– Вас как зовут? – спросила я.
– Митя, – отвечает.
– А я Света. Или Светлана, как вам удобней. Книгу на завтра закажите все-таки, вы здесь не для споров с клиентами, а для помощи найти нужное, так? Во всем есть некий изначальный замысел, даже в факте нашего общения с вами. На тему, которая, как оказалось, тревожит вас до слез.
Митя, поймите, как бы Царь ни был виновен, хотя я уверена в обратном, ему наказание вышло сполна. Смертная казнь не искупление грехов, но чашу страданий во искупление он испил до дна. И супруга его, молвой объявленная распутной вражеской шпионкой, застрелена. Оба осуждены и получили высшую земную меру наказания. Дочери его и сын – невинные и нежные, с внешностью ангелов, вы ведь знаете, что такие лица неспроста даруются людям. Глядеть не наглядеться, любить и пестовать. И восстала бы славная Россия с новым царем Алексеем Николаевичем, и не нарушен был бы порядок вещей.
Убили их всех до одного, Митенька, и что меня более всего изумляет – с ними придворного лейб-медика доктора Боткина убили, и комнатную девушку Демидову Анну, и еще двоих слуг, верой и правдой служивших, не бросивших Царя и Семью в тяжкие смутные времена. Их за компанию убили, на всякий случай. Да всё вы, Митя, прекрасно знаете. Но в одном вы правы – убийство царя Валтасара холопами началось именно в тот роковой день. Тогда, на вокзале под Псковом, на станции Дно, в холодном поезде, загнанном на полустанок безо всякого расписания. Холопы боялись, суетились, глаза отводили, на вопросы Царя отвечая.
Под Псковом не перья для подписания Манифеста точили, там возня с воровскими заточками началась. Даже не тогда, раньше. А заточками чаще всего в спину бьют. И было ли отречение, не было – изменникам и ворам до лампочки. Псковскому поезду пути назад нет, рельсы разобраны. Один путь – вперед.
Только вперед.
Полный вперед.
До победы, до полного и безоговорочного разрушения!
Митя затих, отвел меня к кассе покупку оформлять. Пока возились с чеком, думала: как жаль, что я не могу постирать ему красный свитер. Хороший ведь мальчик, и впрямь на Раскольникова похож. Или на артиста Георгия Тараторкина в молодости.
Тобольск казался мне вымыслом. Прадед-священник, царские дети, драгоценности царской семьи, девочка Лиза, игравшая с царевичем у пруда. Еще и сенбернар, она часто рассказывала, что у него, годовалого, голова перевешивала и он падал, тыкаясь в пол носом, как плюшевый. Но не плюшевый был, настоящий, она кличку его повторяла – Тимоша.
Откуда у сибирского священника сенбернар?
– Сенбернара священнику вполне могли подарить. Солидные прихожане у вашего прадеда, Светочка, купцы да важные чиновники, одна из самых богатых церквей в городе. – Полина Сергеевна лукава и удивительно хороша собой. Кофты, длинные юбки, наряды не повторяются. Темные гладкие волосы надо лбом, тщательно уложенные. И непонятно сколько ей лет, возможно, сорок пять, а возможно, лет на двадцать больше. Загадочная Полина Сергеевна, заместитель директора музея по работе с публикой.
Ее мне экскурсовод-исследователь Александра Романовна завещала, я ведь созванивалась, рекомендации по цепочке шли, одна за другой – но лето, отпуск, разбегаются доверенные лица кто куда. Александру Романовну мне посоветовал начальник пресс-центра Тюменской митрополии. Голос у нее приветливый и ровный, связь наладилась, и вдруг она сообщила, что уезжает из города на время моего пребывания в Тобольске, и координаты Полины Сергеевны Веденеевой продиктовала: не волнуйтесь, все необходимое для вас сделает наилучшим образом, как никто другой. Она незаменима.
Я не волновалась, меня в тот момент гораздо больше интересовало, почему никто из семьи священника после допросов не пострадал, почему прожили они разную – кто счастливую, кто нелегкую, – но долгую, наполненную событиями жизнь.
Без репрессий и лагерей.
А как же зловещая неумолимая ЧК, всепроникающие чекисты, расстреливавшие чуть ли не каждого подозреваемого? В любом «сейчас написанном» тексте о том времени сюжет ведь один: к стенке. Без суда и следствия.
«Сов. секретно
12 апреля 1922 года
Заместителю председателя ОГПУ
тов. Уншлихту.
Продолжая разработку источника, удалось установить следующее: источник показал, что в 1918 году на первом этапе при подготовке к дальнейшему этапированию, место которого источнику тогда известно не было, были приняты меры по спасению и сохранению некоторых предметов материального значения. Для этого был привлечен ряд лиц, на которых, по мнению источника, можно было положиться, хотя без всякой гарантии. Фамилии этих лиц прилагаются. Их настоящее местонахождение источнику неизвестно.
Старший оперуполномоченный ОГПУ
Лисицын А.Е.»
«Сов. секретно
23 апреля 1922 года
Заместителю председателя ОГПУ
тов. Уншлихту.
В дополнение к предыдущему донесению от 12 апреля с. г.
Источник предлагает для упрощения розыска представить собственноручно написанное требование к указанным лицам, если их удастся отыскать.
Старший оперуполномоченный ОГПУ Лисицын А.»
«Сов. секретно
Товарищ Лисицыну
Постарайтесь, чтобы источник вспомнил какие-либо дополнительные подробности, касающиеся указанных лиц. Вы можете себе представить, сколько в России Васильевых?
С комприветом, Уншлихт».
«Сов. секретно
3 мая 1922 года
Заместителю председателя ОГПУ
тов. Уншлихту
Источник переболел испанкой. В связи с запрещением допуска медицинского персонала болезнь протекала тяжело. У старшей дочери мало медицинского опыта. Никакой работы не проводилось.
Старший оперуполномоченный ОГПУ Лисицын А.Е.».
«Сов. секретно
7 декабря 1922 года
Заместителю председателя ОГПУ
тов. Уншлихту
С источником постоянно работает тов. Артузов. Учитывая состояние здоровья (источника), мне совершенно невозможно в настоящее время последовательно работать в русле моей задачи. Подавляющую часть времени приходится тратить на нужды хозяйственного обеспечения.
Старший о/уполномоченный ОГПУ Лисицын».
«Сов. секретно
15 августа 1923 года
Председателю ОГПУ
тов. Менжинскому.
После известных вам трагических событий источник решительно отказывается разговаривать с товарищем Артузовым и мною, считая, что мы имеем к этим событиям какое-то отношение. Он просит священника, в чем ему было отказано. Нельзя ли подобрать надежного товарища, чтобы тот под видом священника приехал на объект? Это вопрос очень большой важности.
Старший о/уполномоченный ОГПУ Лисицын A.E.»
«Сов. секретно
4 января 1924 года
Ваша инструкция выполнена. Относительно культослужителя Иннокентия (Иваненко С. Д.) поступлено согласно вашим указаниям. Родных у него нет.
Старший о/уполномоченный ОГПУ Лисицын».
«Сов. секретно
5 июня 1924 года
Заместителю председателя ОГПУ
тов. Ягоде.
Часть книг нами получена, включая два из пяти альбомов, затребованных источником. Прошу вас принять меры к отысканию оставшихся трех альбомов, которые могут находиться в Петрограде. Необходимо начать заготовку дров на зиму. Предполагаю в ближайшее время снова начать работу с источником.
Старший о/уполномоченный ОГПУ Лисицын».
«Сов. секретно
18 августа 1924 года
Заместителю председателя ОГПУ
тов. Уншлихту (написано от руки).
Мне кажется, что мы не можем требовать от источника более того, что он может знать. Обстоятельства были таковы, что некоторые подробности могли быть ему просто неизвестны. Мое мнение, что источник, несмотря на свою политическую ограниченность, предрассудки и тяжелую болезнь, в настоящее время дает искренние сведения. Мне бы не хотелось переходить известные границы нажима, поскольку в этом случае мы рискуем вообще ничего не узнать.
Старший о/уполномоченный ОГПУ Лисицын».
«Сов. секретно
Товарищу Лисицыну.
Говоря об усилении нажима, мы имели в виду создание некоторых ограничений в режиме содержания (лишение книг, уменьшение пайка, недостаточное протапливание помещения), но ни в коем случае не меры физического воздействия, каковые строжайше запрещены, равно как и грубое обращение. Таковыми мерами можно грозить, но в очень осторожной форме, только по отношению к другим лицам, находящимся на положении источника. И то только в крайнем случае.
С комприветом, Менжинский». (без даты.)
«Сов. секретно
7 февраля 1925 года
Председателю ОГПУ по Уралу
тов. Балицкому.
Информируем Вас, что в 1918 году, во время нахождения бывшей царской семьи Романовых в Тобольске, с помощью епископа Варнавы был допущен в дом бывшей императорской семьи быв. священник тобольской Благовещенской церкви Алексей Васильев, который совершал для царской семьи культовые обряды и на момент их предварительной высылки являлся духовником, имевшим право на вход в арестное помещение. А. Васильев вскоре завоевал доверие и пользовался большим авторитетом у царской семьи. Перед отправкой б. царской семьи из Тобольска, когда последние стали беспокоиться о сохранении своих ценностей, быв. царицей Александрой Федоровной было поручено указанному А. Васильеву вынести чемоданчик с бриллиантами и другими ценностями. При содействии тогдашнего начальника охраны полковника Кобылинского и прислужника Николая Романова Кирпичникова Александра Петровича находящиеся ценности в кожаном чемодане были вынесены Васильевым из охраняемого дома. Позднее Кирпичниковым А. П. вынесены также из охраняемого помещения шпага в золотых ножнах с рукояткой червонного золота, которую он также должен был передать А. Васильеву. К указанному делу также имела отношение бывшая прислужница в арестном доме Межанс Паулина (возможно, Гаспаровна или Каспаровна). Примите меры к розыску и аресту указанных лиц, допрос которых не проводить без уполномоченного из Москвы.
С комприветом, Уншлихт».
Это цитаты из подлинных документов, приведенные в книге И. Бунича «Династический рок» (роман написан в 1995-м, тогда я впервые встретила фамилию прадеда в историческом контексте). Шифровки перемежаются с донесениями, ощущение судорожной неразберихи, всесильные чекисты еще только осваивали непростую профессию.
В екатеринбургских материалах следствия сообщения куда более бесхитростны. Они конкретны:
«Как удалось выяснить, шпага в золотых ножнах с рукояткой из червонного золота была передана Кирпичниковым А. П. на хранение Алексею Васильеву, который прятал ее вначале в дымовой трубе, а затем – под крыльцом Благовещенской церкви. Оперативно-розыскные мероприятия позволили установить, что в 1929 или 30 году Алексей Васильев вместе с женой Лидией Ивановной выехал из Тобольска в город Омск к своему сыну Александру, который покинул Тобольск еще в 1922–23 году. По дороге Алексей Васильев на ст. Тара умер. Оставшиеся ценности хранят жена Васильева Лидия Ивановна и сын Ал. Алексеевич, проживающие в городе Омске. Эти ценности частично ими расходованы. Например: несколько штук бриллиантовых ожерелий, колец и браслетов проданы бывшему крупному торговцу, купцу города Тобольска, Печекосу Константину Ивановичу, который, кроме этого, и у других лиц скупал золотую монету и изделия и который два-три года назад скрылся. Разысканы и взяты под стражу другие участники этого дела: Межанс Паулина и монашка Ивановского монастыря Марфа Ужинцева. Розыск продолжается.
Нач. ЭКО ПП ОПТУ по Уралу Самойлов.
Нач. 8-го отдела ЭКО Шумков». (Из материалов следствия по делу «О царских драгоценностях», архив КГБ, Екатеринбург.)
И все-таки: люди исчезали бесследно при малейшем подозрении, а тут жена и пятеро детей священника давали показания о драгоценностях – «ничего не знаю, не ведаю» – и ведь не тронули никого. И драгоценности царские не нашли, и подозреваемых целыми и невредимыми отпустили. Почему?
Я многим в сибирском городе задам этот вопрос – «Почему?» – и каждый раз на меня смотрят так, будто впервые видят, выражение лиц при ответах непередаваемое: лукавое и отстраненное, – как это сочетается, мне до сих пор непонятно. «Дальше Сибири не сошлют» – это не Александра Романовна сказала, это я позже много раз услышу вместо привычного в других краях «семь бед – один ответ».
Александра же Романовна (по телефону, напоминаю) успокаивала мои сомнения примерно так:
– Это поверхностное мнение, сейчас модно такое писать: всех расстреляли, никто не избежал. Сибиряки, во-первых люди упрямые, во-вторых, изворотливые, в-третьих… да вы сами поймете, когда приедете. Сейчас время такое, сюжетные линии как по стойке «смирно» стоят, вытянувшись в струнку. У каждого времени свой соцзаказ.
А у жизни другие правила. Судьбы очень по-разному складывались, персональная история каждого здешнего человека отдельная и индивидуальная. Нельзя говорить «тогда всех под одну гребенку» – не бывает такого времени. Одногребеночного. Чекисты не сразу научились систематизировать, долгое время сплошной стихийности и неорганизованности. Ваших и допрашивать начали только в 1932–1934-м годах, а до этого никто и не слыхал о таком. Неразбериха, пыль и туман.
Поздно спохватились, в то время уже и отец Алексий умер. Что с детей спросишь? А мамаша, по слухам, не вполне «в себе»: она женщина странная, замкнутая. Но это по рассказам. В жизни нет общих правил «для всех». Чекисты тоже люди. Порасспросили – и отпустили с миром, у нас таких случаев видимо-невидимо. Сибирь, знаете ли, полна секретов. В истории нашей как в лесу – медведи, грибы и тайны, в землю закопанные.
Часто навсегда.
Да вам обо всем Полина Сергеевна доложит, я договорилась. Лучше ее не найдете, еще спасибо скажете!
Спасибо я Александре Романовне каждый день говорю, Веденеева оказалась сущим кладом. Ярко-синяя юбка в пол, вишневый пиджак, лучащиеся слегка иронической приветливостью серые глаза. И непременная улыбка, в улыбке никакой иронии. Светлая она, Полина, я ей на голову свалилась, а ни тени раздражения ни разу не ощутила. Будто она меня ждала. «Здесь вещи оставить можете, водички попить или еще что – в любое время, мой кабинет в вашем распоряжении, девочки пустят, предупреждены. А то забегаетесь по Тобольску, присесть негде. А тут дворец, царские выставки, кресла удобные. Пока не устали? Пойдемте, я вам покажу кое-что».
Я еще много раз услышу это «пойдемте» – она будто знала, когда и что мне показать, следовала сценарию. А я так боялась ехать: найду ли хоть кого-нибудь, кто поможет?! Полина мне помогла.
– Реставрировали, чистили до блеска – Дворец наместника, Кремль, музей истории края, библиотека, архив. Мебель в библиотеке – восемнадцатый век! Сказочно у нас. Купола горят, собор многоглавый и семинария. Святые молитвы, история в глубь веков.
Мы обогнули дворец, и взору открылась широкая лестница, уходящая вниз, к домам. И дощатые ступени вычищены.
– Это в последние десять лет так. Раньше город заброшенным был. А стал духовным центром России, он третьим в списке сейчас идет – Москва, Петербург, Тобольск.
– Да. Я знаю, директор гостиницы моей в курс дела ввел немного.
– Кто это, Максим наш? Он, конечно, в курсе, духовность его в первую очередь интересует. – Искрились, переливались крохотные колокольчики, Полина Сергеевна смеялась, я тоже. Скорее улыбалась осторожно; понятия не имею, какие отношения у них, в городе все друг друга знают – это мне Максим еще по дороге из аэропорта объяснил. – Президент к нам с визитом прибыл, пришел в восторг от Тобольска. Распоряжения сделал соответственные – тут же городок в порядок привели. Не сразу, конечно. Все по европейским стандартам, да и в Европе такие музеи редкость, а уж о храмах и монастырях – чудес насмотритесь!