка понравилась всем. Небольшая часть тех, кто постарше, женатых, отправилась по домам, красноречиво обсуждая на ходу события, произошедшие в далеких тропических морях, и искренне поражаясь коварству бандитов-пиратов, пытавшихся перехитрить неустрашимых советских моряков торгового флота.
Оставшаяся молодежь по-быстрому убрала скамейки и стулья, освободив танцплощадку. Приглушили свет, включили громкую музыку и сразу пустились в пляс. На удивление оказалось немало умельцев танцевать брейк-данс. Получалось больно уж коряво, но с огромным старанием.
Один ухарь поражал всех умением изображать «лунную походку». Он по-другому и не двигался совсем, пугая волнообразным движением назад мирно стоящих подростков, изо всех сил пытающихся выглядеть взрослее.
Несколько юнцов, сбившись тесной кучкой и надев черные очки, пытались изображать танцующих роботов.
Немолодой уже дядя, разгоряченный портвейном, лихо отплясывал чечетку, с периодичностью метронома выкрикивая магическое слово «асса» и грозно вращая безумными глазами…
Остальной народ вел себя гораздо скромнее, двигаясь вполне осмысленно. Девушки стояли рядами вдоль стен и внимательно наблюдали за кавалерами, оценивая достоинства бодрящихся в неистовой пляске парней.
Кавалеры же, закатав рукава цветастых рубашек, смотрели гоголем, стараясь выделиться и привлечь внимание необычностью телодвижений.
Некоторые танцоры ухитрялись виртуозным вихлянием затмить чернокожих исполнителей популярного танца–ламбады, виденного однажды по телевизору, и оказавшего неизгладимое впечатление на доверчивых селян.
Молодцы усатые хватали девчонок за руки и тащили в извивающийся в безумном ритме круг. Те отбивались, визжали пронзительно, но все же, шли и, распалившись, раскрасневшись, отбивали каблуками такую неукротимую дробь, что наверху сотрясалась крыша.
Было очень весело и непринужденно. Надя с Игорем стояли вместе, смотрели и искренне смеялись, глядя на зажигающих. Но танцевать не хотелось. К тому же из соседней деревни подъехали на мопедах какие-то сильно нетрезвые люди и пытались, сняв рубахи, кружиться на голове и ходить на руках, часто падая и ударяясь о деревянный пол. Было понятно, что добром это не кончиться. Впрочем, как всегда на танцах. Несмотря на присутствие участкового в форме, щуплого и недальновидного мужичка, не брезговавшего чаркой-другой крепчайшей сивухи. Обычно к концу дискотеки милиционер не выдерживал, засыпал, бессильно уронив лохматую голову. На него никто никогда не обижался.
Внезапно среди танцующих появилась худосочная, почти трехметрового роста, фигура, с чудовищной длины ногами, и гигантскими шагами направилась в сторону столика ди-джея, с крутящимися бобинами магнитофона. Народ в недоумении расступался, давая дорогу странному существу. Не дойдя нескольких метров до оцепеневшего распорядителя дискоклуба, верзила был повержен наземь возвращающимся задним ходом любителем «лунной походки», совершенно не заметившего жердяя. Тот плюхнулся навзничь, запрокинув вверх деревянные ходули, обутые в кирзовые сапоги, и предназначенные поразить всех необычностью затеи. Клуб задрожал от дикого хохота, совершенно заглушившего ритмы зарубежной эстрады…
Надя с Игорем смеялись, вытирая выступавшие от веселья слезы. Затем взялись за руки, и вышли из духоты.
На улице тоже все жило и развлекалось. Какие-то личности на самодельных мотоциклах с форсированным двигателем, наперегонки мчались, взбираясь на огромную гору песка, и спускаясь вниз на страшной скорости, проверяли надежность тормозов, резко останавливаясь перед калиткой с забором и ослепляя случайных прохожих ярчайшим светом фар.
Один, невезучий, начисто снес ворота и повалил деревянный штакетник. Из спящего дома выскочил разъяренный полуголый человек с двустволкой; яростно матерясь и осыпая головы мотоциклистов страшными проклятьями, остервенело начал палить дробью в воздух. Рокеры, развернувшись «все вдруг», дружно ринулись мимо взбешенного мужика и, обдавая его ревущим на полных оборотах дымом выхлопа, на невероятной скорости исчезли за поворотом.
Справа на скамейке, бренча гитарой песни, кучка любознательных десятиклассников пыталась запустить в небо собранную из подручных материалов космическую ракету. Ломающийся козлиный голосок старательно кричал: « я пью до дна за тех, кто в море». Парни тут же наливали в большую кружку вина, и степенно пускали по кругу.
Экспериментаторы сообщили, что ракета к старту готова. Отошли подальше, и смело запалили бикфордов шнур, видимо украденный у взрослых. Хором начали отсчет – раз, два, три...
На цифре семнадцать, округу потряс чудовищной силы взрыв. Ослепительная вспышка пламени разорвала ночь. Смрадный дух сгоревшего пороха окутал ребят. Ракета красной точкой быстро уходила в звездную высь и, совершив гигантскую параболу, стремительно двинулась вниз, упав за несколько километров в чей-то огород, прямо в остатки прошлогодней ботвы, кучей сваленной возле забора из колючей проволоки. Сухие стебли мгновенно вспыхнули, пламя поднялось на несколько метров и сразу опало, вызвав бурные, торжествующие крики учащихся. Деревня жила ночной жизнью…
Они медленно шли, взявшись за руки, возле уснувших домов, мимо цветущих палисадников и гремящих цепями дворовых псов. Говорили, говорили, рассказывая о себе, о своих планах.
Надежда только окончила школу и осенью собиралась ехать в Бердск, поступать в медицинское училище. Об институте даже и не помышляла, так как никого из родственников в Новосибирске не было, а в Бердске жила старшая сестра с мужем. Игорь слушал и умилялся ее волнующему голосу, мечтам, чистой наивности размышлений. Он чувствовал, что никуда больше не отпустит ее, увезет с собой, украдет, похитит…
Часто присаживаясь на чьи-то завалинки, долго целовались, вспоминая позапрошлое лето.
Ночь стояла душная, плотная темнота окутывала паутиной таинственности и покоя. В воздухе носился легкий запах трав, цветущих растений, и еще чего-то неуловимого, деревенского…
Высоко в небе загадочными бликами мерцал Млечный путь, где-то у далекого горизонта сверкала россыпь огней. Вербы и клены, росшие почти у каждого дома, тихо шептались друг с другом мягким шелестом листьев.
Незаметно подошли к ее дому. Все уже давно спали, окна прикрыты ставнями, вокруг полная тишина.
- Пойдем в летнюю кухню, я тебя чаем напою, – Надя открыла калитку.
– Помнишь? – вокруг них игриво крутился крупный кобель, отчаянно вертя хвостом. Он узнал Игоря, кинулся обниматься, лизнул в нос, обрадовался. Игорь ласково потрепал собаку, посмотрел в умные глаза, прижался щекой…
Вошли в темную кухню.
– А давай просто посидим, ну его этот чай.
- Сейчас, только свет… - горячий поцелуй обжег ее губы.
Она задохнулась от неожиданности, чуть отстранилась.
- А ведь я люблю тебя! – он взял ее за плечи и долго, серьезно смотрел прямо в близкие глаза. – И всегда любить буду…
- Игорь!..
- Молчи, не говори ничего. Я хочу быть с тобой всегда, понимаешь? Мне не нужен никто другой, только ты… Любимая… Не могу без тебя… Увезу… Уедем… Вместе… Поженимся навсегда.
Она смотрела на него ошарашенным взглядом, мало что понимая от нахлынувшего сильного волнения. Верила и не верила. Никогда не слышала такого страстного признания…
А он все говорил, говорил, шепотом горячих фраз зажигал ее распускающуюся женскую сущность. Целовал быстрыми жаркими поцелуями руки, губы, лоб… И все гладил ласково касаясь, сводя с ума легкими прикосновениями. У нее кружилась голова, и заходилось в неистовом желании сердце, ноги легкомысленно дрожали, а в низ живота шли и шли нескончаемой вереницей горячие обжигающие волны.
- Игорь, Игорь, что ты делаешь? У меня ведь никого никогда не было… - Зачем ты?.. Мать убьет… Не надо. Прошу…
Она все меньше контролировала себя, теплая нега разливалась по всему телу, глаза уже не открывались, она вздрагивала от накатывающей страстности. Уже летела дивными мыслями, упоенно парила, бесконечно умирала и воскресала, невесомо качаясь на мягких волнах нежности. Погружалась в страну нереальных фантазий и встречалась с героями своих снов, открывала неведомый мир возбуждения, ускользала несущейся кометой и тут же опускалась на дно вожделения. Все внутри нее кипело и разрывалось, сладкие грезы причудливыми видениями плыли в пьянящем сумраке.
Он сходил с ума. Целовал, лобзал ее всю, руки, ноги, живот, пахнущую свежим парным молоком упругую грудь, щеки, зовущие, шепчущие что-то губы… Опустил руку и ладонь наполнилась девственным нектаром сладострастия… В голове взорвались тысячи метеоритов, громкий стон он не в силах был удержать. Его трясло и колотило, он совершенно обезумел…
Случайно, боковым зрением заметил как сбоку, над полкой с посудой зажглись две яркие точки. Игорь повернул голову и оторопел. На него из угла, из полнейшей темноты, прожигая ненавистью насквозь, смотрело фосфоресцирующее зеленым, внушающее безотчетный леденящий ужас, мертвое лицо цыганского барона. Перстень на руке осветился внезапно, наполнившись глубоким красным светом. Всю кухню залило расплывчатой кровавой пеленой.
- Что это? – Надя открыла глаза, показывая на камень. – Почему он так горит?
- Потому что, смотри… - Игорь указал рукой в направлении светящегося демоническим светом лица барона.
- Но я там ничего не вижу, там ничего нет. Что с тобой Игорь?
- Ну как же нет, смотри… - Он ничего не понимал. – Неужели ничего не видишь?
- Нет.
Стало очень, очень страшно. Он старался не смотреть туда.
- Наденька, милая, я все тебе расскажу. Прости меня…
- Да что случилось-то?
Игорь опустился на пол у ее ног, взял руку и, сильно волнуясь, сбивчиво начал рассказывать о своих злоключениях…
Незаметно рассвело. Вышло яркое умытое солнце, утренний воздух сверкал прозрачностью. Игорь шел, и с ужасом вспоминал то зловещее лицо цыгана. Подходя к дому, он сразу почуял неладное. По двору ходили соседи, бабуля сидела на пеньке для рубки дров и горько плакала, вытирая платком красные глаза.
- Что случилось? Что? – он кинулся к ней, в нехорошем предчувствии…
Ему рассказали. Глухой сегодняшней ночью завыли пронзительно все соседские собаки, всполошилась птица в курятниках, закричала скотина…
Бабушка проснулась, вышла во двор и услышала, как истошно мычит Зорька, а внутри коровника, будто стадо буйволов скачет. Доски изнутри гнулись и скрипели, стены ходили ходуном… Корова кричала страшно, потом захрипела, смолкла… Внутри еще какое-то время бушевало, потом все стихло.
Бабка в панике кинулась к соседям, позвала мужиков. На рассвете отперли замок, вошли. Изумлению и ужасу не было предела. Зорька лежала на земле, хрипела, но еще дышала, смотря на людей полными слез глазами. Все стены до самого потолка были иссечены, исцарапаны будто когтями, дерево лохмотьями свисало со свежих борозд.
А наверху, на пятиметровой высоте, висела привязанная хвостом к потолочной балке мертвая двухмесячная телочка Дианочка…
Мужики не знали, как ее снять оттуда, а уж кто все это натворил, они и представить не могли.
- Я знаю, – Игорь посмотрел на перстень. – Знаю… Он это… никто больше…
- Да кто, он-то? – мужики заволновались.
- Он… - Игорь, молча, вышел на двор и бегом помчался на почту.
Набрал межгород. Мать взяла трубку:
- Игорь? Ты?
- Я мама! Как вы там?
- Как мы там? Вот так! Друг твой Юрка погиб, убило электричеством!
- Как? Не может быть! Мама! Что случилось-то?
- Полез вчера лампочку в люстре менять, его и ударило насмерть…
Игорь не верил.
– Юрка, он же… Как же так? – он бросил трубку, выскочил на улицу. Воздуха не хватало, что-то давило, душило.
- Юрка!!? Е-мое… - он брел, опустив плечи по асфальтовой дороге, не зная куда идет и зачем. Не уследил, как оказался далеко за деревней, на скоростной трассе. Шел, совершенно оглушенный, подавленный страшной новостью и все думал, думал…
– Юра, Юра, Юра, – билось в мозгу. – Как так? За что?
Страшный оглушающий лязг, грохот, пронзительный скрип визжащих тормозов, напугали его, горячий воздух ударил волной, обжег лицо, резко толкнул в грудь… Буквально в полуметре от него, чудом остановился груженный щебнем огромный самосвал. Остро пахло жженой резиной. Водитель выскочил с испуганными белыми глазами и, поняв, что ничего не случилось, дико закричал истошным срывающимся голосом:
- Бога моли, щенок, что жив остался!
Дальше следовал поток отборной брани ошалевшего от страха и радости шофера.
Игорь стоял, ничего не понимая…
- Бога моли! Жив остался! Бога моли! Бога моли! Жив! – фразы автоматной очередью бились в голове. – Бога? Юра!?? Живой! Я живой!
К нему стало возвращаться мышление. Мужик поорал еще немного и уехал.
Очнувшись окончательно, Игорь стал ловить попутку, чтобы добраться до города.
Часть 3
Он стоял перед кафедральным собором, устремившим сияющие на луковицах куполов золоченые кресты прямо в пышущее жаром душное небо. Под палящими острыми солнечными лучами, безжалостно расплавляющими гудящую голову, Игорь смотрел, как в открытые настежь двери церкви входят и выходят крестящиеся и кланяющиеся низко люди.
Высоко над дверями смотрел на всех лик Спаса Нерукотворного и куда бы ты ни отошел, под каким бы углом зрения ни оказался, Он всегда смотрел тебе прямо в глаза, проникая взглядом в самую душу и вызывая восторженный трепет неизъяснимой радости духовного общения.
Смутные чувства тревожно блуждали, вызывая неясное смятение сознания. Игорь хотел, но не мог войти в храм. Что-то не пускало, ноги, дойдя до невысоких ступеней входа, отказывались повиноваться. Он несколько раз отходил назад и снова пытался подняться по ступеням. Ничего не получалось. В открытый дверной проем, он четко видел лица молящихся, ярко горящие восковые свечи, иконописные образа святых. Шла вечерняя служба, и ангельские голоса кристальной чистотой исполняли канон.
Пытался осенить себя крестным знамением и не мог, руки безвольно висели. То есть они могли делать все, что угодно, но креститься отказывались совершенно. Это было так странно, тем более что он уже ни один раз бывал здесь. В детстве с родителями, потом с друзьями. Ставили свечи, поминали умерших родственников, слушали молитвы. Было очень торжественно, душа слегка робела от великолепия убранства и серьезной сосредоточенности прихожан, трубного гласа певчих… Незримо, каким-то наитием, ощущалось, будто происходит нечто такое, что невозможно выразить никакими словами, можно только понимать, осязая это неведомым чувством, возникающим только здесь, в храме.
Он понял, что не сможет войти. Глядя на Спаса, пытался прочесть короткую молитву и не вспомнил ни одного слова. Церковь не принимала его, не пускала за Порог. Игорь стоял, и слезы ручьями текли по соленым щекам.
Он не вытирал их, вспоминая друга, раздавленную горем бабку, Надю… Вдруг всплыло страшное лицо барона. Смотрел на Спаса, а видел бородатого цыгана. Неожиданно Игорь сокрушенно завыл, заскулил жалобно, затоптался на месте, заскрежетал зубами от бессилия…