Поднявшись на второй этаж, Агасфер прислушался: мягкие прыжки и резкие выдохи доносились из дальней комнаты, превращенной Андреем в зал для тренировок. Дверь в зал была настежь распахнута, и Агасфер, громко кашлянув, заглянул внутрь.
Андрей, одетый в белые штаны и свободную рубаху, мельком обернулся:
– Заходи, отец! Я как раз отрабатываю позу «дули-бу»! Смотри! – Андрей стоял на одной правой ноге, поджав вторую, согнутую в колене, к животу. – Из позиции «гунн-бу» подтягиваем на носке вторую ногу и поднимаем ее коленом к груди. Одну руку нужно занести ладонью вверх над головой, а другая рука, направленная ладонью вниз, прикрывает живот от возможной атаки. Корпус нужно держать прямо, с небольшим наклоном вперед, в сторону противника…
Андрей сделал неуловимое плавное движение и снова замер.
– Принятая позиция, отец, и называется позицией «дули-бу». Она воплощает в себе образ журавля. Для сохранения устойчивости нужно согнуть колено опорной ноги. Теперь нужно попробовать принять толчок партнера…
– Погоди, Андрей! – взмолился с улыбкой Агасфер. – «Гуди-дули – бу-бу»! На журавля похоже, верно, а все остальное для меня китайская грамота! Ты лучше скажи: можешь меня с Линем завтра утром в Старый город свозить?
– Nein problem! Куда прикажете! – Андрей в два прыжка оказался рядом с отцом и поднес к его лицу руки. – Смотри, какие уже мозоли на суставах!
– Мозоли? На таких местах? – недоверчиво прищурился Агасфер, ощупывая необычные затвердения на руках сына.
– А что ты хотел, отец? – рассмеялся Андрей. – Это же кунг-фу[25]… Учитель заставляет меня лупить кулаками по деревянным дощечкам до тех пор, пока они не ломаются! Ты, по-моему, сам хотел, чтобы я освоил это боевое искусство, нет?
– Но мне говорили, что кунг-фу – это не только силовое единоборство, но прежде всего философия познания китайских традиций, – запротестовал Агасфер. – Хороша философия – с разбитыми и изуродованными суставами!
– Не беспокойся, отец. Мой учитель всякий раз, прежде чем вручить мне проклятые дощечки, часа полтора говорит об искусстве владения своим собственным внутренним состоянием, учит осознавать реальность сиюминутно меняющейся ситуации вокруг нас и об умении влиять на эту ситуацию. Разве это не философия? Одно только плохо, – вздохнул Андрей. – Не зная китайского языка, я осознаю это учение через переводчика…Стой, папа! Ты сказал – Линь вернулся?! Когда? Что же ты молчишь? Где он?
Андрей умчался так быстро, что Агасфера только воздухом обдуло. Покачав головой, он пошел в свой кабинет и начал было составлять шифровку в Токио, но тут же бросил, вспомнив, что не знает пока никаких подробностей.
Осаме от Агасфера.
Курьеры из Гирина вернулись. Версия о краже золота п-ком Суги подтверждается документально. Привезен свидетель, войсковой старшина Клок, готовый подтвердить факт передачи золота Суги и получения от него расписки. Позднее расписка была отобрана под угрозой оружия тем же полковником…
Положив ручку, он достал из потайного ящика с шифровальными принадлежностями, пересел к камину, закурил тонкую сигару.
Задумавшись, он вздрогнул, когда неслышно вернувшийся Андрей громко объявил:
– Ага, вот и пойман с сигарой в зубах! Отец, ты же обещал поберечь себя…
Агасфер виновато развел руками и промолчал, с досадой глядя, как Андрей садится на его место и машинально берет в руки листок с незаконченной шифровкой.
– А я думал, ты с Линем болтаешь…
Андрей нахмурил брови, поднял на отца внимательные серые глаза.
– Линь уже спит. Он, наверное, очень устал. А это что такое, отец? Прости, но бумага открыто лежала на столе, и я прочитал раньше, чем сообразил, что это нехорошо.
Агасфер вздохнул: вот так разведчик, подумал он. Вот так разведчик: разбрасываешь бумаги и забываешь… Похоже, завтрашний разговор начнется уже сегодня!
– Это разведдонесение, сынок, – стараясь оставаться спокойным, начал говорить Агасфер. – Сначала составляется текст донесения, потом он шифруется определенным образом и передается резиденту. То бишь начальству…
– «Осаме от Агасфера», – процитировал Андрей. – Агасфер – это ты?
– Да, это мой рабочий псевдоним. Или кличка.
– Отец, ты и вправду шпион? Ты шпионишь на этого Осаму? На Японию? Зачем? – голос Андрея сорвался, однако он откашлялся и глядел на отца, не отрываясь.
– Не все так просто, Андрей! – Агасфер сделал две глубокие затяжки и швырнул сигару в камин. – Ты не поверишь, но я хотел рассказать тебе обо всем завтра.
– Завтра? – в полосе Андрея послышалась горькая насмешка. – Надо же! Потому, что я увидел твою шифровку сегодня? А если бы не увидел? Тогда послезавтра? Или вообще никогда?
Брезгливо отодвинув бумагу, Андрей встал.
Агасфер тоже поднялся с места:
– Всякий разговор надо заканчивать, сын! Давай закончим и этот, раз уж начали.
– Чего уж тут заканчивать? – скривил губы Андрей. – Все ясно и так!
– Сядь! Сядь, – повторил Агасфер уже с металлом в голосе. – Ты уже стал мужчиной, Андрей. А раз стал – негоже мужчине уходить от трудного разговора. Сядь!
Усевшись сам, Агасфер достал новую сигару, но закуривать не стал, так и теребил ее в руках. Андрей сидел на самом кончике кресла, опершись локтями на колени и опустив руки и голову.
– Мы познакомились с твоей мамой в Петербурге, – начал глуховатым голосом Агасфер. – Я уже был на государственной тайной службе. И вскоре после знакомства с твоей мамой, с моей Настенькой, получил очень важное задание. Я должен был надолго покинуть Петербург и вообще Россию. Я пришел к твой маме прощаться… Не думал, просто предположить не мог, что она согласится разделить со мной эту дорогу – мы ведь совсем мало успели узнать друг друга! Мы никогда прежде не говорили с ней о любви, о дальнейших планах – а она сказала, что поедет со мной! Я был счастлив. Почти целый год мы были рядом: жили в Иркутске, потом вместе пересекли Сибирь на тарантасе, на какое-то время осели во Владивостоке. Мама уже была беременна тобой, и через несколько месяцев после твоего рождения приехала ко мне на Сахалин…
– Ты никогда не говорил о том, что вы с мамой жили на Сахалине, – Андрей поднял на отца серьезные и чуть удивленные глаза. – Там же была каторга?
– Еще в Петербурге я получил задание дать себя завербовать японской спецслужбе, Андрей. Это было не очень сложно: в то время вся Россия кишела японскими шпионами. Это случилось в Иркутске. А с Сахалина было легче всего перебраться в Японию…. И мы с твоей мамой попали туда, – продолжил, словно не слыша последнего вопроса, Агасфер. – В Японии я виделся с ней и с тобой очень редко и недолго. Поверь, я очень боялся за вас с мамой, боялся сделать какую-то ошибку, за которую пришлось бы расплачиваться вам с ней. Шла война между Россией и Японией, время было очень… неопределенное.
– Ты хочешь сказать, что раньше был русским разведчиком, отец? – недоверчиво спросил Андрей.
– Я очень мало успел сделать для России, Андрей, – с оттенком вины вздохнул Агасфер, доставая из сейфа золотой хронометр с царскими вензелями Николая II. – Но кое-какие заслуги, как видишь, отмечены самим государем. Впрочем, ты можешь поинтересоваться петербургским периодом моей работы у дяди Евстратия. Там мы служили вместе с ним.
– А он говорил, что вы воевали вместе. Там, где ты потерял руку. Но когда я спрашивал – на какой войне, он только отшучивался, – Андрей взял в руки хронометр. – Ого, какой тяжелый! Его правду русский царь тебе подарил?
– Передал, – поправил Агасфер. – Я не был в России с 1903 года. Сначала Япония, потом Шанхай…
– Ну, а сейчас? Ты же не работаешь на большевиков, отец?
– Не работаю, – подтвердил Агасфер. – Я потерял связь с русской резидентурой в Петербурге еще до переворота в России. Какие-то дрязги в высших эшелонах власти – а я остался крайним. Но даже если бы этих дрязг не было, большевистский переворот в России сделал невозможным возврат к прошлому. Так все и получилось, сынок…
Андрей помолчал, осмысливая услышанное.
– Но если твоего русского начальства уже нет, то зачем ты работаешь на японскую разведку, отец?
Агасфер пожал плечами: он и сам много раз задавал себе этот вопрос. И не находил на него ответа. Но сын не отставал:
– Надеешься, что в России когда-нибудь все повернется к старому?
– Не думаю, сын. Если совсем коротко – то в России полный хаос, Андрей, – поморщился Агасфер. – Люди словно с ума сошли … Россия нынче воюет практически на всех границах и даже внутри оных. На западе – Польша с англичанами, на юге – Врангель, в Чите – атаман Семенов… В Приморье хозяйничают японцы с американцами…
– Не слышно гордости в твоем голосе, – невесело усмехнулся Андрей. – Мы ведь с тобой тоже японцы…
– Мы подданные Японии, – чуть резче, чем следовало, отозвался Агасфер, поправляя стопу газет на столе. – И до сих пор это давало нам возможность спокойно жить и чувствовать себя в Шанхае. А японский паспорт помог тебе, между прочим, получить европейское образование. Разве плохо иметь Оксфордский диплом? Или диплом Болонского университета? К тому же не забывай, Андрей, что мы получили подданство Японии еще до революции в России! Так надо было, понимаешь? И ты поехал учиться в Европу до этой проклятой революции…
– Согласен, отец, – кивнул Андрей. – С русским паспортом – если, конечно, в нынешней России существуют, кроме большевистских мандатов, и паспорта – это было бы, наверное, невозможно. Впрочем, доучиться и получить степень магистра ты мне так и не дал, отец. Вызвал в Шанхай…
– Мы уже говорили с тобой об этом, Андрей, – Агасфер швырнул в камин вконец разлохмаченную сигару. – Я волновался за тебя…
– Ну, и что теперь, отец? Ты полагаешь, что Россия «заболела» так серьезно, что ее уже невозможно «вылечить»?
– А ты спроси у дяди Евстратия – кому мешала его ферма в Подмосковье? Он ведь вернулся туда после переворота. Все своими руками, своим умом нажил! Никого не эксплуатировал! Занимался хозяйством, кормил людей. И что в результате? Пришли большевики, отобрали все стадо в сорок голов, поотрывали головы сотням гусей и кур, а Медникова едва не расстреляли за «частнособственнические» инстинкты… Тихона, дворника знаешь, который каждый день эту Бабблинг-роуд подметает? А ведь он с германской войны полным георгиевским кавалером в Петербург вернулся! И что? Иди, говорят ему новые власти, теперь за нашу власть повоюй! Он и «повоевал» две недели, насмотрелся, как комиссары с русскими крестьянами лютуют. Господи, их-то за что? Он и не смог воевать со своими, подался в Белое движение, а через два месяца в окружение к красным попал. Сорвали с него перед строем кресты его, кровью заработанные, и к стенке поставили. Чудом жив остался, ночью из-под трупов вылез, подлечился у однополчанина и в Сибирь подался. А оттуда – в Китай. В Харбин, потом сюда… Ему что – тоже прикажешь в Россию возвращаться? Ты оглянись, Андрей: сколько братьев-славян сюда, в китайщину понаехало. Неужели от хорошей жизни все? Или родину свою меньше тебя любят?
– Но ты же против новой власти не воевал, отец!
– А кто спрашивать станет? У новой власти в России разговор короткий! Офицер? Стало быть, «белая контра»! Золотопогонник! Чуждый элемент для ихнего пролетариата – значит, добро пожаловать к стенке! А моя биография им и вовсе не понравится. Японским подданным был? Да в России за меньшее нынче расстреливают, сынок!
В кабинете повисло долгое тягостное молчание.
– И что же теперь делать будешь, отец? – наконец нарушил молчание Андрей. – Вернее, что мы с тобой делать-то станем? Я тебя ни за что не виню, поверь! Но нельзя же до конца жизни на японцев работать!
Агасфер присел рядом на подлокотник кресла, обнял здоровой рукой сына.
– Спасибо, сынок, что не отделяешь меня от себя. Что понимаешь. Что не винишь ни в чем… Есть у нас с тобой выход, Андрей. Непростой, и даже опасный, но есть!
– Уедем потихоньку из Шанхая? – разулыбался Андрей. – А что? Деньги у тебя есть, мир большой!
– Из разведки просто так не уходят, сынок. Уйти и до конца жизни с оглядкой жить – не дело. Нельзя нам бежать – искать станут! А японцам терпения не занимать – найдут!
– И как же тогда быть?
– Линь сегодня вернулся, как видишь. Я его с Безухим по последнему японскому заданию посылал, Андрей. Ты про золотой эшелон Колчака что-нибудь слыхал?
– Кто ж не слышал о колчаковском золоте, – невольно усмехнулся Андрей. – А что?
– Вообще-то его каппелевским золотом называть надо. Так правильнее будет, – машинально поправил Агасфер. – Ну, да бог с ним, с названием. Не в нем дело. А в том, что по пути от Самары до Иркутска очень много из того золотого запаса империи порассыпалось, потерялось. Украдено много было… Так вот, Андрей, мой резидент в Японии и его начальство полагают, что часть этого золота еще можно найти…
– Тебе поручено найти это золото?! Но как? Отец, ты сам говорил, что в России бедлам, Содом и Гоморра! Тебе никак нельзя туда ехать!
– Надо, Андрюха, – тряхнул сына за плечи Агасфер, подмигнул. – Поедешь со мной?
– С тобой? Ты не шутишь, отец? Тебе же… Больше шестидесяти уже, верно?
– Шестьдесят плюс твои восемнадцать – получится почти восемьдесят. На двоих – по сорок. Нешто не справимся? В самом соку команда, а?
– Ты все шутишь, отец! – невесело усмехнулся Андрей. – Какой я тебе помощник? Ничего не знаю, ничего не умею…
– Ты Киплинга читал, Андрей? «Книгу Джунглей»? Помнишь, как там сказано: «Мы с тобой одной крови!» Значит, должно получиться! А знаешь, почему должно? Потому что после этого я «в отставку» ухожу. Понял, сын? Уговор у меня с Осамой! Слово им дадено!
– Это же здорово, отец! – Андрей вскочил, обнял отца. – Не обманет он?
– Я Осаму давно знаю. Он свое слово обратно не берет, – Агасфер невольно вздохнул. – Только для этого мы с тобой должны вернуться из России живыми!
Ответ из Токио пришел быстро. Осама сообщил, что командиру стоящей в Шанхайском порту канонерской лодки 7-го ударного отряда ВМФ Японии отдан соответствующий приказ доставить во Владивосток Агасфера вместе с захваченным в Фушуньской тюрьме калмыковцем Клоком. Капитан-лейтенанту Канэко отдельной директивой Императорского Генштаба вменялось в обязанность помочь агенту Бергу людьми и техническими возможностями.
Помощи не потребовалось. Пленнику перед отправкой выпоили бутылку рома, и спящим подвезли прямо к борту канонерки. Едва прочухавшего Клока под руки завели по сходням. Удивленно-презрительная улыбка капитан-лейтенанта исчезла, когда Агасфер вкратце объяснил причину пьяного состояния «спецпассажира» и длинный путь, который был проделан его «конвоирами» с севера Китая.
– За двое-трое суток пути во Владивосток этого человека надо привести в порядок для допроса, – объяснил командиру Агасфер. – Поэтому поить его больше не надо. Однако, боюсь, господину Клоку, когда он протрезвеет, не захочется возвращаться в Россию. И возможно, он будет проявлять недовольство. Или попробует сбежать…
– Не стоит беспокоиться на сей счет, – нехорошо улыбнулся Канэко. – Я прикажу посадить его в канатный ящик и буду держать там до самого Владивостока…
Агасфер глядел на приближающийся берег русской земли с трудно передаваемыми чувствами. 17 лет назад рейд в Золотой Бухте был пуст – сегодня здесь щетинились расчехленными пушками серые хищные громады военных кораблей под флагами Японии, Америки, Англии.
Клочья тумана пока не давали рассмотреть причал порта. Отсюда Агасфер много лет назад отбыл на Сахалин, оставив на причале беременную Настеньку… Он вглядывался в бело-серую муть, вцепившись в фальшборт здоровой рукой – словно хотел увидеть причал таким, каким он был без малого два десятка лет назад. Но увы… Вместо групп людей в развевающихся плащах-крылатках – звонко цокающие подковы сапог солдатских взводов в чужой форме, гортанные выкрики команд. Вместо конных экипажей с нарядными дамами по причалу разъезжают мотоциклеты и тупоносые фургоны.