— Не все, к сожалению, — заметил Голощапов.
— Пока не все, — кивнул Аркадий Павлович. — Но противников и злопыхателей значительно поубавилось… Поверьте моему опыту, они никогда не исчезают совсем. А может быть, и хорошо, а? — Он улыбнулся. — Полемика, особенно в науке, — вещь необходимая. Борьба тоже нужна. Она стимулирует творческую активность, не дает благодушествовать… Не так ли?
— В общем, так, — согласился Анатолий Петрович. — Если не ставят палки в колеса сознательно. Я не говорю о нашей клинике. Грех жаловаться, Баулина здорово поддерживают.
— Вы думаете, так было всегда? — Ростовцев с усмешкой покачал головой. — Увы! И подводные камни были, и рифы, и мели… Но Евгений Тимурович, как настоящий боевой капитан, все преодолел. Преодолел и вывел корабль на широкий простор. Надо плыть дальше, а кормчий… — Генеральный директор вздохнул. — Так вот, Анатолий Петрович, не встанете ли вы у руля?
И хотя Голощапов чувствовал, что Ростовцев ведет именно к этому, предложение явилось неожиданностью.
— Что вы! — вырвалось у него. — Это же целая клиника! Сотни пациентов в год! Потом я всего лишь кандидат паук, заведующий лабораторией… И вдруг…
Анатолий Петрович замолчал.
— Надо расти, — с улыбкой заметил Ростовцев.
— Есть же более опытные, — все еще сопротивлялся Голощапов. — Например, Владимир Евтихиевич Рудик, заместитель Евгения Тимуровича…
— Да, Евгений Тимурович ценит его. У Рудика, несомненно, есть свои достоинства, — серьезно произнес генеральный директор. — Но вы, насколько я могу судить по беседам с профессором, были ближе к нему по своим научным интересам. Он даже обмолвился как-то, что вы удивительно одинаково мыслите. — Он внимательно посмотрел в глаза Анатолию Петровичу. — Вероятно, это действительно так, если уже выпустили совместно несколько научных работ?
Голощапов не знал, что на это возразить, и поэтому некоторое время молчал. Действительно, из всех коллег в клинике Баулин выбрал его единственного в соавторы.
— Хотите честно, Аркадий Павлович? — подумав, напрямик спросил Голощапов.
— Разумеется.
— Не уверен, что справлюсь. Одно дело заведовать лабораторией и вести нескольких больных, а другое…
— Не боги горшки обжигают, — снова улыбнулся Ростовцев. — И на первый случай дам вам несколько советов. Из личного опыта, а также из наблюдений интересных людей… В принципе беретесь?
Голощапов развел руками:
— Если прикажут…
— Думаю, приказ в мединституте будет подписан в ближайшие дни. Пока исполняющим обязанности, ну а если Евгений Тимурович не потянет… — Ростовцев не договорил, встал, взял с полки книгу, вернулся на место. — Правильные мысли высказывает Николай Михайлович Амосов, известный хирург и ученый… — Аркадий Павлович нашел нужное место в книге: — «Думают, что все нужно решать демократически, что справедливость только у большинства. Я в этом совсем не уверен…» — Ростовцев закрыл книгу. — Вот вам первое правило как руководителю. Мудрое правило. Потому что главная ответственность будет лежать на вас.
— Но Амосов ввел в своей клинике систему оценки своих личных действий и действий заведующих отделениями путем голосования, — сказал Голощапов, вспомнив записки знаменитого хирурга. — Врачи опускали карточки в урну, в которых одобряли или нет действия академика и других руководителей клиники.
— Голосовали тайно, — поднял вверх палец Ростовцев. — И результаты не обсуждались. Слушайте, что он заявил своим подчиненным, когда решил провести рискованный эксперимент. — И процитировал: — «Если новое сделать только наполовину, то эффекта не будет. Поэтому демократия отменяется…» Я бы на вашем месте тоже запомнил эту истину, Анатолий Петрович. Вы вступаете в новое качество и должны будете, хотите того или нет, несколько по-другому смотреть на жизнь… Руководить, скажу я вам, — это целая наука. И весьма сложная.
— Понимаю, — кивнул Голощапов. — Это, наверное, приходит с опытом.
— Разумеется. А опыт — это повседневные дела. Практика, так сказать… Перейдем к делу. Сейчас в клинике лежит Эльвира Борисовна Пляцковская…
— Знаю. Ее ведет Яковлев.
— Прошу вас, Анатолий Петрович, лично уделять этой даме побольше внимания.
— Насколько мне известно, всем больным уделяется много внимания, — несколько даже обиделся Голощапов. — Во всяком случае, сколько нужно.
— А Пляцковской, пожалуйста, столько же и… чуть-чуть больше, — мягко, но настойчиво сказал Ростовцев. — Ее муж — начальник главка в Москве. Весьма влиятельный человек… Иногда надо… Понимаете, для дела… Я же не толкаю вас на что-то нехорошее…
— В принципе — да, — смутился Голощапов.
— Станете руководителем, поймете… Вот вам нужно новое оборудование. И не простое, а импортное. «Сименс». Так?
— Нужно, — согласно кивнул Голощапов.
— И все зависит от подписи Пляцковского. Уяснили? — спросил генеральный директор.
— Вполне, — серьезно ответил Анатолий Петрович.
— Ну и прекрасно. Теперь о «Бауросе»… У нас еще есть запас. Так сказать, резерв главнокомандующего. Но ненадолго…
В это время по селектору раздался голос секретарши:
— Аркадий Павлович, на проводе Москва.
Извинившись, Ростовцев подошел к своему столу, поднял трубку. Разговор был коротким, после чего генеральный директор вернулся к Голощапову, но не сел.
— Извините, Анатолий Петрович, — сказал он. — Нужно срочно ехать в область на совещание.
— Понимаю, понимаю, — поднялся с кресла Голощапов.
— К «Бауросу» мы еще вернемся, — пообещал Ростовцев. — А вы приступайте к исполнению новых обязанностей немедленно. За приказом в мединституте дело не станет…
По дороге Голощапова одолевали разноречивые чувства. Первое — радостное. Доверили экспериментальную клинику! И какую! Но радость тут же погасла. Не случись несчастья с Баулиным, вряд ли он мог рассчитывать на подобное повышение. И еще: как воспримут в клинике? Конечно, вида не подадут. Будут поздравлять, говорить приятные слова. Но кое-кто наверняка подумает: выдвинули из-за того, что тесть у Голощапова — заместитель председателя облисполкома, И ведь никому не докажешь, что положением отца жены Анатолий Петрович ни разу в жизни не воспользовался.
Но об этом забудут. Останется факт: молодого кандидата наук всего в 32 года сделали главным. А значит — по блату.
«А что Ростовцев? — подумал Анатолий Петрович. — Может, и он действует с дальним прицелом? Имея в виду моего тестя? Но тесть не тот человек…»
Мысли хаотично набегали одна на другую. Видимо, от волнения и неожиданности такого предложения.
А впрочем, какого предложения? По существу, генеральный директор «Интеграла» не предлагал. Он просто решил, и все. Кстати, не только за него, Голощапова, но и за его жену, которая неизвестно как отнесется к переезду в Березки и перемене своей работы… И за ректора института, где Голощапов трудился заведующим лабораторией, а здесь, в клинике, экспериментировал с продуктами пчеловодства, готовил докторскую диссертацию… Но как Ростовцев мог решать? — вдруг спохватился Голощапов. — Ведь клиника подчиняется институту, а не «Интегралу». Да, он, Голощапов, знал, что Ростовцев влиятельный человек, но неужели настолько, что фактически решает такой вопрос, как назначение главврача клиники?.. Странно…
Открыв глаза, Чикуров посмотрел на часы — начало девятого. Он чертыхнулся про себя: хотел подняться в семь и вот, проспал.
Игорь Андреевич принял холодный душ — вернейшее средство поскорее стряхнуть с себя сон. Когда он стал надевать рубашку, отскочила пуговица, и в это время раздался стук в дверь. Это была Дагурова. Оказалось, что она тоже встала недавно. Заметив в руках Чикурова оторванную пуговицу, она сказала:
— Командированный мужчина в затруднительном положении? Давайте пришью…
— Благодарю, Ольга Арчиловна. Я привык.
Он достал коробочку, которую всегда возил с собой, там лежали нитки, иголка, запасные пуговицы, и стал пришивать.
— Какая-нибудь генеральная идея вырисовывается? — спросила Дагурова.
— Нет, — признался Чикуров. — Хоть и говорят: утро вечера мудренее…
В дверь снова постучали. На этот раз участковый инспектор Манукянц. В руках у него был большой сверток.
Поздоровавшись, лейтенант спросил:
— Вы уже завтракали?
— Нет, — ответил Игорь Андреевич.
— Очень хорошо! — обрадовался Левон Артемович.
Он развернул сверток. По комнате распространился пряный запах зелени.
— Что это? — удивился Чикуров.
— Как что? Киндза, кутем, редиска, реган, — выкладывал на стол Манукянц. — Исключительно полезно! А это — бастурма, брынза, лаваш!
— Ну зачем вы, Левон Артемович, — запротестовал было Чикуров. — Мы бы пошли и сами купили…
— Не купили бы! Это дары Араратской долины! — любуясь всей этой красотой, горячо произнес лейтенант. — Отец прилетел. Узнал, что я работаю с вами, просил передать… Так что от всей души…
— А это чурчхела? — спросила Ольга Арчиловна, беря в руки коричневые колбаски из выпаренного, загустевшего виноградного сока, начиненные грецкими орехами.
— Конечно! Мама делала! Кушайте на здоровье!
Чикуров растерялся. Отказываться было неудобно: Манукянц принес угощение и впрямь от щедрости души.
— Спасибо, Левон Артемович, спасибо большое, — сказал он. — Мы все это съедим позже… А сейчас насчет дела. Что-нибудь новенькое есть?
— А как же! — ответил лейтенант. — Разрешите доложить?
— Не так официально, Левон Артемович, — улыбнулся Игорь Андреевич.
— Слушаюсь, Игорь Андреевич; — отчеканил лейтенант и продолжил уже по-штатски: — Я, понимаете, решил обойти соседей Баулина с самого утра, пока на работу не разбежались… Спрашиваю у одного — ничего не видел, у другого — тоже. Но я духа не теряю. Не может быть, чтобы никто ничего не видел!.. Помните, когда сворачиваешь в переулок, где баулинский особняк, рядом такой красивый дом есть, с башенкой?
— Да, — кивнул следователь.
— Так вот, — рассказывал дальше участковый, — живет в нем заведующий лесопилкой. А мать у него пенсионерка, и она видела с утра вчера, примерно около десяти часов, как мимо проехала машина шефа…
— Какого шефа? — не понял Чикуров.
— Ростовцева. «Волга». Остановилась возле участка профессора.
— Точно машина Ростовцева? — спросила Дагурова.
— Говорит, черная «Волга». И номер легко запомнить: тридцать пять — тридцать пять.
— Ясно, — кивнул Чикуров. — Продолжайте.
— Такой дождь шел, ливень, можно сказать. Из машины выскочил человек в плаще с капюшоном и побежал во двор Баулина… Зашел в дом. Потом вышел, залез в «Волгу». Затем снова ходил в дом… Что-то под плащом прятал.
Чикуров и Дагурова переглянулись.
— Это интересно, — сказал Игорь Андреевич. — Значит, человек дважды побывал в доме и что-то вынес?
— И кто это был?
— Соседка не разглядела, капюшон мешал. Возможно, сам Ростовцев или его шофер.
— А сколько человек сидело в машине? — спросила Ольга Арчиловна. — Один, два?
— Она говорит, не обратила внимания.
— Вы не смотрели, следов протекторов около участка на дороге не осталось? — продолжала спрашивать Дагурова.
— Конечно, смотрел, — ответил Манукянц. — Не обнаружил. Асфальт же. И дождь лил сколько раз… Насчет того, что машина приезжала, не сомневайтесь! Эта соседка целыми днями сидит одна, на улицу любит смотреть… А человека, который заходил в дом, можно ведь отыскать по следам, которые были в прихожей профессора… Идентифицировать.
— Сначала надо хотя бы приблизительно знать, с кем идентифицировать, — заметил Чикуров. — Выходит, когда Баулин уже лежал на операционном столе, к его дому кто-то подъехал на машине Ростовцева и вынес какие-то вещи… По-моему, следует немедленно допросить водителя… Что-нибудь еще раздобыли интересного, Левон Артемович?
— Не знаю, интересно или нет, — неуверенно произнес участковый. — Дня за два до покушения у Баулина дома вечером была Азочка. В клинике работает.
— Орлова? — вырвалось у Дагуровой.
— Да, главная медсестра, — подтвердил Манукянц. — Соседи называют ее Азочка.
— Не потому ли она так разволновалась, когда я спросила, бывала ли в доме профессора? — повернулась к Чикурову Ольга Арчиловна. — А главное — скрыла, что посещала Баулина недавно.
— Это еще не все, — продолжил Манукянц. — Вечером, накануне покушения, возле дома Баулина видели Кленову.
— Это кто? — спросил Чикуров.
— Одна больная из клиники, — сказал участковый. — Душевнобольная. Она зачем-то хотела снимать квартиру в доме рядом с профессором… Соседи еле от нее отвязались.
— Насчет Кленовой следовало бы узнать подробнее, — заметил Игорь Андреевич.
— Я позвоню в клинику, — сказала Дагурова.
— Да, а после Кленовой видели еще Ростовцева, — добавил лейтенант. — Он направлялся к баулинскому особняку.
Чикуров ничего не успел сказать по этому поводу — постучали. В номер зашел Латынис. Поздоровались. Игорь Андреевич поделился с оперуполномоченным сведениями, только что полученными участковым инспектором.
— Опять, значит, Аза Даниловна, — усмехнулся Латынис и, достав из кармана небольшой блокнот, быстро нашел нужное место. — Я ведь тоже не с пустыми руками… Ну, во-первых, между ней и Баулиным были, кажется, не только служебные отношения. Говорят, когда он обосновался в Березках, то переманил ее из участковой больницы в свою клинику. И скоро сделал главной медсестрой…
— Орлова сама сказала мне об этом, — пожала плечами Дагурова. — Это еще ничего не значит. Опытная…
— Только вот в чем? — задумался капитан. — К ней приезжают мужчины. Из других городов. Живут по нескольку дней, а то и недель. Потом исчезают, появляются новые… А насчет Азочки и Баулина… Еще года два назад Орлова захаживала к профессору довольно часто. Несколько раз видели, как она уходила из его дома рано утром… Комментарии, как говорится, излишни.
— А не сплетни? — спросил Чикуров.
— Не похоже, — ответил Латынис. — Зато очень похоже на Азу Даниловну… То, что это правда, я думаю, невольно подтвердила домработница профессора. Когда заговорили об Орловой, старушка стала что-то темнить, увиливать.
— Ну а жена? — задумчиво проговорил Чикуров. — Профессор, как видно, очень любит ее. Ревнует! Вспомните письмо, которое лежало в его столе…
— Баулина понять можно, — сказал Ян Арнольдович. — Еще не старый, живет один, семья переезжать не хочет… А тут Азочка. Дамочка, прямо скажем… — Он замолчал.
— Хорошо, — согласился Чикуров. — Допустим, отношения у них были не только служебные… Что из этого следует?
— Есть одна штука, — многозначительно оглядел всех Латынис, выдержал, как артист, паузу и выпалил: — Рогожин — бывший муж Орловой! И отец ее дочери!
В комнате воцарилось молчание. Сказанное капитаном заставило задуматься.
— Не знаю, Игорь Андреевич, — нарушил тишину Латынис, — в этом ракурсе — не поспешили ли вы, отпустив вчера Рогожина…
— Как давно они развелись? — задал вопрос Чикуров, не отреагировав на последнее замечание капитана.
— Как раз тогда, когда в Березках появился Баулин, — ответил Латынис. — Говорят, Рогожин страшно переживал. Даже перебрался жить в другой город, чтобы все забыть, успокоиться. Но не выдержал, вернулся.
— Вы хотите сказать?.. — посмотрел на него Чикуров.
— Полагаю, при такой ситуации особой любви главный зоотехник к профессору не питал, — ответил Латынис с иронией. — Правда, последние полгода Орлова действительно не бывала у Баулина дома… И вдруг заявилась… А что, если Рогожин узнал об этом? Опять вспыхнули страсти… Оскорбленное мужское самолюбие… Вот он и оказывается возле речки в то самое время, когда туда приехал на велосипеде Евгений Тимурович.
— Логично, — кивнул Чикуров. — Хотя, честно говоря, Рогожин произвел на меня впечатление довольно рассудительного человека, просто немного увлекающегося… Впрочем… Кто его знает. Сделаем так. Я встречусь с ребятами-рыболовами. Постараюсь разобраться, кого же на самом деле видели они вчера утром на Лавутке. Рогожин тащил раненого человека или не он… Вы, Ольга Арчиловна, займитесь шофером Ростовцева, кто с ним приезжал к дому Баулина, что взяли? Вы, Ян Арнольдович, снова встретитесь с Савчук, составите по возможности полно список ценных вещей, которые были у профессора. Может, она знает, у кого и что конкретно приобретал Баулин.