Те снова попробовали было оторваться и начали рассеиваться по гладкой, как стол, степи, но Безухий, нарушив приказание Берга, открыл огонь на поражение и сбил с коней сразу двух разбойников.
Снизил прицел своего «гочкиса» и Медников. Когда еще один разбойник с воплем свалился с лошади, остальные тут же остановились, побросали винтовки и разом подняли руки.
Тут к месту побоища подскакали и Андрей с Линем. Спешившись, они под прикрытием огня подъезжавших упряжек подошли к «краснобородым»[10], обыскали их и отобрали несколько пистолетов и револьверов. Линь по-китайски спросил у них про остальное оружие, но те помотали головами.
– Медников, Ху, поглядите – что там с тремя подстреленными? – распорядился Берг. – Ну и что мы будем теперь делать, господа?
Его перебили два выстрела из пистолета Безухого.
– Мертвый оба, – невозмутимо доложил он.
– Ху, в пленных не стреляют! – возмутился было Агасфер.
– Это не пленный, это шайтан, – поддержал Безухого Сунжон. – Если оставить раненого хунхуза в живых, он будет охотиться на обидчика всю жизнь!
– Этот пока жив, но теряет много крови, – крикнул издалека Медников. – До врача, боюсь, не довезем! Пуля пробила шею насквозь! Что с ним делать?
– Я ему помогу! – живо отозвался Безухий и быстро направился к раненому, не обращая внимания на увещевания Агасфера.
Вскоре оттуда раздался еще один выстрел. Вернувшись, Безухий перезарядил пистолет и сокрушенно развел руками:
– Надо было оставить его подыхать так, но я ему помог…
Избитый пастух стонал и пытался встать. Вся спина его драного халата была насквозь просечена ударами нагаек и залита кровью.
Агасфер, Безухий и Медников принялись оказывать помощь. Остатки халата безжалостно срезали, обмыли раны чистой водой. Агасфер смазал их какой-то мазью из походной аптечки, и Безухий пренебрежительно фыркнул:
– Европейский лекарство! Барахло! Доедем до ночлега, я вылечу его по-своему!
Пастух, однако, нашел в себе силы простонать несколько раз:
– Камча! Мой камча! Найди, пожалуйста, нашальник!
– Бредит, что ли? – буркнул Медников.
– Наверное, какой-то местный обычай, – высказал предположение Берг. – Или фамильная вещь. Поищите, мальчики!
Андрей и Линь, спешившись, уже начали поиски и скоро нашли в негустой траве пропажу.
Проводники ловко переловили баранов и, спутав им ноги, покидали в пустую телегу. Трех пленников они связали с особым садизмом, подтянув ноги чуть ли не шеям. Их бросили в задний тарантас, под присмотр свирепого Безухого. Перевязанного пастуха осторожно уложили в передний тарантас, и экспедиция, потеряв на схватку минут сорок, двинулась дальше.
На ночевку, учитывая состояние избитого пастуха, решили стать пораньше. Развели костер, и Безухий, пошарившись в своей корзинке, набрал трав и корешков и поставил на огонь в отдельном котелке. Зная по своему опыту жгучую особенность китайского лечения, Агасфер достал и приготовил шприц с морфином.
Несмотря на болеутоляющее, бурят жутко и протяжно заорал, когда Безухий, сорвав бинты, налепил ему на спину горячую смесь из котелка.
– Дай ему самогонки, – посоветовал Медников. – Тогда он быстро уснет и проснется почти здоровый.
Проснулись на следующий день чуть свет – но не просто так, а от того, что значительно окрепший от лечения пастух потихоньку подкрался к пленным и успел перерезать одному из них горло острым ножом.
– Ну что за дикий народ! – громко жаловался под зловещий смех Безухого Берг. – Не успел очухаться – и сразу за нож! Ху, это не ты его научил? Признавайся!
Поскольку спать было уже невозможно, все встали, сели завтракать. Пастух вполне оправился. Как выяснилось, он довольно хорошо говорил по-китайски и чуть-чуть по-русски. Он оказался из нерчинских бурят и без ложного стыда рассказал своим спасителям, что его соплеменники помогают своим бедным родственникам не больше двух раз. Нынешние бараны, которых у него чуть не отобрали хунхузы, были последней помощью соплеменников.
К слову сказать, у бурята было довольно неприятная внешность, которую еще вдобавок портила большая багровая родинка на левой щеке, покрытая длинными курчавыми волосами.
– А что бы ты делал, если бы не мы? – заинтересовался Андрей.
Тот пожал плечами: пошел бы в услужение к урусам или более богатым соплеменникам.
– Твой ингиз? – внезапно заинтересовался он. – Дойче немса?
– Все, кроме Линя и Безухого – русские, – признался, подумав, Агасфер.
– Урус – корошо! – помолчав, констатировал раненый. И, покосившись на Безухого, поспешно добавил: – Китайса тоже хороший. Вот как ты…
Безухий кивнул и, в свою очередь, спросил:
– А куда ты шел со своими баранами? Откуда?
– Шел из Урга, в свой улус[11]. Баран продать, купить несколько стельный телка. Развел бы большой стадо, был бы богатый… Если б не вы – не пришел бы…
– А в Урге часто бываешь?
– Один раз немного, другой – очень долго. Барон Унгерн видел, – похвалился бурят. – Сапсем близко, как тебя! Даже говорил с ним. Только не в Урга – у Гусиный озеро. Один, два – два с половиной луна назад.
– Служил у него в дивизии, что ли?
– Меня не взял: примет у меня плохой, – бурят дотронулся до своей мохнатой родинки. – И два пальца рука нет. Князь Унгерн такой шеловек не брал. Говорил: плохой примет.
– Но говорить-то с тобой говорил! – поддел Андрей.
– Это мне с князь говорить надо был, – неохотно признался бурят. И, явно желая прекратить неприятный для него разговор, пожаловался. – Спина шибко болит. Можно еще телега поспать?
– Да ради бога, ложись, – разрешил Агасфер. – Мы в Ургу едем. Поедешь с нами?
– Нет, – помотал головой бурят. – Хунхуз меня в Урга искать будут. Туда один, два – один с половиной перехода для ваш телега. Я днем сойду, погоню барашков в свой улус.
– Ну, дело твое. Команда, подъем! Пора в путь-дорогу! Может, и за один переход доедем, если Сунжон и Айдархан постараются.
Ближе к полудню Агасфер велел остановиться, растолкал бурята:
– Тебе пора, друг! Слушай, ты барашков все равно продавать хотел? Продай мне, а? Нам еще обратно возвращаться, в Верхнеудинск. Сколько ты за них хочешь?
– Мой не знай: сколько дадут. Наверное, один барашка – два серебряный китайский монет.
Агасфер фыркнул:
– Это совсем мало! Так ты не разбогатеешь, друг! – Он достал кожаный мешочек и вынул из него несколько золотых десятирублевиков времен Николая II. – Знаешь, что это такое?
– Золотой русский деньга. Очень много! За столько деньга можно целое стадо купить! Или десятка стельный телка…
– Забирай, – Агасфер едва ли не насильно сунул в руки буряту две монеты. – Лишку можешь считать компенсацией за побои хунхузов.
Бурят бережно взял монеты двумя руками, несколько раз поклонился.
– Я говорил: урус – карош! Xièxiè nǐ, dà lǎobǎn[12], – и он сделал попытку поцеловать Бергу руку.
– Ну-ну, без этих сантиментов! – Тот вырвал руку. – Погоди, я тебе сейчас еще продуктов на дорогу дам – есть-то что-то надо, правильно?
Бурят вылез из телеги, продолжая кланяться и одновременно заматывая монеты в какое-то тряпье.
Берг отдал распоряжение Медникову, принявшему на себя обязанности завхоза и начпрода, и тот с ворчанием выделил буряту паек на несколько дней пути – пару жестянок с американскими консервами, крупу, муку, галеты и шоколад. Осчастливленный бурят восхищенно цокал языком, часто моргал глазами, кланялся и даже порывался вернуть «большому начальнику» полученное за баранов золото. Берг, смеясь, отказался.
Сунжон хлопнул вожжами по спине лошади, и караван снова двинулись в сторону Урги. Бурят, до сих пор не веривший в свою удачу, остался в степи, часто кланяясь вслед экспедиции и цепко держа в руках мешок с продуктами.
Караван постепенно набирал скорость, и тут Андрей дотронулся до плеча отца:
– Гляди, бурят следом бежит, машет. Остановимся?
Телеги снова стали. Бурят, спотыкаясь и не выпуская из рук мешка, догнал путников.
– Ну, чего тебе?
– Погоди, нашальник! Я сказать тебе хочу… Только в твой ухо!
Отведя Берга в сторонку, он торжественно заявил:
– Ты хороший урус, большой начальник. Добрый! Ты спас бедный бурят от хунхуз, ты лечил меня, дал за баранов хороший цена, дал много еда. Степной обычай велит мне благодарить тебя, но я бедный шеловек. И могу дать тебе только бумажка!
– Какую бумажку? Чего ты выдумал? Никакой благодарности мне не надо, друг!
– Мне этот бумажка не нужен. Я взял ее потому, что Ергонов очень боялся, что она попадет в плохие руки.
Бурят зубами развязал на рукоятке камчи узелок, начал разматывать сыромятный ремешок.
– Какую бумажку? – терялся в догадках Берг. – Ергонов? Погоди, какой Ергонов?
Бурят наконец справился с ремешком, вынул обернутый вокруг рукояти камчи клочок бумаги, протянул Агасферу:
– Я грамот не знаю, а ты шибко умный, большой начальник. Возьми, ты спас меня и щедро заплатил за баран!
Торопясь и перескакивая с русского языка на китайский, бурят принялся рассказывать об истории своей встречи с доверенным посланцем Унгерна. О том, что барон послал закопать свое последнее золото верных людей, дал им карту. Но русские аскеры догнали посланцев, окружили их. Много было убито, а раненый Ергонов спрятался в кустарнике, где отсиживался и перепуганный бурят. Ергонов, определив сородича, попросил его сделать последнее одолжение. Он боялся, что русские солдаты начнут пытать его, чтобы вырвать доверенную ему тайну, и попросил бурята отрубить ему голову. А перед тем он проглотил какую-то бумагу.
Бурят выполнил просьбу соплеменника. И когда солдаты, прочесывая ложбину, наткнулись на него, он показал обезглавленный труп Ергонова. Разочарованные солдаты сорвали с трупа всю одежду в поисках хоть каких-то указаний на место захоронения клада, ничего не нашли и убрались восвояси. Когда они скрылись, бурят вспорол ножом живот Ергонова и достал из внутренностей карту. Высушил и сберег.
– Вот она, нашальник! Я темный шеловек, грамота не знай. Я никогда не найду тайник Ергонова – а ты ищи! Ты умный, ты добрый!
– Я не возьму, – помотал головой Агасфер, которому от натуралистических подробностей к горлу подкатил комок. – Разыщи в своем улусе грамотного друга, найдите с ним этот клад, и вы станете очень богатыми людьми!
– Кода мой резал брюхо Ергонову, то тоже так думай! Но потом мой понимай, что клад Ергонова – не для темный бурят! – покачал головой бурят. – Много золота – много беды! Когда шеловек видит много золота, он становится сумасшедший. Мой один раз нашел грамотный шеловек, рассказал ему все, показал эта бумага – а он хотел украсть бумага и убить меня! Ты хороший урус! Ты умный и сильный, ты не будешь сумасшедший при виде золота. Возьми бумага, прошу!
Агасфер продолжал мотать головой.
– Позвольте! – из-за его плеча протянулась рука Масао и взяла клочок карты. – Спасибо, ты хороший и добрый бурят! Желаем тебе много-много тучных стад, жену и много ребятишек. Мы берем твою бумажку, друг!
Бурят радостно улыбнулся и, кланяясь по-прежнему, стал отступать от тарантаса. Наконец, споткнувшись, он упал, с трудом поднялся и побрел, то и дело хватаясь за спину. Проводив его глазами, Агасфер повернулся и упер взгляд прямо в глаза Осамы Масао, разглядывающего измятую, перепачканную кровью карту.
– Вот оно как, Масао! – наконец заговорил он. – А мне почему-то казалось, что, как начальник экспедиции, все важные решения я принимаю сам! Или, по крайней мере, выношу эти решения на всеобщее обсуждение! Изволите самовольничать, господин Масао?
– Я уполномочен вашим шефом, и я посчитал нужным принять такое решение! – процедил Масао. – А вы, господин Берг, едва не прогнали этого дурачка с ключом от сокровища! Вас послали в Россию не для проявления сантиментов, господин Берг!
– Да-да, я чуть не забыл, – скривился Берг. – Я же поехал под присмотром японской разведки в вашем лице! А вы не считаете сантиментами брать в руки бумагу, извлеченную этим наивным дитем природы из еще трепещущего тела убитого солдата? Простите, но к старости я стал очень брезглив, знаете ли!
Масао с жадностью рассматривал клочок бумаги, вертя его так и сяк.
– Мне все равно, как этот бурят добыл карту – извлек из трупа или копался в его дерьме. Да, это, несомненно, точный «адрес» сокровища! – продолжал Масао. – Вот начерченная линия, которая означает путь к китайской границе. На ней пять отметок – Унгерн, видимо, не питал особых надежд на то, что его посланцу удастся добраться до границы. И эти пять кружков означают наиболее удобные места для захоронения казны Азиатской дивизии. Один кружок перечеркнут – скорее всего, это и есть то самое место! Господин Берг, не помутилось ли у вас в голове, когда вы отказывались от кучи золота только потому, что карта побывала в желудке Ергонова? Прекратите чистоплюйство! Вам остается лишь воспользоваться своими необычайными способностями и найти это место!
– Позвольте-ка, – вынув платок, Агасфер взял через него обрывок карты. – Да, это кусок военной десятиверстки[13]. Однако края карты оборваны, здесь нет даже указателя «север-юг». Нет ни широты, ни долготы этого места… Боюсь, что моих способностей для поиска этого клада не хватит, Масао!
Он вернул карту, выбросив платок на землю.
– Но… Но как же так, господин Берг? Нам остается найти аналогичную карту и примерять этот обрывок тут и там! Здесь видны пометки высот, какие-то ручьи! Перестаньте заниматься чистоплюйством, Агасфер! Мы разыщем…
– Послушайте-ка, Масао! – начал заводиться Берг. – Агасфером на этой земле меня позволительно называть только одному человеку – вашему отцу. Но никак не вам! Зарубите это себе на носу! Вы можете хоть сейчас отправляться на место гибели Ергонова и искать спрятанные им сокровища хоть до скончания веков! Что касаемо меня, то я отправлюсь по следам сокровища только после прямого указания своего начальства из Токио! Вам понятно? Господа, нам надо ехать! По местам!
– Но погодите, господин Берг! Надо догнать этого сумасшедшего, пока он еще недалеко! Он упоминал Гусиное озеро. Надо как следует расспросить его о месте, где он встретил этого Ергонова! Это может помочь в наших поисках!
– Мы едем, а вы, Масао-сан, вольны делать все, что вам заблагорассудиться, – повторил Берг. – Хотите – оставайтесь и догоняйте бурята. Хотите – поезжайте с нами!
Люди, повинуясь жесту Берга, забрались в повозки, и караван тронулся. Постояв, Масао бегом догнал последнюю телегу и запрыгнул в нее, бросив ненавидящий взгляд на Агасфера.
– Погоди, русский негодяй! – прошипел он. – Мой отец непременно справится с тобой!
Как ни гнали погонщики-проводники легкие тарантасы, однако до заката в Ургу доехать не удалось. Повернувшись к Агасферу, Айдархан крикнул, перекрывая шум ветра и стук копыт:
– Начальник, вон впереди Урга – видишь? Это там, где дымное облако. Скоро солнце зайдет, будет совсем темно. Я думаю, что не стоит въезжать в незнакомый город на ночь глядя! Давай становиться на ночевку, начальник! Утром рано встанем и приедем Урга…
Подумав, Берг кивнул, и проводник стал натягивать вожжи.
У костра разозленный Масао подчеркнуто сел в сторонке от других. В общих разговорах он участия не принимал и скоро, завернувшись в одеяло, лег спать.
Медников, поглядывая на строптивого японца, вытянулся на земле рядом с Агасфером, задумчиво глядящим на багровый диск заходящего солнца.
– Бергуша, спросить хотел… Или ты не в духе нынче?
– Спрашивай…
– Да я насчет той карты, что Масао себе забрал, будь она вместе с ним неладна! И правда, дикость какая: сначала выполнить «долг милосердия», а потом шариться в потрохах человека, тьфу! Дикий все же народ, ей-богу!
– У всех свои обычаи, Евстратий. То, что нам кажется диким и невозможным, для иных народов – обычный способ существования.