Я подумал, что будет неплохо покататься немного и вернуться назад. Например, из Мадрида полететь на Кипр, потом паромом в Израиль и маленькой частной авиакомпанией в Египет. Оттуда на автобусе в Бейрут (пока не очень стреляют), потом опять самолетом на Кипр и паромом в Александрию. Если кто-нибудь все-таки постарается на меня рассердиться из-за столь невежливого ухода с работы и решит меня поискать, что очень возможно – он должен запутаться и уж точно решит меня искать рядом с местом исчезновения в последнюю очередь.
В Каире есть пара моих друзей, с которыми меня связывает давняя история. Частенько мы работаем вместе. Они, как и я, когда-то очень быстро покинули контору (в чем я им немного помог) и организовали в Египте частную авиакомпанию (два самолета, которые всегда стоят на ремонте). Их небольшой офис находится в районе Хан-Халиль в старом городе. Если кто-то начнет искать этот офис, то еще до того, как он его найдет, офис исчезнет и превратится, ну, скажем, в лавку, торгующую маслами и уксусом. Шум от твоих шагов всегда бежит впереди тебя, говорят в старом Каире.
Таким образом, одно из звеньев моего «петляния» исчезнет – то есть пропаду я где-то в Израиле. Меня это устраивает. Все придумалось удачно, и должно было бы так и случиться, если бы не одно но…. Выглядело это «но» очаровательно, если возможно применить это слово к невысокой женщине средних лет в форменном костюме какой-то авиакомпании. «Но» подошло к креслу, на котором я сидел, улыбнулось и носком грациозной туфельки 6 номера тронуло бумажку, валявшуюся на полу.
- Вы летите в Мадрид, сеньор? – Голос для четырех часов утра тоже был очаровательным: легкая хрипотца средиземноморской вдовы с устойчивым запахом крепкого кофе и конька.
- Увы.
- Тогда Вам пора на посадку. Ваш рейс 1226.
- Еще раз – увы. Вы ошиблись, милая. Мы не знакомы и Вы, вероятно, приняли меня за другого.
- Нет, сеньор. Вот тот, видите, человек, который выходит из аэропорта с большой сумкой на плече, просил Вам передать конверт (она протянула мне конверт) и вот эти слова: «Вас ждут завтра в Тель-Авиве».
- Где меня ждут?
- Подробности в конверте. – Она продолжала улыбаться.
- А почему тот милый сеньор с большой сумкой сам не подошел? – Я почему-то смотрел на ее не слишком миниатюрные ноги.
- Какой сеньор? - Я поднял взгляд – она смотрела прямо мне в глаза. Я посмотрел в сторону выхода и никого не увидел. Она больше не улыбалась.
- Вы сказали…. – Она уже повернулась уходить, но на секунду задержалась и обернулась ко мне.
- Завтра Вы обязательно должны быть в Израиле. Завтра и не позднее полуночи.
- А я…. – Она больше не слушала. Она уходила: вся такая милая и не слишком миниатюрная….
Я сбежал с красивой яхты, я плыл по морю, я промок и прикидывался сбитым самолетом на ночном и мокром берегу. Я тайно все сделал – никто не знал о моих планах и вот - в аэропорту совершенно неизвестного мне итальянского города, именно ко мне, подходит миленькая стюардесса и предлагает (если можно это принять за предложение) завтра быть в Тель-Авиве…. Это нормально? Я вскрыл конверт, который, безусловно, предназначался не мне…. Увы, мне. Лучше бы я остался сторожить мистера Андреаса и его птичек – там все было понятно – здесь, кажется, начинается чертовщина. Не так - это не чертовщина – это могло бы быть шуткой, если бы не было моего имени на конверте: «Д. Джей. Ливайн».
«Иисус увидел младенцев, которые сосали молоко. Он сказал ученикам своим: Эти младенцы, которые сосут молоко, подобны тем, которые входят в царствие. Они сказали ему: Что же, если мы - младенцы, мы войдем в царствие? Иисус сказал им: Когда вы сделаете двоих одним, и когда вы сделаете внутреннюю сторону как внешнюю сторону, и внешнюю сторону, как внутреннюю сторону, и верхнюю сторону как нижнюю сторону, и когда вы сделаете мужчину и женщину одним, чтобы мужчина не был мужчиной и женщина не была женщиной, когда вы сделаете глаза вместо глаз, и руку вместо руки, и ногу вместо ноги, образ вместо образа,- тогда вы войдете в царствие». (Евангелие от Фомы. 27)
Милый Ливайн! Надеюсь, что твоя вера столь же сильна, как и желание заработать? До встречи в Иерусалиме. Твой друг.
И что теперь? Прошлое становится прошлым только в том случае, если его не было. Мое прошлое было, и оно держало меня крепко. Как всегда ты думаешь, что откуда-то уходишь, но вот думают ли так те, кто тебя не отпускал? Но, я попробую еще раз. Они думают, что я подпрыгну и поеду в Тель-Авив…. Объявили посадку на Тель-Авив: я подпрыгнул и пошел. Надо же, как Библия работает! Быстро пошел, очень быстро в сторону посадки на рейс… до Ларнаки. (Это на Кипре, если кому интересно). Я спорить не буду – я приеду в Израиль, но дорогу к Храму каждый выбирает для себя сам. Поэтому, если Вам настоятельно советуют быть в таком-то месте, в такое-то время и обязательно добраться конкретным видом транспорта, да еще и ангелом, принесшим эту весть, является хриплая стюардесса с неприличным размером обуви, подумайте, а стоит их желание Вашего времени и может быть Вашей жизни?
Гл. 12
- Послушай, Дайс, - Великий Мастер Джонатан Тиз смахнул рукой несуществующую крошку со столика из тикового дерева. – Послушай…. Давай еще раз. Спокойно. Объясни мне: при чем тут возможные госпитальеры, о которых века ничего не было слышно? Где доказательства? Это просто похоже на помешательство и бред. Давняя паранойя, сродни ревности – храмовники и госпитальеры.
- Нет у меня доказательств, Джонатан, кроме одного…. Поднимись, надень свое пальто, и пройди в зал собраний. Там ты найдешь свой алтарь и увидишь слово. Кто мог на алтаре написать его? Ты веришь в привидение? Или один из братьев сошел с ума? Или все-таки это сделали те, кто знает, что надо делать. Но всех их ты вчера видел перед собой…. Кто еще, кроме церкви и нас существует в этом мире? – Ледуайен поднес к губам стакан, наполненный виски больше, чем на половину, но остановил руку и удивленно посмотрел на него, словно впервые увидел. - Это госпитальеры. Может быть, я прав, может быть – нет. Но, если кто-то из них поступил также как мы тогда, то мог и находиться веками рядом с нами…. Это возможно.
- Возможно, но маловероятно, Дайс. Никто не мог знать Истину. Именно храмовники получили доступ к информации, и именно мы их преемники.
- Перестань, Джонатан. Опять ты с этой истиной. Далась она тебе. Начни думать: если мы смогли возродиться, как утверждают предки, почему никто больше не мог сделать то же? И еще раз спрошу тебя: ты лично знаешь тайну? Ты знаешь, какова она или в чем истина, которую, по твоим словам, мы храним? Нет, ты не знаешь. Потому что, вполне возможно, что масоны были созданы лишь для того, чтобы все думали, что именно они что-то знают. Тебе не приходило в голову, что мы были созданы только для отвода глаз, а настоящая тайна на то и тайна, чтобы ее никто не знал – даже те, кто считает, что хранит ее.
- Они были при церкви. Зачем им это надо было? Церковь не знала ничего, она испугалась….
- Испугалась? Чего? Что могло так напугать Церковь, обладавшую полной властью над всеми и над всем? А если никто ничего не прятал, если никто ничего не находил? Если это всего лишь идеальная и великая Мистификация? Никто не забыл слов Великого Магистра, которые сбылись, Джонатан. Не это ли подтверждение чуда, исполнение которого могло быть совсем даже не в руках Божьи, а совсем наоборот – в руках тех, кто создавал, как теперь говорят, проект.
- Подожди, Дайс, ты думаешь, что они шли все эти годы по нашим следам?
- Но, если никто не шел по следам, Джонатан? Что, если хранители Истины именно они? Что, если истина не в том, о чем думаем мы, а в чем-то ином? Что, если истина всего лишь в знании правил игры, придуманной Церковью? Что, если это всего лишь проект церковников, а мы заигрались и поверили в себя, хотя именно нас-то и не существует? Госпитальеры. Проект мог дать сбой на каком-то этапе. Они получили все, что хотели, кроме одного – того, что они хотели на самом деле.
- Дайс, были те, кто был совершенно открыт…. Может быть, они? Их мрачная слава покрыта не одной тонной крови.
- Ты про Орден Псов Господних?
- Да.
- Маловероятно. Они сделали свою работу. Да и потом это просто инквизиция, то есть служба безопасности. Они не более опасны, чем любая секретная служба, про которую все знают, что она очень секретная. Опасны оказались те, кто, как мы думали, не существуют. Мне почему-то начинает казаться, что вся проблема в нашем собственном выживании, а не в истине. Вот причина, по которой я отдал свое место тебе. Струсил? Да. Устал. Не знаю: и то, и другое.
- И все-таки, я должен знать, что произошло на самом деле, Дайс. Завтра я свяжусь с братьями в Кастилии и Германии. Нам нужно расследовать это дело.
- Тебе надо распустить Ложу, Джонатан. Если ты следуешь закону до конца.
- Я понимаю…. Ложа будет распущена. Я сделаю это завтра. Я напишу Великому Надзирателю. Я должен просить совета перед принятием решения – этого требует этикет.
Ледуайен поставил свой стакан на столик и тяжело поднялся.
- Ты знаешь этикет, но у тебя больше нет времени. Вспомни, Джонатан, алтарь осквернен. И это не просто образ – это катастрофа. Это война. Вопрос только – кого с кем на этот раз! Если мы и вправду наследники храмовников, то пришло время отложить финансовые книги и взять мечи. Хотя, ты знаешь историю не хуже меня: ты знаешь о Кельнской хартии 1553 года, подписанной делегатами девятнадцати лож, активными деятелями Реформации. По словам хартии, масонский орден не происходит от какого-либо другого общества, а древнее их всех и ведет свое начало чуть ли не от учеников Иоанна Крестителя. До 1440 года общество даже называлось по этой версии - «Общество братьев Иоанна». Это многое объясняет. Это объясняет, прежде всего, то, что мы только прикидывались наследниками тайны тамплиеров, а на самом деле, мы плоть от плоти госпитальеры. И если это так, то совершенно ясно, откуда у нас богатства и власть: все это Церковь отобрала у храмовников. И последнее: если это правда, и истина, в своем малом проявлении такова, то те, кто осквернили алтарь, не враги, а друзья. Те, кто после многих веков решил открыть тайный заговор Церкви. То есть, это и есть храмовники. И нам с тобой не бояться их надо, а искать и просить о прощении. Вот такие дела, Великий Магистр того, чего уже нет. – Ледуайен пьяно засмеялся. - Они пришли за своим и они взывают о справедливости. – Он подошел к своему пальто, валявшемуся на кресле. – Глаза бывшего Великого Мастера блестели от слез. Хотя, просто могли слезиться старые глаза, да и выпил он много для своего возраста.
- Не знаю, Дайс. – Джонатану стало его жаль. – Я не знаю….
Хотя, если быть совершенно откровенным, то жаль должно быть себя. Если то, что предположил старый Мастер истинно, значит не только зря прожита жизнь, но и незаконно. А если это шанс все исправить?
Прошло часа два. Джонатан Тиз сидел за своим столом. Виски он со стола не убрал – дело было такое, что виски еще могло понадобиться. Письмо Великому Надзирателю не было закончено. «Не до версий сейчас, Дайс, пойми. Не могу я рисковать. Если все не так, если все только кажется тебе, старому испуганному Мастеру? Но, я…. Я должен следовать тому, что стало моей клятвой. И если случиться так, что все это ложь, что мы просто заложники чужой игры – Бог свидетель – я сделаю все, чтобы прекратить это. Я обещаю тебе». Ночь наступала. Но было душно, очень душно. Ночь предстояла тяжелой – мешала стоящая перед глазами Тень…
Она смеялась, беззвучно, без лица… «Откуда ты знаешь, Джонатан, что она смеется? У нее нет лица, Джонатан!»
- Она смеется, я чувствую. - Тиз услышал свой голос и очнулся. Было уже четыре часа утра. Он все-таки встал. На столе светился экран компьютера – в углу экрана пульсировал маленький белый конверт.
Голова болела. Впервые в жизни Джонатан Тиз позволил себе выпить так рано – виски разлился теплом. Он отодвинул письмо Великому Надзирателю и открыл электронную почту. Если бы Бог был фокусником – раздался бы гром, или ожил бы Элвис Пресли, но грома не было – на экране был лист бумаги, и были слова: «В Иерусалиме полночь». Это был код. Они уже знают его решение, и, кажется, знают каждый его последующий шаг. Откуда? Он еще не сделал звонок, который обязан сделать. «Они просто впереди, если только не они создали эту игру», - прошелестело в голове. Кто – они? Не могут госпитальеры существовать. А если и существуют до сих пор, то они не те, за кого себя выдают. Кто-то поселился в его голове. «Они тут не причем, Джонатан. Какие, ко всем святым, госпитальеры? Можно себя назвать кем угодно, но бедные рыцари госпитальеры так ничего реально и не получили. Все осталось в руках французского короля». Стой! А если вся тайна только в финансовых книгах? Что, если не было никакой тайны? Что была извечная мечта о власти? Что есть власть, как не власть денег? Разве не храмовники именем Христа создали первый банк и сделали ростовщичество, презираемое всеми, уважаемым видом современного бизнеса? «Вот, Великий Мастер. Теперь ты ближе к Истине?» Это не так. Мы говорим о разных вещах! «Брось, Джонатан. Тебе страшно остаться без привычной кельи и положения. Подумай об этом». Думать уже не было времени: до первого самолета в Мадрид оставалось часа три, наверное. Теперь все стало на свои места. Скоро станет.
Великий Мастер Ложи, которой суждено было сегодня перестать существовать, набрал на мобильном телефоне номер, помеченный в телефонной книжке просто крестом.
- Ваш номер? – услышал он в телефонной трубке.
- 737, - ответил Джонатан, невольно оглядываясь в комнате, словно в четыре утра в его кабинете кто-то мог быть.
- Говорите. - Услышал он.
-«Предали огню святилище Твое; совсем осквернили жилище имени Твоего…», - процитировал он Псалом 73:7.
- Насколько Вы уверены, Брат? - Услышал он следующий вопрос.
- Абсолютно. - Быстро ответил Тиз.
- Тогда Путь Святых из Иерусалима в Ривлу обязан пролегать через Дамаск. - Коротко ответил голос, и связь прервалась.
Пароль был принят, код получен, встреча назначена: теперь последний звонок. Этот разговор будет еще короче, потому что ситуация оказалась сложнее, чем предполагал Дайс Ледуайен. Дело было уже не в раскрытии секрета Общества – случилось что-то более серьезное. Еще никогда не встречались лицом к лицу те, кто не должен встречаться в своем истинном обличие, никогда не смотрели друг другу в глаза, потому что никогда в этом не было необходимости. Все было организовано правильно. И этого не должно было случиться никогда. Но это случилось.
Звонок Великому Надзирателю действительно был коротким – его просто не было. Джонатан написал смс сообщение из двух слов: «Нас нет» - ответа не требовалось – дальше все произойдет так, как того требует Протокол и этикет…. Просто этой Великой Ложи просто никогда не было.
Гл. 13
Было уже довольно жарко. В девять часов утра жарко – что будет днем? Ай-яй-яй. Но, в любом случае, это лучше, чем ночная Сицилия. На центральной автобусной станции Иерусалима уже полно народу.
Мне надо попасть в Старый город к полудню. Это совсем рядом – по улице Яффо чуть пройти, через базар Махане-Иегуда, через квартал хасидов Меа-Шеарим и все. (Последнее – самое трудное, но об этом потом). Но есть еще время. Надо осмотреться. В центр не поеду. Можно, конечно, пройтись пешком – я же не русский – встретить соседей по подъезду из какого-нибудь маленького городишка под каким-нибудь Омском мне точно не грозит. Но, жарко уже и гулять я буду потом. Там, где есть кондиционеры.
В кармане несколько сотен шекелей, на небе солнце, на часах – девять с небольшим: разве это не повод стать туристом? Автобус № 99 более чем подходит для этого, тем более что на этом маршруте удобно примелькаться полиции – кто хочет быть незамеченным, в этот автобус никогда не сядет.
Чуть меньше десяти шекелей и радостный автобус с разговорчивым водителем в десять ровно отправился в путь по кольцевому маршруту вокруг Иерусалима. Правда, что-то захотелось есть, но – потерплю – запахи еды в автобус не проникают, хотя ими пропитан весь город – в автобусе пахнет потом и смесью пота с туалетной водой…. Потерплю…. Наверное…. Или не вытерплю? Вытерплю…. Какая же все-таки это гадость так смешать все на свете: вид Стены Плача, автобус без кондиционера, запах вчерашнего французского одеколона и вчерашнего же пива, выпитого сверх всякой меры на пароме. Почему это не Иран? И где религиозная полиция? Хотя, у них есть туристическая полиция: полиция по борьбе с туристами что ли? Неважно. Пиво надо было запретить еще на Кипре, впрочем, как и одеколон…. Ехать еще минут двадцать, но я уже не люблю автобус и особенно водителя с его диким английским, который напоминает индуса, говорящего на французском, но слишком долго прожившего в Биробиджане среди спившихся запорожских казаков. Хотя, кажется, это уже чересчур – так не бывает.