Родной звонок я узнаю из тысячи. Его терзают совершено безжалостно минуты три. Звонок, между прочим, моя собственность. При таком обращении он запросто может сломаться. Решено: я на них в суд подам!
Бандиты подо мной снова принимаются за истязание кнопки звонка. Нормальные люди давно бы уже поняли: раз не открывают, значит, хозяев нет дома.
— Петров, мы знаем, что вы дома. — Они знают! Тоже мне академики! — Открывайте немедленно! Милиция! — Да они не просто академики. Они из академии полиции. Группа комиков с гастролями в России.
Осторожно выглядываю. На площадке между этажами действительно стоят двое в милицейской форме. Уже знакомые «джипики». Двадцать третье число. Для костюмированного бала рановато.
— Что будем делать? — На третьем этаже начали производственное совещание.
— Высадим дверь и все. Фанера: выбить, как два пальца обоссать. — Я бы на их месте с пальцами был поосторожнее. Не говоря о моей двери. Но гости не привыкли сомневаться.
— Эй, пацаны, давайте сюда. — Спустя десять секунд пост между этажами оказывается покинутым. «Джипики» съезжают на третий этаж. Я спускаюсь следом на пол пролета. Устраиваюсь за спинами «доблестных милиционеров» так, чтобы быть не замеченным, и с интересом наблюдаю за ходом драмы. Забавно, но среди ряженых действительно имеется один милиционер. Мой добрый советчик, капитан, следователь, он же Щеглов — все в одном веселом и симпатичном лице.
— Давайте-ка мальчики. С разбегу и плечиком. — Говорит капитан.
— Учи ученых! — Парирует один из громил. Жаль, конечно, что моя квартира так неудачно расположена. Разогнаться можно только, забегая на лестницу. Парочка спускается на пролет вниз. Я чувствую себя обойденным судьбой. Так хочется увидеть все зрелище, начиная с разбега и заканчивая отскоком. Все, кто непосредственно не занят в демонстрации умственной отсталости, освобождают место для работы взломщиков. Капитан и «интеллигент» в форме лейтенанта оказываются буквально перед моим носом. Стоит им поднять голову и «джипикам» не придется ломать двери. Но все слишком увлечены происходящим. Я слышу тяжелый выдох и нарастающий топот шагов. Дружное «А-а-а!» разбивается о мою дверь. «Джипики» со стоном откатываются на исходную позицию.
— Крепкая, сука. Может она только снаружи фанерная, а внутри — стальная? — Выдвигают версию опозоренные пацаны.
Мне жутко хочется увидеть их лица. Я теряю всякую осторожность и, перегнувшись через перила, заглядываю вниз. Качки стоят красные и хмурые.
— Что, интересно? — Интеллигент смотрит на меня сурово, как и полагается глядеть человеку, исполняющему опасную и почетную работу-работу по охране правопорядка.
— Нет, я так, мимо проходил. Дай, думаю, погляжу, — Челюсти у капитана и «интеллигента» начинают отвисать одновременно. Они меня узнали. — кто там мои двери ломает? — Заканчиваю я свою мысль, быстро разворачиваюсь и бегу вверх по лестнице. Пацаны в это время приступают к второй попытке. Традиционное: «А-а-а!» переходит в глухой удар.
— Стой скотина! — Пока младшие по званию долбились о двери, до старших дошло, что не так уж важно узнать: есть ли под фанерой сталь или ее там никогда не было, если дичь не скрывается за этими дверями. Я снова испытываю массу неудобств. Бегать с моими травмами ничуть не легче, чем лазить по крышам. Чувствую, как под спортивным трико лопается короста, и из меня начинает подтекать. Преследователи находятся в явно лучшей форме. К пятому этажу мое преимущество сокращается до одного лестничного пролета. Добегаю до омерзительно коричневой со следами ржавчины лестницы на чердак, как мартышка взлетаю по перекладинам к крышке люка и обнаруживаю на петлях здоровый, новенький навесной замок. Еще на прошлой неделе его не было. Я это знаю точно. Бабки из нашего подъезда ходили в ЖЭУ ругаться из-за бомжей, ночующих на нашем чердаке.
— Слазь, красавчик!
— Андрюша, ходи сюда. Мы без тебя соскучились. — Нужно отдать им должное, ребятки быстро оправились и точно оценивают ситуацию. Это, конечно, касается только боссов. «Джипики» в погоне за группой лидеров, ничего не соображая, накатывают с пыхтением и топотом откуда-то снизу.
— Сейчас. — Пока все превращались из обезьяны в человека, я занимался чем-то совершенно противоположным. И был не прав. В результате, повиснув на лестнице и подпирая затылком крышку люка, чувствую себя до крайности глупо. Мои преследователи, не торопясь, в прогулочном темпе, обрабатывают ступеньки последнего пролета.
«Джипики» совершают финишный рывок с четвертого этажа на пятый. Сейчас меня подхватят под белы ручки и спустят с небес на грешную землю. А может быть и ниже. Но вряд ли в погреб. Второго прокола они не допустят. Закопают так, что ни один археолог и через тысячу лет не найдет.
— Ну, милый, поспешай. — Начальники устают двигаться. Они правы: какой смысл утруждать себя подъемом, если мне все равно некуда деваться? Хочу, не хочу, а спущусь к ним при всех вариантах.
«Джипики», не получив команды на торможение, заложив крутой вираж между этажами, не сбавляя скорости рванули ко мне. Капитан и интеллигентный Валера не успевают увернуться. Разгоряченные погоней пацаны, швыряют своих боссов на холодный бетон ступенек. Более подходящего момента для побега мне наверняка не представится. Прыгаю с лестницы вниз. Но не на площадку пятого этажа. Действую как «дамка» в шашках: минуя изгибы лестницы и завал на ней, десантируюсь на четвертый этаж. Не скажу, что за моим прыжком скрывался трезвый расчет. Нет. Прыгаю от страха. Жить очень хочется…Представил, глядя на растоптанное бандитское руководство, что со мной, бедной мартышкой, сделают эти гориллы и решил рискнуть. Из двух зол стоит выбрать меньшее.
Неожиданно приземляюсь на мягкое. Несчастный кавказец, возвращаясь с прогулки, имел глупость полюбопытствовать, что же происходит этажом выше.
— Опять вы со своими штучками! Прекратите издеваться над бедной собачкой!! Я на вас в суд подам!!! — Кричит несчастная Вера Игнатьевна. Кавказец пулей вылетает из-под меня, испуганно пучит глаза и, признав, наконец, причину всех своих бед с воем бросается по лестнице вверх.
Вера Игнатьевна, следом за своим любимцем, в два прыжка преодолевает лестничный пролет. На ее месте так бы поступил каждый. Куда деваться, если один конец поводка намотан на руку, а второй прицеплен к ошейнику обезумевшего Гаврюши.
Извиняться мне некогда. Хотя и чувствую себя последним подлецом, но, тем не менее, не тормозя кубарем выкатываюсь из подъезда. Дверь поддается с заметным сопротивлением. Но меня сейчас не остановила бы и легированная сталь. Вылетаю на мороз. Вплотную к крыльцу подъезда стоит знакомая Toyota, за ней милицейский УАЗик.
Понимаю, что затормозить и обежать легковушку я не успею. Сходу запрыгиваю на крышу. Оглядываюсь. У открытой створки, схватившись за лицо, стоит один здоровячек — один из Валериных «джипиков». Напротив него, по другую сторону двери, другой.
— Ты, чо, пацан, с дуба рухнул? Чо по машинам бегаешь? — Возмущается тот, который не пытается удерживать череп руками. Второй отрывает здоровенные пятерни от лица и я начинаю догадываться, что мешало свободному движению дверей. Из разбитого всмятку носа «джипика» хлещет кровь.
— С дуба, братан, с дуба! — кричу на ходу и бросаюсь в сгущающиеся сумерки.
Извечный вопрос русского народа: «Куды бедному крестьянину податься?» Не дай Бог сейчас попасть на глаза милицейскому патрулю. Я не о братве в милицейской форме, от которой только что сбежал. Я о настоящих стражах порядка. Мой внешний вид не может не вызывать подозрения. Куртка, трико и домашние тапочки. Минус двадцать, а я без шапки. Если вспомнить о, еще не рассосавшихся синяках, то картинка получается удручающая. Даже весьма.
Нужно найти пристанище для бедного путника. Был бы Лешка здоров, вопрос решился бы мгновенно. Глупость. Был бы Лешка здоров, я бы не влип в это приключение с бесконечной беготней. Никак не думал, что придется играть в догоняшки в зрелом возрасте. В детстве мне эта игра казалась более забавной и увлекательной. А сейчас, беготня как-то быстро надоедает. Хочется покоя, тишины и ласки. Причем-одновременно. Но где все это найти?
Пойти к Лариске? Нет, ни за что. Увидев меня в «прикиде» бомжа она получит такой козырь в свои цепкие ручки, который мне крыть будет нечем. К тому же не очень удобно набиваться на ночлег к жене брата в то время когда он весь в бинтах и гипсе валяется в больнице. Нет, Лариса и ночлег — вещи несовместимые.
Попробовать вернуться домой? Кстати я у Брыськи туалет не поменял. Он меня со свету сживет за такое пренебрежение к его персоне. Котлеты еще, наверное, не остыли. А у грибной подливки был такой потрясающий аромат! Я ощущаю, как рот заполняет слюной, будто шлюз прорвало. Остался нынче и без обеда и без ужина. Очень хочется пойти домой, но совершенно определенно сегодня я на такой мужественный поступок уже не способен.
Небо над головой хрустально-чистое. Каждая звездочка тщательно вырисована. Кажется, протяни руку и можно выбрать любую и положить на ладонь. А под ногами, выпавший днем, еще не испачканный городской копотью, снег. И посреди всего этого великолепия стою я. Голодный, несчастный и никому не нужный. Картина, прямо скажем, душераздирающая.
Пытаюсь вспомнить кого-нибудь, к кому можно было бы запросто ввалиться среди ночи и, не стесняя, устроиться до утра. Ничего путного в голову не приходит. А ноги намекают, что с них уже хватит. Дневную норму они выполнили. Натопались. Пора и на покой. Таскать без конца неугомонное тело, не способное даже на секунду присесть, им надоело до чертиков. По большому счету, они правы.
Ладно. Была, не была: пойду в больницу. Вряд ли меня станут там разыскивать. К тому же формальный повод посетить обитель страданий человеческих я имею. Пропуск в великое братство больных у меня с собой. Достаточно приспустить штаны и койко-место мне гарантированно. Процедура несколько унизительная, но дающая право на ночлег и бесплатное низкокалорийное, сугубо диетическое питание.
И так, решено. Сейчас в больницу. Котлеты и кот подождут до утра.
Через десять минут я переступаю порог приемного покоя травматологии. В холле пусто. Ни души. Дергаю дверь смотрового кабинета. На кушетке сидят двое. А я надеялся, что лимит приключений на сегодня уже исчерпан.
Качек, об которого я открыл дверь, демонстрирует лицо, перепачканное зеленкой и испещренное строчками швов. Он настолько поглощен своими переживаниями, что на открывшуюся дверь не реагирует. Рядом с ним капитан. Правый рукав форменной рубашки весь в крови и закатан до локтя. Кисть забинтована. Бушлат с разорванным рукавом валяется на полу. Судя по всему, за нападением на милиционера прослеживается кавказский след. Капитан меня замечает.
— Привет! — Говорю я. — Лечитесь? Ну, лечитесь, лечитесь. Не буду вам мешать. — Быстро закрываю дверь. «Как, опять бежать?» — возмущаются ноги. А куда деваться? Дергаюсь к выходу, но вовремя успеваю поглядеть в окно. Во дворе, перед крыльцом стоит Toyota Sprinter. Как я ее не заметил, когда входил? Ума не приложу. Нельзя в нашем городе так расслабляться. Можно настолько испортить здоровье, что потом ни один доктор не вылечит. Разворачиваюсь и несусь по полутемному больничному коридору. За спиной хлопает дверь смотрового кабинета. Кажется, не у меня одного возникло желание побегать по больнице. Залетаю в темный аппендикс-тупичок. Где-то здесь, как мне помнится, должен быть туалет. Характерное журчание подсказывает ответ на вопрос. Нащупываю ручку, аккуратно, стараясь не шуметь, открываю дверь и буквально просачиваюсь в узкую щель.
Здесь намного светлее. Великолепная полная луна через верхнюю, не закрашенную половинку окна, без тени смущения разглядывает почти белый унитаз и пару писсуаров с желтыми потеками. Прячусь от луны в самый темный уголок, прямо у входа. Запах в помещении удручающий. Не о таком ночном времяпровождении грезил я в отроческие годы.
В коридоре слышны шаги. Бегут двое.
— Давай, по лестнице на верх. Я здесь посмотрю. — Наконец-то Фортуна повернулась ко мне лицом. Судя по всему, качек с разбитой физиономией отправился инспектировать второй этаж. Мне достается однорукий бандит в капитанской форме. Не могу сказать, что я счастлив, но при данных обстоятельствах лучшего желать невозможно.
Дверь в туалет приоткрывается медленно и бесшумно. Капитан играет в ниндзю. Поглядим, чем эти игры закончатся. В образовавшуюся щель сначала просовывается пистолет. Оружие, обласканное луной, поблескивает неярко, но внушительно. Вообще, это нечестно: с пушкой на безоружного больного обывателя. От такой тактики попахивает подлостью. Подобные веши нельзя спускать вообще, а тем более работнику правоохранительных органов.
Я примериваюсь нанести неожиданный и резкий удар по руке, сжимающей оружие. Но, судя по всему, трачу на «примерку» слишком много времени. Избыток нерешительности мой бич.
Капитан впрыгивает в туалет вслед за своим пистолетом. Его резвость вызывает некоторые подозрения на непорядок в капитанском желудке. Но мне некогда выяснять: загнал ли его в туалет понос или желание видеть меня. Изо всех сил бью по кисти левой руки, в надежде выбить оружие. Возможно, если бы капитан не дергался, а стоял на месте, мой план и осуществился. Только дознаватель, как капелька ртути, и секунды не мог находиться в состоянии покоя. По левой руке я не попал. Удар пришелся на забинтованную культю правой капитанской руки.
— У-у-у, е…, тебя в… — Высказав пожелание, пострадавший валится на холодный грязный кафель без сознания. Первый раунд остается за мной. Пожалуй, когда меня выгонят из журнала, займусь преподаванием боевых единоборств. Российский стиль имеет существенные преимущества перед восточными аналогами. В любом кино каратисты минут по десять выясняют отношения между собой. А здесь все просто: один удар, один труп.
Забираю у капитана пистолет. Нельзя доверять оружие таким безответственным типам.
Желание оставаться в больнице на ночь почему-то пропало совершенно. Больно неспокойное место. Вряд ли здесь удастся выспаться. Выхожу через служебный вход. Теперь я вооружен и могу оказать сопротивление даже Валериным качкам. Пистолет — хороший аргумент в конфликтах с крупными хищниками и особями с ярко выраженным криминальным началом. Рука сжимает прохладную сталь и мне начинает казаться, что я вроде как стал ростом повыше и в плечах пошире. Метров сорок по тротуару двигаюсь пружинистой походкой гепарда. Потом с ноги сваливается тапочка. Это как во сне, когда гуляешь среди веселой толпы, отпускаешь милые шутки красивым девушкам, декламируешь поэтическую классику и вдруг с ужасом осознаешь, что на тебе ничего кроме галстука «бабочка» нет. Тапочка заставляет задуматься над тем, что, начав искать меня в больнице, пацаны неизбежно придут в палату к брату. Лешка, конечно, подставил меня с Екатериной Владимировной, но наказания в виде знакомства с этой публикой, он не заслуживает. Бандитов из больницы нужно уводить.
Возвращаюсь во дворик перед приемным покоем. Совесть жуткая сила. Она во мне побеждает страх. Для «героя» вроде меня, вернуться в больницу сродни взятию рейхсканцелярии в1945 голу в одиночку. Toyota по-прежнему скучает напротив крылечка. В ней дремлет Валера. Рядом с машиной нарезает круги «джипик».
Место будущего сражения как на ладони. Осталось обзавестись достойным планом компании. Мне бы отложить сражение до утра. Выспаться, выпить кофе, съесть, наконец, хотя бы пару бутербродов. Только это невозможно: по больнице бродят два маньяка и их требуется из медучреждения срочно извлечь.
Ничего умнее, чем захват Валеры в заложники я придумать не могу. Возможно, маршал Жуков предпринял бы какой-то иной маневр, но я отправляюсь ползком по сугробам, в обход прогуливающегося качка. Ноги одобряют мое решение. Они не остались без работы, но работать лежа гораздо приятнее, чем трудиться стоя. Это вам любая проститутка подтвердит.
За пять минут я благополучно преодолеваю двадцать метров по сугробам. Останавливаюсь передохнуть. До цели — рукой подать. Одно усилие и пистолет капитана окажется у виска «интеллигента». Набираю полный рот снега. Не ахти как сытно, зато и выпивка и закуска в одном флаконе. Тоне-в одной ладони — Ну, ты и нажрался, земеля. — «Джипик» даром времени не теряет. Он, оказывается, не просто нарезал круги на свежем воздухе, но одновременно следил за порядком и моральным обликом сограждан. Мой моральный облик его не устроил. Или, по крайней мере, удивил. — Куда ползешь? В больницу?