Попытки убедить Оливию были заведомо обречены на провал. С четверть часа молодые люди обменивались колкостями, а когда у обоих пропал всякий аппетит, они встали из-за столика и двинулись каждый в свою сторону. Без прощального поцелуя, без намека на объятия, без обещания созвониться потом. Проведя примерно час в редакции журнала, Кайл с тяжелым сердцем отправился в «Холидей инн».
В интерьере номера 225 не произошло почти никаких изменений. Видеокамера и ноутбук исчезли, нигде не было и следов электронного оборудования. Однако, сознавал Кайл, слова его будут так или иначе зафиксированы. Складной стол находился сейчас ближе к окну, также как и оба стула. Своей скудостью обстановка напоминала комнату для допросов где-нибудь в подвале полицейского участка.
Макэвой ощутил, как голову вновь обхватывает тугой обруч боли.
Положив на стол врученную ему Джинардом визитку, Кайл с чувством проговорил:
– Скажите этому сукину сыну, чтобы он прекратил ходить за мной по пятам.
– Нами движет обычное любопытство, Кайл. Не больше.
– Я не потерплю слежки, Бенни. Вы способны это понять?
Райт вызывающе улыбнулся.
– Сделка не состоится, мистер Райт. У меня нет желания жить, зная, что за каждым моим шагом наблюдают до неприличия любопытные типы. Выбросьте из головы дурацкую слежку, забудьте о прослушке моих телефонов, о «жучках» в стенах и чтении электронной почты. Вы же все это делаете, правда? Я не собираюсь разгуливать по нью-йоркским улицам, гадая, кто сидит у меня на хвосте. И я не намерен звонить друзьям всякий раз, думая о том, что кто-то внимательно вслушивается в наш разговор. Вы уже лишили меня почвы под ногами, Бенни. Самое меньшее, что вы просто обязаны сейчас сделать, – это оставить в неприкосновенности хотя бы частицу моей личной жизни.
– Мы вовсе не разрабатываем планы…
– Ложь, и вам это хорошо известно! Вот мои новые условия, Бенни: ваши парни должны оставить меня в покое. Никаких микрофонов, никакого подглядывания в замочную скважину и игр в кошки-мышки. Я выполню все, что вы от меня, черт побери, требуете, но без этого идиотского надзора.
– Иначе?..
– О, иначе? В противном случае я рискну испытать судьбу с Илейн Кенан и делом о ее так называемом изнасиловании. Слушайте, Бенни, если моя жизнь все равно пошла под откос, так что я теряю? Я готов испить чашу до дна. За спиной у меня Илейн, впереди – вы. Неизвестно, кто хуже.
Бенни Райт медленно выдохнул, откашлялся.
– Верно, Кайл, все верно. Но для нас очень важно постоянно находиться рядом с тобой. В этом – суть нашей работы, и тут ничего не изменишь.
– Суть вашей работы – наглый шантаж. Наглый и неприкрытый.
– Кайл, Кайл, хватит уже. Ты должен вести мяч.
– Прошу вас, давайте не будем о мяче. Ваш футбол мне надоел.
– Мы не имеем права предоставить тебе полную свободу в Нью-Йорке.
– Мое последнее слово: за мной не крадутся, меня не подслушивают и не выслеживают. Ясно?
– Тогда возникнет большая проблема.
– Возникнет? Она налицо, эта проблема. Чего вы хотите? Вам известно, где я живу, где работаю, и на ближайшие пять лет здесь не ожидается никаких перемен. Я буду проводить в офисе восемнадцать часов в сутки – если не больше. Для чего, собственно говоря, держать меня под наблюдением?
– Существуют определенные правила.
– Так откажитесь от них. Придумайте новые. Ни на какие уступки я не пойду. – Вскочив, Кайл направился к двери. – Когда следующая встреча?
Райт тоже поднялся.
– Ты куда?
– Вас это совершенно не касается. И перестаньте быть моей тенью. Все! – Макэвой сжал дверную ручку.
– Ладно, ладно, Кайл, мы постараемся проявить гибкость. Я тебя понял.
– Когда и где?
– Сейчас. Здесь.
– Нет. Меня ждут дела. И пожалуйста, без слежки.
– Нам необходимо о многом побеседовать, мой мальчик.
– Когда?
– Скажем, в шесть вечера.
– Я приду в восемь, ровно на час. Да, и весь завтрашний день принадлежит мне одному.
Глава 7
Ступив утром на перрон, Маковой сел в поезд, который в 7.22 отправлялся до Центрального вокзала Нью-Йорка. На Кайле был лучший из двух его костюмов, белая рубашка с удручающе скучным галстуком и строгие черные ботинки. В руке он держал элегантный кожаный атташе-кейс, подаренный отцом на прошлое Рождество. С двумя толстыми газетами под мышкой – «Нью-Йорк таймс» и «Уолл-стрит джорнал» – Кайл сливался с толпой сонных пассажиров, торопившихся в офисы.
За чисто вымытым окном вагона стремительно убегал куда-то назад зимний пейзаж. Устав от газет, Кайл забросил их на верхнюю полку и невольно задумался о будущем. «Интересно, – размышлял он, – придется ли мне жить в пригороде и тратить три часа в день на дорогу до работы и обратно?» С одной стороны, детям, когда они подрастут, нужно будет ходить в приличную школу, с другой – велосипед принесет куда больше удовольствия, если совершать на нем прогулки по тенистым улочкам Нью-Хейвена. Однако мечты о будущем занимали Кайла недолго: жестокая реальность брала свое. Можно считать большим везением, если его не признают виновным в изнасиловании и/или не лишат права заниматься адвокатской деятельностью. Жизнь в солидных фирмах жестока сама по себе, а ведь ему предстоит не только уцелеть в жерновах первых двух или трех лет, но и регулярно сливать конфиденциальную информацию. Оставалось лишь ежедневно возносить Богу молитвы, что его как-нибудь не поймают за руку.
Может, ежедневные поездки на пригородном поезде – не такая плохая идея, в конце концов?
После трех дней изматывающе долгих бесед, запугиваний и откровенных угроз Бенни Райт все же покинул Нью-Хейвен – отступил, так сказать, в тень. Однако у Кайла не было ни малейших сомнений: очень скоро демон вновь материализуется. Кайл ненавидел его голос, его лицо, неподвижные волосатые руки, лысину и самоуверенные до наглости манеры. Кайл презирал все, что было связано с Бенни Райтом, его компанией или фирмой, и много раз за минувшую неделю, просыпаясь посреди ночи, он давал себе слово послать все это к дьяволу.
Но, лежа без сна в темноте, он представлял, как его руки оказываются в наручниках, видел свое растерянное лицо на первых страницах газет и убитых горем родителей. Воображение услужливо рисовало зал суда и коллегию присяжных, которым он, Кайл, не имел сил посмотреть в глаза.
«Она не спит?» – спрашивает Джой Бернардо, когда Бакстер сопит и похрюкивает на софе.
Вопрос этот эхом отзывается в стенах зала.
Оставив позади аккуратные домики пригорода, поезд нырнул под землю, пересек по туннелю воды Ист-Ривер и выскочил на поверхность уже в Манхэттене. Кайл вышел из здания Центрального вокзала, на перекрестке Лексингтон-стрит и Сорок четвертой улицы поймал такси. По дороге к перекрестку – всего-то пятьдесят метров – он несколько раз судорожно оглянулся.
Юридическая фирма «Скалли энд Першинг» арендовала почти все верхние уровни здания по адресу Бродвей, 110 – сорокачетырехэтажного утеса из зеленоватого стекла, который высился в самом сердце делового района города. Прошлым летом Кайл десять недель провел в нем в качестве стажера. Стажировка представляла собой процесс обычного заигрывания солидной фирмы с наивным соискателем места: восторженный прием, болтовня с радушными сотрудниками в баре, три-четыре часа неутомительной работы. Будущее казалось сказкой, хотя все участники этого фарса отлично осознавали его истинную суть. Если режиссура оказывалась на высоте – а сбоев в «Скалли энд Першинг» не знали, – то по завершении учебы стажер превращался в полноправного члена большой семьи и жизнь его отныне текла по накатанному пути.
Стрелки часов в пустом вестибюле показывали почти десять утра. Все сотрудники уже давно сидели на рабочих местах. Когда кабина лифта замерла на тридцатом этаже, где располагалась приемная фирмы, Кайл пару секунд простоял перед массивной дубовой дверью с бронзовыми буквами. Сияющие литеры извещали посетителя о том, что он вот-вот ступит на священную территорию «Скалли энд Першинг». Две тысячи сто адвокатов и советников юстиции – крупнейшая в мире юридическая фирма, консультант доброй половины компаний, перечисленных в знаменитом журнале «Форчун». Офисы в десятке городов США и двадцати зарубежных странах. Сто тридцать лет здесь неукоснительно следовали профессиональным традициям. Эта фирма – магнит, притягивающий лучшие умы, которые только можно купить. Воплощение власти, престижа и денег.
Макэвой почувствовал себя беспардонным нарушителем границы.
Стены приемной были увешаны полотнами абстракционистов: в оформлении интерьера явно участвовал опытный дизайнер. Скорее всего это был выходец с Востока. Лежавшая на журнальном столике брошюра знакомила посетителей с картинами и прочими ценностями, имевшимися тут. Человек непредвзятый вполне мог бы подумать, что сотрудники каждую свободную минуту заходят сюда, чтобы полюбоваться произведениями искусства. Миниатюрная секретарша на немыслимо высоких каблучках записала имя Кайла в книгу и с обезоруживающей улыбкой попросила его подождать. Он принялся рассматривать затейливые полотна и скульптуры, не имея никакого представления о том, что он видит перед собой. Через несколько минут секретарша за его спиной негромко произнесла:
– Мистер Пекхэм готов вас принять. Его кабинет двумя этажами выше.
Кайл направился к лестнице.
Подобно многим юридическим фирмам Манхэттена, «Скалли энд Першинг» не жалела денег на лифты, приемные и комнаты для переговоров – ибо там бывали клиенты и посетители. В помещениях же, где трудились рядовые юристы, безраздельно правил голый практицизм. Вдоль стен коридоров и холлов тянулись бесконечные ряды стеллажей. Секретарши и операторы компьютеров, все без исключения женщины, размещались в тесных закутках и могли рукой дотянуться друг до друга. Рассыльные и копировщики проводили целый день на ногах: нью-йоркская недвижимость слишком дорога для того, чтобы боссы выделяли этой мелочи хотя бы каморку. Опытным сотрудникам и младшим партнерам предоставлялись отдельные скромные комнаты с окнами, которые выходили на точно такие же безликие громады.
Новички довольствовались крошечными отсеками без окон, по три-четыре человека в каждом. Офисы свои они меж собой называли «кубиками». «Кубики» были расположены так, что чужой глаз их бы и не заметил. Узенькие пеналы со столами, фактически ненормированный рабочий день, придирчивость начальства и страшные нагрузки – вот с чем сталкивались молодые юристы в крупной фирме. Жуткие рассказы об их жизни Кайл слышал еще на первом курсе университета. «Скалли энд Першинг» была ничуть не хуже и не лучше других мегафирм, которые швыряют деньги, нанимая талантливых выпускников, а затем медленно убивают их непосильной работой.
Просторные кабинеты, располагавшиеся по углам каждого этажа, принадлежали «зубрам» – старшим партнерам фирмы, причем хозяин кабинета имел право обустроить его на свой вкус. Сорокаоднолетний «зубр» Дуглас Пекхэм, специалист по судебным разбирательствам, руководивший стажировкой Кайла, тоже был выпускником Йельского университета. За время стажировки Кайлу удалось установить с ним почти приятельские отношения.
Порог его кабинета Кайл переступил в самом начале одиннадцатого, вежливо уступив дорогу двум выходившим сотрудникам. Совещание, видимо, оказалось непростым: сотрудники были хмурыми, а Пекхэм умело скрывал раздражение.
После короткого обмена любезностями некоторое время оба воздавали должное «старому доброму Йелю». Кайлу было известно, что почасовая ставка Пекхэма равна восьмистам долларов и что работе он отдает не меньше десяти часов в день. Из этого следовало: затраченное на предстоящую беседу время Дуг уже не компенсирует.
– Мне, честно говоря, не очень хочется тратить два года на помощь обездоленным, – сказал Кайл, боясь отнять у хозяина кабинета лишнюю драгоценную минуту.
– А я, так же честно говоря, не могу винить тебя за это, Кайл, – мгновенно откликнулся Пекхэм. – Твой потенциал гораздо выше, перед тобой блестящее будущее. – Он раскинул руки, как бы приглашая гостя взойти на возвышение, где стоит трон. Владения Дуга и вправду впечатляли, но до королевских все же не дотягивали.
– Я предпочел бы заниматься судебными исками.
– Не вижу проблемы. Минувшим летом ты оставил тут весьма положительное впечатление. Я лично займусь твоим вопросом. Имей только в виду: разбираться с тяжбами – удел далеко не каждого.
Так они все говорят. Эксперт по судебным искам в среднем работает около двадцати пяти лет. Это работа на износ, вечные стрессы. Сейчас Дугу всего сорок один год, однако он вполне может сойти за пятидесятилетнего. Совершенно седой, темные круги под глазами, одутловатое лицо и складки на животе. Физическими упражнениями занимался последний раз, наверное, еще в университете.
– Срок, который мне дали, уже прошел, – напомнил Макэвой.
– Когда?
– Неделю назад.
– Чепуха. Не забывай, Кайл: редактор юридического вестника заслуживает особого отношения. Мы с радостью пойдем тебе навстречу. Я поговорю с Вуди из кадров и все улажу. По-моему, наша система подбора себя оправдывает. Новички, что вольются осенью в дружное семейство «Скалли энд Першинг», – лучшие из лучших.
То же самое говорят во всех крупнейших фирмах.
– Благодарю вас. Буду счастлив попасть в секцию судебных разбирательств.
– Я понял тебя, Кайл. Считай, дело сделано.
С этими словами Дуг бросил взгляд на часы: беседа закончена. Телефон на столе разрывался от звонков, за дверью были слышны голоса. Пожимая на прощание руку «зубру», Кайл подумал, что меньше всего на свете ему хочется стать вторым Дугласом Пекхэмом. Он не знал еще, кем хочет стать и станет ли кем-то, лишившись лицензии адвоката. Но в его планы вовсе не входило отдаваться бездушному Молоху, чтобы занять роскошный офис старшего партнера.
Возле двери кабинета стояли четверо сотрудников – одетые в дорогие костюмы молодые люди на год или два старше Кайла. Четверка со строгими, напряженными лицами ступила в логово льва, и, когда дверь захлопнулась, Макэвой услышал резкий, требовательный голос Пекхэма. Ну и жизнь! А ведь это наверняка не самый трудный день в секции судебных разбирательств. Настоящий ад разверзается в залах суда.
Спускаясь в лифте, Кайл внезапно подумал о том, что за жуткая жизнь его ждет. Отныне, когда он, подобно сотням коллег, будет покидать «Скалли энд Першинг», ему придется класть в кейс или карман пиджака совершенно секретную информацию, которая касается фирмы и ее клиентов. А потом эти конфиденциальные сведения окажутся в волосатых руках Бенни Райта, который не замедлит воспользоваться ими по своему усмотрению.
«Кого я пытаюсь обмануть?» – спросил себя Кайл. Кроме него, в кабине лифта находились еще четыре человека. Неловким движением Маковой смахнул со лба пот.
Итак, либо тюремная камера в Пенсильвании за участие в изнасиловании, либо тюрьма в Нью-Йорке за кражу чужих секретов. Может, есть и третий вариант: отучившись четыре года в университете и три года в юридической школе, превратиться в хорошо оплачиваемого вора?
Но обсудить этот вопрос ему было не с кем.
Кайла обуревало желание вырваться из зеркальной клетки лифта, бежать из стеклянного небоскреба и из этого города. Бежать сломя голову от судьбы. Прикрыв глаза, он продолжал размышлять.
В Пенсильвании имелись хоть какие-то улики. В Нью-Йорке – ничего. Пока, во всяком случае. Но рано или поздно его поймают, сомнений в этом быть не могло. Получается, что ареста все равно не избежать.
В двух кварталах от «Скалли энд Першинг» Кайл наткнулся на небольшую кофейню. Заняв высокий стул возле окна, стал бездумно смотреть на сверкающую башню, которая очень скоро станет ему или домом, или тюрьмой. Макэвой отлично знал цифры, статистику: по всему миру фирма наберет в штат сто пятьдесят новых сотрудников, причем сто из них придут только в нью-йоркский офис. Поначалу платить молодым специалистам будут сотню долларов в час. Клиентам фирма выставит счета в несколько раз выше, но уже за услуги, предоставленные более опытными сотрудниками. Как и всякий новичок, Кайл обязан покрывать счетами не менее двух тысяч часов ежегодно, хотя, если он намерен зарекомендовать себя с наилучшей стороны, этот минимум придется перекрыть. Сточасовая рабочая неделя превратится в норму. Через два года таких испытаний многие из молодых начнут покидать фирму в расчете подыскать более легкий способ заработать. Еще через три уйдет ровно половина тех, кто пришел вместе с Кайлом. Выживут процентов десять, единицы взберутся на самый верх – чтобы спустя семь или восемь лет войти в вожделенный круг партнеров. Кое-кто, если побоится уйти сам, окажется выдавленным руководством: лишенный честолюбия сотрудник не представляет для «Скалли энд Першинг» никакой ценности.