Да и вел себя этот офицер совсем не так, как иные. Не кричал без нужды, не подчеркивал своего особого, высшего положения, но держался с матросами просто, хотя и без панибратства. На пути обратно, к флигелю, где теперь предстояло жить и Прону, Юган расспрашивал своего нового вестового о том, как тот жил, как попал во флот.
В родной деревне Прон был авторитетом, но его никогда не любили. Прекрасный мастер, он, в то же время, отличался скверным неуживчивым характером, что не мешало ему быть счастливым. Особенно после того, как год назад молодой плотник женился, и обзавелся собственным хозяйством.
У Прона был брат Лабутя – любимец всей деревни, весельчак, балагур и пьяница. И надо же было так случиться, что помещик отдал именно Лабутю по рекрутскому набору во флот. Прон тогда впервые запил с горя от разлуки с братом. Прошло два года, и вдруг Лабутя вернулся. Вернулся не калекой, а красавцем матросом, да с медалью. Оказалось, что он сумел отличиться в сражении, а неосторожный начальник пообещал ему «чего хочешь». Ну Лабутя и захотел домой. Праздновали Лабутино триумфальное возвращение три дня.
Вот только радость была недолгой. Взамен вернувшегося брата забрали во флот его – Прона. Забрали, несмотря на то, что он всего год как женился, и у них с женой совсем недавно родилась дочка. И виной тому была Марфа, жена Прона, на которую давно заглядывался пожилой граф. Неудивительно, что попав на флот, разгневанный и отчаявшийся крестьянин, у которого только что рухнула жизнь, задал трепку насмехавшимся над ним товарищам, да и запил.
Выслушав историю вестового, Юган надолго задумался. Помочь горю Прона сейчас было никак нельзя, но и бросать человека в беде он не привык. Хорошенько все обмозговав, он подозвал вестового.
– Вот что, братец! Я все обдумал. Сейчас ничем твоему горю не помочь, но отчаиваться тебе рано. Твое счастье – ты попал на эскадру, отправляющуюся в бой, и если отличишься, то сможешь выкупить жену, да и забрать ее в Петербург. В село тебе, как брату, возвращаться не советую – не будет тебе жизни от барина, а в городе хороший плотник всегда устроится.
Но для того, чтобы все это стало реальностью, придется постараться. Отличиться в команде не так легко – нужно быть всегда на виду начальства, да на первых ролях. Так что бросай-ка ты пить, да берись за ум. Будешь стараться – обещаю замолвить за тебя словечко перед капитаном, но лености и небрежения обязанностями не потерплю!
– Рад стараться, ваше Благородие! Не пожалеете! Прон Оглоблин вам еще покажет, на что способен!
Прон был неглуп, пообщался со старыми матросами, и понимал, что слова лейтенанта не пустой звук. Другого шанса в его жизни могло больше и не представиться.
Спустя два месяц изумленный лейтенант Головнин подписывал представление Югана на присвоение рядовому Оглоблину звания матроса третьей статьи и внеочередного выходного в город. К моменту выхода «Фершампенуаза» на рейд матрос второй статьи Прон Оглоблин был переведен в марсовые и считался одним из подающих наибольшие надежды. К приходу эскадры к берегам Греции он, при покровительстве Югана, добился звания матроса первой статьи, и был замечен капитаном.
Глава 7. Севастополь
Путешествовать на юг в комфортабельной генеральской карете, имея предписание для всех почтовых станций о приоритетной смене лошадей одно удовольствие. Карета, подвешенная на мягчайших эллиптических рессорах, плавно проглатывает все неровности дороги, предоставляя в распоряжение хозяина максимально возможный в пути комфорт. Два мягчайших дивана, достаточно длинных и широких чтобы не только сидеть, но и лежать, не сгибаясь в три погибели, удобное рабочее место, оборудованное походным письменным прибором и снабженное изрядным запасом как обычной, так и гербовой бумаги, ну и, само собой, обширные лари для съестных припасов и напитков, необходимых в дороге. Лейтенант привык к совсем другому уровню комфорта, и сейчас откровенно наслаждался выдавшейся возможностью отдохнуть за казенный счет.
Однако все кончается, кончился и этот, казавшийся таким прекрасным вначале, но вконец измотавший к концу третьей недели движения путь. Севастополь встретил лейтенанта Куприянова ласковым, не по-осеннему теплым ноябрьским солнцем и ощущением провинциальной тишины. Эскадра стояла в бухте, корабли были разоружены на зиму, а многие офицеры отпущены в отпуска по поместьям. И хотя руководство флота в лице адмирала Грейга знало о готовящейся войне, но какой-то особой активности в городе не наблюдалось.
Крайне поражённый увиденным в городе, лейтенант Куприянов прямиком направился в Адмиралтейство. На удивление, его сразу принял адмирал Грейг. Небрежно просмотрев бумаги прибывшего, старик адмирал с сонным видом заявил:
– Господин лейтенант, тут сказано, что вы направляетесь в распоряжение командующего князя Меньшикова. Так вот к нему и направляйтесь. Насколько я знаю, князь сейчас отдыхает в Одессе. Впрочем, через месяц их сиятельство обещали быть в Севастополе. Спешить совершенно некуда, так что отдохните с дороги, а там и ваш новый командующий появится.
Неудивительно, что после такого приема лейтенант вышел из адмиралтейства в весьма растрепанных чувствах и не обратил никакого внимания на увязавшегося за ним посыльного. Пройдя за лейтенантом два квартала, посыльный свернул в узкую улочку, зато из-за столика открытого кафе поднялся дородный господин в шляпе канапэ и явно никуда не торопясь пошел вдоль улицы. Убедившись, что лейтенант, ни с кем не вступая в контакт, отправился в гостиницу «Морская», господин отер вспотевший лоб ярким платком и продолжил свой путь. Внимательно смотревший на него чистильщик обуви свистнул, и что-то сказал подбежавшему мальчишке турчонку.
В десять часов вечера, когда лейтенант вернулся в номер из ресторана, он нашел на столе записку с приглашением посетить загородный бильярдный клуб «Пересвет». Учитывая, что никому, кроме адмирала Грейга не было известно о самом факте прибытия лейтенанта в Севастополь, события начинали развиваться все интереснее.
Переодевшись в штатское и прихватив пару пистолетов, Иван Антонович направился к выходу. Ему не пришлось объяснять извозчику куда ехать – тот отлично знал излюбленное офицерами место отдыха в одной из уютных бухточек недалеко от города. Спустя полчаса Иван выходил из пролетки у массивных кованных ворот, охранявшихся дюжим матросом, пропустившим лейтенанта только после предъявления записки с приглашением. Встретивший лейтенанта мажордом сказал, что его ждут, и проводил в уединенный курительный салон, где уже расположились адмирал Грейг и главнокомандующий князь Меньшиков.
– Иван Антонович, добрый вечер! – произнес адмирал. Простите за это представление сегодня в адмиралтействе, но поверьте – оно было необходимо. К сожалению даже стены, особенно стены моего служебного кабинета, имеют уши. Мы с князем – он кивнул в сторону сохраняющего молчание главнокомандующего – уже давно вас дожидаемся. Нам поступили насчет вас достаточно четкие указания, так что присаживайтесь.
Самое время обсудить вашу будущую службу на Черноморском флоте. До меня довели сведения о ваших прошлогодних подвигах под Або. Поздравляю – вы проявили себя более чем достойно! Не каждому дано с таможенной яхтой и десятком иолов отправить на дно английский корвет. Хотел бы иметь в подчинении такого офицера.
– Господин Адмирал! Подскажите же, что происходит? Война вот-вот начнется, но в городе незаметно и следа к ее подготовке. Суда стоят в гавани разоруженные, в адмиралтействе одни сонные клерки, а городовой сказал мне, что господа офицеры отпущены на зимние квартиры по поместьям!
–Все правильно, Иван Антонович. Именно такую картину, надеюсь, и получают в Стамбуле от своих, увы, многочисленных шпионов. Вам же, судя по вашим бумагам, можно доверять, потому скажу правду. На суда догружаются последние припасы, уже принят полный запас воды, ядер и пороха. Команды распределены по кораблям, и полностью готовы к погрузке. Во всех портах создан запас дров и пресной воды для буксирных пароходов, заканчивающих ремонт перед кампанией. Господа офицеры действительно отпущены по домам, со строжайшим приказанием носа не показывать в Севастополе, но через месяц начнут прибывать, закатывая дружные пирушки по поводу «встречи старых друзей».
Все они проинструктированы, что во время подобных посиделок следует громко обвинять флотское руководство и меня лично в игнорировании опасности, и пространно разглагольствовать о полной небоеготовности флота. Особенно подробно господа офицеры будут останавливаться на ужасном состоянии кораблей и судов, якобы насквозь прогнивших и снабженных командами из никогда не видевших моря землепашцев внутренних губерний. Не забудут они рассказать и о многочисленных поломках в машинах «Везувия» и «Метеора», делающих оба парохода абсолютно непригодными даже для портовой службы.
На самом деле оба парохода прошли этой зимой полную переборку механизмов и капитальный ремонт корпусов, что должно позволить использовать их в предстоящей кампании в качестве буксиров для крупных кораблей флота и судов снабжения при операциях вблизи главной базы. Одно это сократит время выхода эскадры втрое, что явится отличным сюрпризом для неприятеля.
Наибольшие же надежды я связываю с «Молнией». Этот новейший пароход вдвое крупнее своих младших братьев, и смело может ходить по всему театру военных действий. И не просто ходить! По результатам прошедших осенью испытаний выявлено, что при умеренном волнении моря «Молния» вполне может буксировать линкор со скоростью до пяти узлов. Я планирую использовать этот пароход при эскадре – он может оказаться незаменим при действиях у вражеского побережья в штиль.
К тому же, в нашем распоряжении имеется ряд частных пароходов, лучшие из которых «Лиман» купца Серебряного и «Надежда» графа Воронцова, могут быть быстро мобилизованы флотом. Если возникнет нужда, привлечем к операциям флота и «Одессу» – она сейчас проходит окончательную отделку в Николаеве, и должна стать первым специализированно пассажирским пароходом.
Состояние линейных кораблей и фрегатов тоже далеко не столь плачевно, хотя, к сожалению, ряд судов и вправду устарел и требует ремонта. Но ничего криминального – к плаванию «в здешнем море» эскадра готова. Но это все общие сведения. Вам, насколько я понимаю, предписано заняться другим. Адмирал кивнул князю.
Не проронивший до того ни слова главнокомандующий внимательно посмотрел на своего нового подчиненного. Лично он этого лейтенанта не знал, но слышал о нем много: два кругосветных плавания, в последнем из которых открыт таинственный южный континент, блестящие успехи в качестве непревзойденного навигатора, спасшего во льдах южного полюса свой корабль. Инициативность… в чем-то даже излишняя инициативность офицера, готового отстаивать свое решение даже наперекор начальству. А согласно последним секретным документам, поступившим всего месяц назад, еще и храбрость в бою, умение быстро оценивать обстановку и наилучшим образом использовать все возникающие обстоятельства. Все это импонировало опытному политику и разведчику. Он был рад, что ему направили именно такого подчиненного, но следовало проверить лейтенанта в деле.
– Иван Антонович. Я знаю, вы в основном в курсе предстоящего вам задания, – произнес князь – но я хотел бы уточнить некоторые детали. Крым и Кавказ переполнены вражескими агентами, потому мы вынуждены действовать крайне осторожно. Никто в Стамбуле не должен прежде времени догадаться о цели нашего удара.
Взятие Анапы должно стать первым, наиболее мощным и внезапным ударом будущей войны. Сейчас на Пруте достаточно открыто и неспешно собирается армия графа Витгенштейна. Его прибрежному флангу готовится содействовать весь Черноморский флот. Об этом прекрасно известно, об этом говорят во всех местных кофейнях и этого ждут наши враги. А вот о чем не говорят, так это о подготовке усиленного десантного отряда, который должен практически с ходу, одним ударом взять Анапу.
Анапа сильная крепость, и взять ее приступом нелегко. Действовать в лоб я не хочу, потому мне необходим план укреплений, а лучше всего – верные люди за стенами крепости. Местные офицеры в массе своей, к сожалению не слишком пригодны для выполнения деликатных поручений такого рода, вы же, по мнению уважаемого мной Александра Христофоровича Бенкендорфа, подходите для такой работы как нельзя лучше.
Вашей первейшей задачей будет инкогнито попасть в Керчь, и встретиться со вдовой генерала Бухгольца. Через нее надо выйти на лояльных горцев, готовых оказать нам содействие в обмен на возвышение их тейпов при нашей власти. Само собой, не стоит скупиться и на вполне зримые здесь и сейчас деньги. Для начала мы с адмиралом приготовили для вас двадцать пять тысяч золотом и ассигнациями, но это, само собой, не предел.
В Керчь вы отправитесь на рассвете, на местной кочерме с верными нам проводниками. Сейчас в клубе для вас приготовлена комната отдыха, так что советую поспать. К сожалению более подробных инструкций я вам, Иван Антонович, дать не могу. Единственный совет – будьте предельно внимательны. Сегодня в городе за вами следили, тут вы в безопасности, но…имейте в виду.
Немного шокированный сложившейся обстановкой, в которой главные представители российской власти вынуждены тайком давать объяснения своему подчиненному, но и успокоенный тем, что он узнал, лейтенант отправился спать. Утром ему предстоял долгий и нелегкий путь.
Проводив лейтенанта, адмирал с князем продолжили разговор. Адмирал, который в этот час уже совсем не выглядел тем немощным стариком, который предстал перед глазами прибывшего днём в адмиралтейство Ивана, пригласил князя к столу. Дальнейший разговор проходил за разыгрыванием партии в бильярд.
– Алексей Самойлович, я хотел бы обсудить с вами работу штаба флота по подготовке к предстоящей войне, но, сперва, давайте покончим с нашим лейтенантом. Вы уверены, что за ним следили?
– Да, Александр Сергеевич, уверен, твердо ответил адмирал, уверенным движением кия забивая шар от двух бортов в середину. Точно так же я уверен, что мой адъютант лейтенант Тищенко работает на англичан, но этот фрукт пускай пока трудится – на него найдется управа после начала войны. За нашим подопечным следили, и следили профессионально. Но и мы не лыком шиты. Адмирал чуть отвлёкся, кий соскользнул с шара, и ход перешёл князю.
– Завтра на рассвете лейтенант Куприянов сядет на транспорт, направляющийся в Одессу, а спустя установленное время поселится в одной из одесских гостиниц, где будет весело проводить время. Надеюсь, что эта небольшая подмена даст нашему подопечному месяца полтора времени на выполнение задания, а там и война не за горами. Когда вы планируете нанесение удара?
– Ну что ж, надеюсь, лейтенант оправдает наши надежды. Мне и вправду крайне нужен план укреплений – солдат у нас мало, и они еще пригодятся в других сражениях, так что победу необходимо одержать малой кровью. Князь, бывший не столь заядлым игроком, промазал, и ход вновь вернулся адмиралу.
– Но в любом случае, я хотел бы видеть флот с десантом у стен крепости не позднее середины апреля, Алексей Самойлович. Раньше тоже не надо – не поспеют сухопутные войска, но к 15 апреля я буду ждать бомбардировки Анапы и высадки десанта у Джемитея.
Разговор за бильярдом продолжался еще два часа, и под конец оба военачальника расстались вполне довольные друг другом. Адмирал выиграл триста рублей, князь, хоть и проиграл, прекрасно провёл вечер за беседой с умным человеком и решил почти все свои дела.
Приезжавший в Севастополь инкогнито Александр Сергеевич Меньшиков уселся в карету и в сопровождении полуроты егерей отправился в Одессу, а адмирал Алексей Самойлович Грейг не стал покидать гостеприимных стен клуба. Его всегда ждала здесь личная комната отдыха, услугами которой адмирал и воспользовался, чтобы утром отправиться в адмиралтейство – изображать апатию и бездействие.
Глава 8 Покорители неба
Книгу о воздухоплавании Юган купил по случаю в Лондоне, но руки до неё дошли только сейчас, когда, намерзнувшись за день в доке, казалось, нет сил больше ни на что, кроме сна. И, тем не менее, силы находились. Даже вспомнились те, еще не столь далекие, дни, когда он, будучи старшим помощником капитана на вмерзшей в лед «Наяде», руководил разгрузкой судна в Борнхольме. Капитан Ольссен тогда покинул корабль в первый же вечер – ему было нужно улаживать дела с несостоявшимся фрахтом, и Юган остался на судне полным властелином. Разгрузка шла с рассвета и до вечерних сумерек, команды на «Наяде» оставалось всего семь человек, и юный старший помощник вкалывал наравне с матросами. А под вечер, едва передвигая ноги, он отправлялся в каюту капитана, устраивался у камелька, и погружался в чтение! Сколько светлых радостных минут доставил ему той зимой Оссиан! Юган и теперь вспоминал те дни как одни из счастливейших.