— Не знал, что у меня брат — жадина. Успокойся, я колбасой с медперсоналом поделился. Кстати, тобой Екатерина Владимировна интересовалась. Очень деликатно, но очень настойчиво.
— Какая Екатерина Владимировна? — Настораживаюсь я.
— Такая: серые глаза, симпатичная мордашка, черные реснички. — Словесный портрет абсолютно точен. Это она. Я почти счастлив.
— И что ты сказал?
— Ничего особенного. Сказал, что хороший парень. Работаешь дворником, но из запоя иногда выходишь.
— …? — Я теряю дар речи. Такой подлости от родного брата я никак не ожидал.
— Чего уставился? Не дай Бог, тебя окрутит — будешь до самой смерти с ней мучиться. Она, змея, мне такие уколы назначила, что на спине лежать — сил нет, а перевернуться не могу-нога на вытяжке. Да ты не расстраивайся: именно за ангельской внешностью скрываются самые страшные садисты. Поверь на слово. И можешь меня не благодарить.
Что, что, а уж благодарить я его точно не стану.
21 декабря
Снова утро. Пью кофе и смотрю отечественный боевик по телевизору. Смотрю и завидую. Как у них все ловко поставлено. Главный герой имеет четыре версии преступления и пятерых подчиненных — мальчиков на побегушках. Пока он, изображая титана мысли, задумчиво скребет затылок, размышляя над очередным ходом, мальчики опрашивают свидетелей, собирают улики, отрабатывают все четыре версии одновременно. У меня, собственно, и версии только две. А мальчиков на побегушках, так и вообще — вовсе нет. Полная самостоятельность. За что хвататься? Пойти в гараж, поинтересоваться запутанной судьбой регистрационного номера с почившего «запорожца» или заняться президентом «ТетраТех» Геннадием Георгиевичем Волобуевым? К тому же вчера, буквально из постели вытащил главный редактор журнала. Срочно нужна статья. Опять клиенты жаждут прославить в веках нечто непродаваемое. Не то компьютер, не то калькулятор «Феликс». Материал необходимо забирать сегодня. А статью отдать завтра. У шахматистов это называется красиво: «цейтнот». Я именую такое состояние значительно проще и простоязычнее: запарка.
Вопрос с планами на день решается элементарно: кидаю монетку. Новенький рубль несколько секунд трепыхается в воздухе, сопротивляясь силе тяжести, и падает решкой вверх. Еще бы вспомнить, что я загадал на «решку». Отсутствие мыслей всегда приводит к силовому решению. Это аксиома. Мне почему-то кажется, что посещение гаражного кооператива требует меньшей предварительной подготовки. Мои вчерашние благие намерения о тщательной проработке деталей следственных мероприятий, так и остались намерениями. В связи с чем, «решке» присваивается гаражная версия.
Кооператив «Роща» — славное место. Дорога. По одну сторону собственно роща. Настоящая, полноценная роща, в которой растут настоящие, почти дикие деревья. Летом можно собирать ягоду, а по осени — грибы. По правую сторону дороги ровные шеренги капитальных гаражей и кривоватый «шанхай» их металлических собратьев. Одинаково подходящее место для распития пива в мужской компании и исполнения приговоров сибирской триады.
Вагончик сторожа нахожу без особых проблем. Стучу в дверь, одновременно пытаясь выдернуть ботинок из зубов, неведомо откуда возникшей шавки. У собаки пасть маленькая, но цепкая. Либо ее плохо кормят и она не желает выпускать изо рта лакомый кусок, либо ей надоело зимой шляться по морозу босиком и она имеет виды на мою обувь. Я так увлекаюсь процессом стряхивания барбоса, что не сразу замечаю зрителей. Точнее зрителя. В мутное, сто лет не мытое окно сторожки, задумчиво глядит усатая, морщинистая физиономия. Мужичонка, по всему видно, пенсионер со стажем, не торопиться открывать дверь. Ему любопытно, что с моей ноги соскочит раньше: собака или ботинок.
— Не отстанешь — Брыську позову! — Говорю собаке сердито. Это страшная угроза. Мой кот имеет одну, но пламенную страсть: обожает гонять собак. Без учета их габаритов и весовой категории. Втыкает когти в нос, висит и орет. У редкого барбоса нервная система выдерживает это испытание.
Пес, растопырив лапы и уши сосредоточенно изучает мое лицо маленькими черными глазками и начинает жалобно скулить. Наконец до меня доходит: парень просто подавился большим куском. То есть мной. Ботинок заклинил челюсть и бедняга не может меня отпустить, несмотря на горячее желание сделать это.
Сдвигаю жадину вдоль подошвы к пятке и едва успеваю выдернуть из пасти пальцы. Коротко щелкнув зубами, опозоренный агрессор ретируется под вагончик. Вот и все, а я, глупый, барбоса Брыськой пугал.
Сторож разочарованно отворяет дверь:
— Тебе чего? — создается впечатление, что с собакой на ноге я его больше устраивал.
— Я журналист из «Вечерки». — Нахально вру пожилому человеку. Как нехорошо… — Если позволите, я войду.
— Да уж заходи, коли пришел. — В сторожке тепло. Раскаленный до красна «козел», весело сжигает членские взносы владельцев гаражей. Колесико электрического счетчика наматывает круги со скоростью болида Формулы1. Сажусь на колченогий стул. Дед важно располагается за старым, дохрущевским письменным столом.
— Вы уже слышали о новом постановлении Мэрии?
— Это что, горисполком, что ли?
— Вроде того. — Я не вдаюсь в подробности. Мне это ни к чему.
— Нет. Стены толстые. Ничего не слышу. Телевизора нет. Радио нет. Люди не ходят. Зима. Я здесь кроме собаки вообще ничего не слышу.
— Понимаете, вышло постановление о дополнительном налоге с владельцев гаражей. — Все таки сочинять — это мое призвание. Само собой получается. — У меня задание от редакции: переговорить с председателями крупных гаражных кооперативов, с владельцами гаражей и узнать их мнение по этому вопросу. — Заканчиваю фразу и мысленно облегченно вздыхаю.
— По какому вопросу? — Я рано обрадовался. Дед ничего не понял. Объяснение придется повторить. И, может быть, неоднократно.
— По вопросу нового налога с владельцев гаражей.
— Это не ко мне. — Дед по детски радуется тому, что может помочь журналисту. — Это к председателю.
Тяжелый случай. Прямо скажу: клинический. Я собираю все свое терпение в кулак и прячу кулак в карман.
— Мне председатель и нужен. — Все-таки у меня ангельский характер: кулак в кармане дрожит, но голос ровный и доброжелательный. Пока.
— Так нет его. — Старик разводит руками, как будто можно не заметить председателя в вагончике, где кроме дивана и стола, только стул, на котором я сижу.
— Сам вижу, что нет. — Я еще крепче сжимаю кулак. — Но адрес его есть? Телефон, по которому можно с ним поговорить, есть?
— Это — пожалуйста. — Сторож достает с самодельной полочки, лоснящийся от машинного масла гроссбух. — Это мы сейчас поглядим. Здесь все адреса и телефоны записаны. — Он слюнявит толстый короткий палец и начинает насиловать листы, безбожно сминая их и размазывая грязь по бумаге. — На, читай.
Толстый. Почти окаменевший ноготь сторожа прочно удерживает нужную строчку. Читаю. Все по уму. Номер гаража, фамилия владельца, адрес, телефон. У председателя гараж № 146! Если это не удача, то я не Андрей Петров. Быстро переписываю строчку под № 147.
— Спасибо вам огромное. — Жму руку сторожу. — Вы оказали неоценимую услугу читателям «Вечерки». Непременно в статье отмечу ваши заслуги в деле защиты прав автовладельцев от произвола чиновников.
— Чего? — Сторож такую длинную фразу переварить просто не способен. Я уже выхожу, когда он спохватывается и вдогон кричит:
— Эй, слышишь, корреспондент! Ты про налоги спрашивал. Так вот: налогов твоих нам не надо. Подоходный, за бездетность и все. Хана. Ничего больше платить не стану.
— Замечательно. Полностью присоединяюсь к предыдущему оратору. — На улице меня поджидает давешний кобелек. Он черными глазами-пуговками с ненавистью оглядывает мой ботинок и, тяжело вздохнув, заползает под вагончик.
Гараж № 147 открыт. Положительно, в такой удачный день стоит купить лотерейный билет. Феррари мне обеспечен. Ну, не Феррари, так «Жигули» наверняка.
Я рассуждал о Феррари и рысью несся к распахнутым створкам гаража. Это было пять секунд назад. Сейчас я уже о Феррари не рассуждаю и несусь не рысью, а галопом. Что в переводе на русский язык означает: очень быстро. Причем в совершенно противоположную сторону. И молю Бога, что бы те парни в гараже, меня не заметили.
— Эй, пацан, постой-ка. — Вряд ли это не ко мне. Бог снова переметнулся на сторону противника. Почему он слишком часто старается помочь моим врагам, ущемляя мои права и интересы? Почему? Чем я заслужил такой несправедливый, односторонний подход? Я не очень рассчитывал найти в гараже № 147 останки белого «запорожца», но еще меньше хотел встретить, компанию, изуродовавшую мое, некогда симпатичное, лицо. И, надо же, встретил именно их — Стой, тебе говорят. — Чего надрываются? Куда я денусь? Передо мной ворота гаража, справа ворота гаража, слева, то же самое. Поразительно однообразный пейзаж. И называется этот пейзаж: тупик. А в тупике я — потенциальный трупик. Медленно оборачиваюсь. Они идут не торопясь. Знают о моем бедственном положении. «Интеллигент» — посередке, два квадратных «джипика» — по краям.
Смотрю на серое низкое небо и понимаю, как мне не оно мне нравится. Я люблю небо в любом его состоянии. Даже во время слякотных осенних дождей. И не желаю с ним расставаться ни на время, ни навсегда.
— Глядите-ка, мы, кажется знакомы? — Это «интеллигент». «Джипики» ухмыляются молча. Да и о чем говорить. Все и так ясно. Не к добру я помянул сибирскую триаду. Она, как нечистая сила, легка на помине.
— Каким ветром в наши края? — Все-таки, «интеллигент» до неприличия настойчивый. «Каким ветром»? Никаким. По глупости. Теперь я это отчетливо понимаю.
— Гулял и забрел. А что, нельзя? — Взял на себя инициативу язык. Если выкарабкаюсь сегодня, обязательно вырву этого выскочку. Положу в холодильник в морозилку. Пусть там с сардельками разговаривает.
— Почему нельзя? Очень даже можно. Считай себя почетным гостем нашего гаража. Ты ведь, кажется, хотел посмотреть, что мы в нем храним?
Я изо всех сил сжимаю челюсти, но язык ухитряется сквозь зубы выдать:
— Отчего бы ни посмотреть, коли экскурсия бесплатная… — Пацаны быстро перестраиваются. Теперь в центре композиции вышагиваю я. Чуть впереди — главарь, по бокам здоровячки с кулаками 45-го размера. Этот размер мне до смерти не забыть. Жаль, что память испытывать осталось недолго.
— Я думал, что мы твое любопытство вылечили. Ошибся. Придется повторить курс и увеличить дозу. — Философствует впереди наш командир. Он не знает, что я сторонник гомеопатии. Надо бы проинформировать.
— Может стоить изменить методику? — С наивным видом спрашиваю у философа от бандитизма. — Скажем, попытаемся заняться гомеопатией?
— А это мысль. — Неожиданно подхватывает мою идею «интеллигент». -Часто, долго, но понемногу. Мне нравиться. Рациональное зерно присутствует.
— Лучше: часто, много и от души, на х…! — Вступает в дискуссию правый «джиппик». В рядах противника нет единогласия. Это единственный приятный момент в нашей экскурсии.
Меня впихивают в полутемный гараж. Мерседеса в нем нет. Есть микроавтобус Toyota. Наверное, именно на нем перевозят мебель. Интересно: они мой выпотрошенный труп повезут в шкафу или в серванте?
Один из качков садиться за руль. Мотор, несмотря на морозец, схватывает легко. Другой качок прижимает меня к стенке гаража и держит в сплющенном состоянии, до тех пор, пока в помещении от Toyota ни остается только сладковатые выхлопные газы. Двери гаража закрывают, зато открывают крышку смотровой ямы.
— Лезь. — Я раздумываю как поступить. «Джипик» нежно прижимавший меня к стене, устает ждать и пинком подсказывает мне правильное решение. На этом мое путешествие в преисподнюю не заканчивается. Успеваю только подняться с четверенек, как кто-то, шумно отдуваясь и покряхтывая, спрыгивает следом. Не могут эти парни и минуты прожить без Андрея Петрова. Как тут не зазнаться?
Испытать очередной приступ мании величия мне не удается. Пол под ногами неожиданно проваливается и я лечу в черную вонючую пропасть погреба. Судя по запаху, картошку сюда засыпали года два назад и с тех пор ее судьбой не интересовались. Меня тоже приговорили к двухлетнему заключению?
— Посиди, дружок. За жизнь подумай. Вернемся — займемся твоим лечением. — Доносится сверху хрипловатый баритон. — Значит, говоришь, гомеопатия?
— Эй, мужики, а где обед? Компот, черная икра, ананасы? — Пытаюсь из недр земли докричаться до совести своих тюремщиков.
— Под ногами покопайся. Там тебе и компот, и черная икра, и ананасы, и шампанское.
— Хорошо пошаришь, может бабу найдешь!
Качок, он и есть качок. Грубость выражений и скудность ума. Такое не поддается ни лечению, ни перевоспитанию.
Крышка погреба закрывается, щелкает замок. Слышу, как пацаны долго возятся с воротами. Наверное, снег попал в пазы створок и не дает воротам закрыться. Возня над головой прекращается и наступает бесконечная, пустая тишина.
Чем жизнь отличается от приключенческого романа? В основном, отсутствием Happy end'а. В романе, глаза героя, попавшего в мою ситуацию постепенно привыкают к темноте и он находит подземный ход. К моменту возвращения злых, неугомонных бандитов, в страшной темнице вместо узника остается только запах дорогого мужского одеколона и небрежный привет на стене. Что-нибудь вроде: «Ушел на базу. И не ждите…»
У меня то ли глаза не те, то ли темнота не правильная, то ли темница построена по спецзаказу второпях. Только никакого подземного хода я не нахожу. Кругом одна гнилая проросшая картошка. Интерьер унизительный, отвратительный, а главное, не соответствующий никаким санитарным нормам.
Я хожу по кругу вдоль плесневелых стен. Под ногами хлюпает вонючая жижа. Над головой зияет труба лаза. Ни лестницы, ни идей, ни противогаза. В этой квартирке я не помру с голоду. До голодной смерти мне не дожить. Я задохнусь в зловонье. Не то, что бы с детства Андрей Петров мечтал умереть как-нибудь иначе. Признаюсь честно: я вообще мечтал жить вечно. Но такой смерти и врагу не пожелаешь.
Нужно что-то делать. Кстати, умирать мне просто нельзя. Дома кот некормленый. Безответственно отдать концы, не позаботившись о единственном существе, терпевшем меня все последние годы. Кроме того, в больнице меня ждет брат с переломанными костями и красавица со строгим серым взглядом по имени Катя. Екатерина Владимировна ни за что не простит мне смерти до первого свидания. Ура! Наконец найден достойный повод для борьбы за дальнейшее существование.
Делаю еще один круг вдоль стен. На сей раз я уже не просто хожу, страдая о загубленной жизни. Я ищу способ загубленную жизнь спасти. Мозги начинают пробивать дурман картофельных испарений.
Две стены погреба, идущие вдоль гаража, выложены кирпичом. На две короткие поперечные стены кирпича не хватило. Голимый суглинок. Будь у меня в запасе не пара часов, а пара недель, стоило попробовать прорыть ход. Исправить прокол проектировщика моей темницы. Но двух недель у меня нет. Да их в такой атмосфере и не прожить. А вот если попробовать выломать из стены торцовые кирпичи и сложить их у горловины лаза, то, возможно, удастся дотянуться до крышки погреба. Вряд ли при такой сырости крышка сохранила неприступную твердость.
Идея мне нравиться на столько, что я, не задумываясь, приступаю к ее осуществлению. За каких-то пол часа успеваю: нащупать самый шаткий, на мой взгляд, кирпич, отвоевать его влажный и скользкий торец у плотного суглинка, и, даже, слегка раскачать. Следующие пол часа занимает неравная борьба. Кирпич, как молочный зуб качается, но не поддается. Я качаюсь, но не сдаюсь.
Бороться с кирпичом в условиях острой нехватки кислорода, удовольствие сомнительное. Мой организм долго терпит это издевательство, но в конечном итоге говорит: «Баста».
Прихожу в себя от скрежета ворот. Бой проигран. Выбраться из ловушки до возвращения стражи не удалось. Но сдаваться без боя, позволить просто так превратить себя в подопытного кролика в руках юных друзей Фреди Крюгера, тоже не хочется. Я с утроенной энергией дергаю кирпич на себя. С кирпичом в руках можно считать себя человеком вооруженным. Если булыжник — оружие пролетария, то кирпич-оружие интеллигента.