Ее племянник принялся за прекрасный завтрак, который, как он полагал, будет ждать его каждое утро, пока он живет в родном доме.
Тем временем мадам Женевьева сварила кофе в небольшой изящной турке из красной меди. Затем она поставила перед племянником блюдце и фарфоровую чашечку с нарисованными лиловыми нимфами, которую наполнила густой, благоухающей, ароматной темно-коричневой жидкостью.
– Кстати, Франсуа, – сказала она, наблюдая за тем, как племянник поглощает ее стряпню, – ты не сказал мне, чем будешь здесь заниматься. Или ты решил бросить свои научные занятия?
Она с тревогой посмотрела на молчавшего племянника. Он же делал вид, что смакует кофе, и оттягивал ответ. Через несколько минут молчания Франсуа достал сигарету, прикурил и сделал первую затяжку. После этого он наконец, прокашлявшись, собрался с духом и заговорил.
– Дорогая тетя Женевьева! – торжественно начал он. – Я, Франсуа Тарпи, магистр медицины и биологии, приват-доцент университета Сорбонна, наконец-то стал богатым человеком. И не просто богатым, а очень богатым. Но не благодаря тем деньгам, которые вы оставили мне, а благодаря собственному труду и своей голове.
– Как это, Франсуа? – подавшись вперед и слегка выпучив глаза, которые и так были выпуклыми из-за базедовой болезни, вскрикнула мадам Женевьева. – Ты выиграл на скачках, на бирже?
Тетушка была так комична в своем аффекте, что Франсуа рассмеялся.
– Нет, нет, милая тетушка! – он улыбнулся. – Я заработал кучу денег своей головой, сделав открытие в науке. Но, к сожалению, об этом еще никто не знает, кроме человека, обещавшего мне заплатить, если я за полгода завершу исследования и представлю ему результаты, которыми он сможет воспользоваться в своем бизнесе, на фабрике.
– А… так денег еще нет… – разочарованно протянула мадам Женевьева.
– Да, деньги только в перспективе, но до них всего лишь отрезок пути в полгода длиной.
И он мечтательно потянулся, привстав со стула, да так, что хрустнули суставы кистей и колен.
– Прошу тебя, Франсуа, ты же знаешь, что я не выношу, когда трещат подобным образом, меня бросает в дрожь от таких манер.
Она раздраженно повернулась к окну и стала задумчиво перебирать листья герани в керамическом горшке местного мастера.
– Ты молод и неопытен, Франсуа, тем более в бизнесе. Будь осторожен, посулы ничего не значат, пока ты не будешь держать в руках чековую книжку с обещанной суммой. Я все же кое в чем разбираюсь, наслушалась от твоего дяди историй финансовых крахов вот в этой самой кухне.
– Ну что вы, тетушка! – воскликнул Франсуа, подойдя к мадам Женевьеве и нежно прикоснувшись рукой к ее седым, завитым по старой моде волосам. – Все основывается на моем интеллекте и находчивости, изворотливости и гибкости, если хотите. Я никого не собираюсь обманывать и надеюсь, что этого не будет делать и кто-то другой.
Мадам Женевьева вздохнула и сказала:
– В таком случае я советую тебе сразу же переговорить с хорошим адвокатом и доверить ему подписание контракта.
– А никакого контракта нет и в помине, – засмеялся Франсуа. – У нас все строится на доверии.
– Это, милый племянник, совсем плохо, – сказала мудрая тетушка и, чтобы сгладить ощущение напряженности от их разговора, который, по правде говоря, ее сильно озаботил, предложила пойти посмотреть комнату, в которой Франсуа будет жить и работать.
– Но к этому разговору мы еще вернемся, – заявила она. – И прошу тебя, не совершай необдуманных поступков, не посоветовавшись со мной.
Франсуа вздохнул, поняв, что сделал глупость, откровенно поделившись своими планами с отставшей от жизни престарелой теткой. К тому же он помнил о том, что тетушка была категорически против финансовых авантюр, поскольку в жизни видела нужду, о чем часто любила вспоминать.
Они поднялись по крепкой скрипучей лестнице на второй этаж. С этой лестницей у Франсуа было связано много воспоминаний о шишках, ссадинах и даже об одном переломе, так как он, по словам тетки, в детстве был очень подвижным.
– Вот твоя комната, Франсуа, – сказала мадам Женевьева, пропуская племянника вперед. – Та самая, в которой ты провел все свое детство, отрочество и раннюю юность. Как видишь, в ней мало что изменилось.
Франсуа прошелся по комнате.
– Ничего не изменилось! Так мило!
Мадам Лаке залилась счастливым смехом.
– Я постаралась сделать комнату как можно более уютной, чтобы тебе было приятно проводить здесь время. Но не настолько приятно, чтобы ты лишал меня своего общества.
Франсуа упал на пышные перины кровати и, закрыв глаза, перенесся в детство, когда он, маленький мальчик, засыпал в этой мягкой постели, мечтая о ярком и счастливом будущем. И вот теперь он взрослый, но яркого и счастливого будущего хочется все так же, и он не знает, когда оно явится ему во всей своей красе.
Франсуа хмыкнул. Пожалуй, он немного приукрасил положение своих дел, рассказывая о них тетушке на кухне. Что на него нашло? Расслабился под действием вкусной и сытной еды?
Мадам Женевьева на цыпочках вышла из комнаты, полагая, что племянник задремал. Но Франсуа не спал, он думал.
Конечно, его положение в Сорбонне было весьма шатким. Это в провинции кажется, что если ты работаешь в парижском университете, известном во всем мире, то можешь себе позволить все или почти все. Как рассказать тетушке, которая считает его самым талантливым, самым способным, что на самом деле одной заработной платы недостаточно, чтобы он мог удовлетворять свои потребности? Иногда ее едва хватало на приличную еду, поскольку почти все средства шли на аренду жилья и оплату труда прачки.
Да, работа ученого сейчас не в особом почете. Бегать же дополнительно по урокам и заниматься репетиторством он не имеет никакого желания. Это значит всегда бегом, всегда в мокрых ботинках и почти всегда на пустой желудок. Он занялся серьезным научным исследованием, которым сразу же заинтересовался сам мсье Дюлок. Одному Богу известно, как этот финансовый гуру разузнал об исследованиях Франсуа в университетской лаборатории, похожей на сарай. Об этом, кстати, следует на досуге поразмышлять.
То, что мсье Дюлок предложил Франсуа для начала, повергло того в шок. Он хотел заплатить за научные исследования Франсуа в сфере биологии и медицины, но при условии, что все результаты этих исследований автоматически сразу же становятся собственностью фармацевтической компании «Дюлок и Дюлок». Предложил очень выгодные условия при совместном внедрении разработок. И это притом, что Франсуа только начал разрабатывать тему гуморальной регуляции и действия гормонов на организм человека. Правда, мсье Дюлок сразу же поставил условие, что направление исследований придется немного изменить, но не кардинально. Это он прибавил после протестующего жеста Франсуа, который слушал разглагольствования мсье Дюлока в его роскошном кабинете на Елисейских полях.
Кабинет этот резко контрастировал с тем, что видел в жизни сам Франсуа Тарпи, хотя назвать его бедным человеком никому не пришло бы в голову. Франсуа стало обидно, когда он вспомнил, как секретарша мсье Дюлока презрительно оглядела его с головы до ног, прежде чем уведомить патрона о приходе мсье Тарпи.
Франсуа всегда весьма щепетильно относился к знакомствам с представителями высших сословий и буржуа, поэтому нарядился в свой лучший темно-синий костюм, тщательно подобрал рубашку и галстук, навел с помощью бархотки блеск на туфли и специально приехал на такси, чтобы его облик остался первозданно аккуратным. Тетушкины уроки не пропали даром.
Однако секретарша, маленькая смазливенькая обезьянка, позволила себе нечто, обидевшее и насторожившее Франсуа. И сейчас он в очередной раз с содроганием вспомнил ее язвительный взгляд, направленный на его ноги: все было почти безукоризненно, но поношенные, хоть и чистые, туфли его выдали. Невозможно держать весь гардероб наготове в ожидании того, что тебя неожиданно пригласит на кофе знаменитый фармацевт-миллионер.
«Гадюка, – подумал Франсуа о секретарше. – Посмотрим, как ты меня встретишь, когда я подъеду к конторе на роскошном авто и в одежде от лучших парижских портных».
– Хотя не это должно меня сейчас занимать, – произнес Франсуа вслух и повернулся на бок, так как ему показалось, что в комнате еще кто-то есть.
Он не ошибся. На пороге стояла служанка Дениз с подносом в руках и с любопытством смотрела на Франсуа. Он увидел, что ее юбка, явно по случаю визита в его комнату, стала еще короче.
– Интересно, а что вас должно сейчас занимать? – хихикнула она, поставив поднос на столик и по-крестьянски прикрыв рот ладошкой.
Франсуа нисколько не смутился, а наоборот, обрадовался, поскольку Дениз понравилась ему при первой встрече. Девушка это поняла и подала знаки, понятные только мужчине, которому они предназначены: итак, она уже была готова на все. Или почти на все.
Удивительнее всего, что даже если при таком немом диалоге присутствуют посторонние, они ничего не замечают. Как не заметила сигналов, подаваемых Дениз, этой ее «готовности номер один», мадам Женевьева.
– Хочешь знать, милашка, что меня сейчас должно занимать? – засмеялся Франсуа и, кубарем скатившись с кровати, подлетел к Дениз. – Я тебе отвечу. Например, меня должно занимать, почему твоя юбочка за последние полтора часа укоротилась на десять сантиметров? Почему ты без разрешения зашла в комнату хозяина и наблюдала за мной? То есть меня должен занимать вопрос: а чего ты хочешь?
Дениз неторопливо поправила на пышной груди булавку, которой закалывала передник, проведя после этого руками по талии и бедрам, а затем, прикоснувшись коготком указательного пальца к своим ослепительно белым, но мелковатым зубкам, улыбнувшись, уверенно сказала:
– Того же, что и ты!
Франсуа рассмеялся, но жар желания уже отравил его быструю и горячую кровь.
– Ах ты маленькая дрянь! Только хозяин на порог, а ты уже рядом с его постелью и предлагаешь свои услуги. Воистину чудовищные нравы в провинции! Это из-за всеобщей бедности или именно твоей порочности? Вот достойная тема для исследования психоаналитика! В Париже проститутки более сдержанны, чем горничная старой святоши в провинциальной Нормандии!
Он крепко схватил Дениз за руку повыше локтя и притянул к себе. Его обдало специфичным запахом здорового цветущего женского тела, однако это же его и оттолкнуло, ослабив желание. Парижские женщины мылись тщательнее.
Ноздри Франсуа дрожали, втягивая новый для него запах, который ему не нравился, но вызывал любопытство, как у человека, интересующегося всеми явлениями жизни. Местная девица легкого поведения – это тоже явление жизни, хотя изучать его Франсуа расхотелось. Опять сказались тетушкины уроки чистоплотности.
Он отпустил Дениз, удивленно смотревшую на этого мужчину, которому еще минуту назад она нужна была позарез для удовлетворения его желания. Девушка не понимала, что случилось. Любой житель Понтабери мужского пола (так она считала) многое отдал бы, чтобы прижимать к себе Дениз где-то в потайном местечке, ничего не заплатив при этом и ничем не рискуя.
Она фыркнула, и достаточно выразительно для того, чтобы вывести Франсуа из состояния транса.
– Вы, мсье, всегда так непоследовательны? – спросила она, поворачиваясь к зеркалу и краем глаза наблюдая за собеседником.
– Это не вашего ума дело, мадемуазель, – ответил Франсуа.
Слово «мадемуазель» резануло слух не только самому Франсуа, но и Дениз, к которой никогда не обращались подобным образом, ибо вся ее жизнь была наполнена делами, не позволявшими жителям Понтабери называть ее «мадемуазель». Поэтому вполне вежливое обращение было воспринято ею как оскорбление.
– Хам! – сказала она и, хлопнув дверью, выскочила из комнаты, как будто ее окропили святой водой.
Франсуа вышел вслед за ней на лестницу и наблюдал за тем, как разозлившаяся Дениз спускалась по начищенным воском ступеням и на ходу распускала наметку на юбке, возвращая ей прежнюю, более пристойную длину.
– Мадемуазель, вы порвете свою юбку прямо на себе! – крикнул ей вслед Франсуа. – Не говорите потом, что это сделал я!
Происшедшее его взволновало, и он решил спуститься в сад, чтобы немного успокоиться. «Ничего себе – приехал работать! – подумал он, меняя пиджак на простую рабочую куртку. – Служанка одним взглядом почти довела до экстаза, еще и получил словесную оплеуху от нее же!»
Он еще не решил, что делать с Дениз и докладывать ли тетушке о происшедшем. Она непременно уволит эту пышку с сексуальным азартом тигрицы, а Франсуа не хотел оставлять без средств к существованию мать Дениз – Альбертину, от которой он видел в детстве только добро. Достойная женщина. Надо же, и такая дочь!
Он вышел в сад и стал мерить шагами белые каменные дорожки, обдумывая стратегию своей будущей работы. В Париже все казалось таким ясным и понятным, а тут, в этой провинциальной тиши, его вдруг охватили сомнения в правильности сделанного выбора. Да, ему, молодому и неизвестному ученому, сделали выгодное предложение. И кто! Сам мсье Дюлок! Империя Дюлок! Дух захватывает, когда думаешь, что можешь быть к ней хоть немного причастен! Сеть фармацевтических фабрик по всей Франции. Тонны медикаментов и косметической продукции в аптеках. Торговые связи и сотрудничество с известнейшими в мире компаниями. И рядом со всем этим великолепием – он, Франсуа Тарпи, маленький нормандец со своей еще совсем неразвитой научной идеей. Разве неразвитой? Мелким летящим неразборчивым почерком исписаны несколько пачек бумаги, проведены сотни опытов, он не видит еще света в конце, но чувствует, что истина где-то рядом. Совсем близко. Надо только направить яркий луч фонарика в нужном направлении, и истина обнаружится.
Франсуа представил себе, как он с фонариком стоит на темной дороге, какой ему всегда представлялась научная стезя, и, поворачиваясь, высвечивает все неровности и трещинки на ее поверхности. Кажется, повернись еще на пять градусов, и вот оно – открытие!
Но вдруг озноб прошиб его. Лоб, подмышки и впадина хребта покрылись потом. Он вдруг представил, что пользуется фонарем меньшей, чем нужно, мощности. А истина остается за кругом света! И он, Франсуа, в надежде разбогатеть на открытии, будет крутиться вокруг своей оси до бесконечности, но так и не продвинется в решении научной загадки.
Он так ясно представил себе это, что ужаснулся и ощутил боль в висках и что судорогой свело щеку. К тому же он почувствовал, что от страха от него запахло потом, и весьма ощутимо.
«Нужно пойти принять душ, – подумал Франсуа. – Терпеть не могу, когда воняет из подмышек!»
Уже моясь в летнем душе теплой, нагретой щедрым летним солнцем водой, он подумал о том, какую важную и тайную роль в регуляции нашего физического состояния играют эмоции. Стоял в прекрасном саду прекрасный молодой человек. Как громом ударила ему в голову дурная мысль и в секунду превратила этого Орфея в вонючую гниду. Надо будет над этим подумать. Может быть, как-то применить это в разработке темы, связать эмоции и регуляцию состояний телесности?
Хотя стоит ли разбрасываться, ведь его патрон, мсье Дюлок, изменил тематику исследования? Сначала Франсуа показалось, что этот сдвиг минимален и не принесет ущерба его научным интересам. Но вскоре он понял, что все придется начинать сначала. Или почти сначала.
Это напомнило ему, как в детстве тетушка со своей постоянной помощницей Альбертиной распарывала дядюшкин старый костюм, чтобы сшить ему, Франсуа, обновку. «Перекраивать старье в сто раз тяжелее, чем шить из новой ткани!» – так говорила Альбертина, пытаясь разложить на выстиранной ткани распоротого костюма выкройки, которые увеличивались два раза в год из-за менявшихся пропорций тела растущего Франсуа.
Так и его исследование. Приходится перекраивать из старья, вместо того чтобы делать новое.
«Ладно, – подумал Франсуа, растирая вафельным полотенцем свое белое, не тронутое загаром тело. – Поживу здесь месяц-другой, отдохну, а там видно будет».
Конкретных сроков ему не определили, деньги на исследования обещали дать только после того, как комиссии из ведущих фармацевтов мсье Дюлока будут официально представлены первые результаты. Поэтому впервые за многие годы Франсуа почувствовал себя совершенно свободным. Это было новое чувство, которое приятно его удивило. Оно распирало изнутри, щекотало нервы и успокаивало одновременно.