– Да-да, конечно, – слабо улыбнулся мэтр, сверля посетителя пристальным взглядом из-под кустистых бровей. – Еще раз приношу свои извинения за некоторую задержку, но вы же понимаете, мсье Краевский: банковское дело не терпит поспешности! И хотя мои немецкие коллеги из берлинского Commerz- und Disconto-Bank являются нашими старыми и добрыми партнерами, потребовалось некоторое время для сверки финансовых документов.
Передвинув бумаги, лежащие перед ним, мэтр перешел к делу:
– Итак, мсье Краевский, вы желаете обменять аккредитивы Commerz- und Disconto-Bank на ценные бумаги нашего банка, делая конечным получателем другое лицо. Я правильно вас понял?
– Да, речь идет о моей коммерческой сделке с господином Палмером из Американских Соединенных Штатов, штат Пенсильвания. Наша сделка оценивается в тридцать пять тысяч русских рублей. Ценные бумаги я желал бы отправить в Америку, в Bank of New York, причем на свое имя. Знаете, мэтр Шарни, сделка мистером Палмером еще не завершена, и товара я пока не видел. Обычная предосторожность, знаете ли…
Мэтр важно закивал головой: предосторожности были его стихией!
– Остаток средств по аккредитивам Commerz- und Disconto-Bank я желаю поменять на ценные бумаги вашего банка.
– Какие именно, мсье Краевский?
– Мне желательны дорожные чеки, либо кредитные письма, принимаемые в американских банках. И во французских франках, если можно…
Несмотря на предельную ясность пожеланий клиента, мэтр Шарни задал Краевскому еще добрый десяток вопросов, вызвав у того с трудом подавленное желание огреть банкира-зануду самым большим гроссбухом с его стола. В конце концов выяснилось, что все эти пожелания клиента Национальной учетной конторой Парижа уже выполнены, и от него требуется только несколько образцов его подписи.
Выйдя из банка, Краевский уселся в дожидавшийся его автомобиль, предоставленный отелем и, сунув шоферу бумажку с адресом, велел ехать в парижское отделение банка Le Credit du Nord, чтобы повторить все то, что прошел с мэтром Шарни.
Шофер, проворно выскочив из авто, чтобы завести мотор, вернулся в машину и искательно улыбнулся клиенту:
– Тысяча извинений, мсье! Вы не будете возражать, если мы сделаем совсем коротенькую остановку у ближайшего общественного телефона? Мне нужно позвонить диспетчеру отеля!
– А в чем дело?
– Тысяча извинений! – повторил шофер. – Но мсье арендовал автомобиль на два часа, которые вот-вот закончатся. А поездка в еще один банк и обратная дорога в отель займет не менее двух дополнительных часов! Никаких проблем, мсье: катайтесь хоть до глубокой ночи и даже до утра, если вам угодно! Но я должен предупредить отель о задержке, чтобы не разочаровать других постояльцев отеля!
Рассеянно поглядывая по сторонам авто, распугивающее клаксоном прохожих, Краевский размышлял о том, что Париж и технический прогресс – вещи все-таки несовместимые! За минувшие четыре года, что он не был в столице Франции, она стремительно изменилась. А вот к лучшему ли?
Улицы Парижа заполнили юркие авто – а что тут удивительного, если только в окрестностях столицы появилось более 600 заводов и заводиков по их выпуску! В буклете говорилось также об открытии метро, развитии киноиндустрии в Париже. Многие считали, что гигантский толчок к развитию города дала проведенная там в 1900 году Всемирная выставка.
Но Париж многое и потерял. Он потерял очарование старины, решил Краевский.
Тем временем его шофер лихо затормозил возле цветочного павильона, на витринных стеклах которого была изображена огромная телефонная трубка.
– Я мигом, мсье! – крикнул шофер, выскакивая из салона и бегом направляясь к общественному телефону.
Вот вам и плоды глобальной цивилизации, подумал Краевский. На всю Москву можно было насчитать не более сотни телефонов, наверное. А здесь, в Париже, ими скоро оснастят каждый перекресток!
Шофер, как и обещал, вернулся довольно быстро. Еще раз принеся извинения клиенту, он резко рванул авто с места.
Агент-инспектор Первой бригады Сыскной полиции Парижа повесил на рычаг телефонную трубку и выругался. Его напарники, сидевшие за столом маленького кабачка, одновременно вопросительно подняли брови.
– Леон сообщил, что наш объект поехал в очередной банк. Это еще полтора-два часа! Я ведь предлагал сразу пошерстить его номер в «Бургундии», а вы засомневались: успеем ли? Вставайте, лентяи, и пошли работать!
Напарники разом вздохнули, нехотя встали. Один бросил на стол несколько монет. Сыщики вышли из кабачка на углу улиц Камбон и Дюфо и направились выполнять задание бригадье[26] в отель «Бургундия», высившийся неподалеку. У отеля они разделились: один из сыщиков, вычислив, куда выходит окно нужного номера, встал у столба напротив, развернув приготовленную газету. Двое других устремились к входу в отель.
У швейцара был набитый на полицию глаз, и он молча, хоть и не без улыбки, распахнул перед сыщиками дверь. Те, засунув руки в карманы, с независимым видом проследовали к лестнице мимо дежурного портье, сделавшего вид, что никого не заметил.
Сыщики знали, куда они идут: в телеграфной депеше, которую Краевский позавчера отправил в редакцию «Русского слова», он указал и свой временный парижский адрес: отель «Бургундия», рю Дюфо. Узнать номер, в котором остановился гость из России, труда не составило.
Поднявшись на третий этаж, сыщики привычно разделились: один, уткнувшись в захваченный буклет, остался контролировать обстановку на площадке, а второй, вертя на указательном пальце кольцо с несколькими отмычками, направился по красной ковровой дорожке к номеру № 324. Перед нужным номером сыщик остановился, оглянулся и прислушался: коридор был пуст и тих.
Вторая отмычка легко открыла замок. Сыщик, придерживая дверь, щелкнул языком, и напарник, оставив свой пост, быстро устремился к нему. Зайдя в номер, первый, не запирая дверь, подсунул под нее приготовленный деревянный клинышек.
Напарники давно работали вместе, поэтому не метались по номеру, мешая друг другу. Пока один обыскивал чемодан и саквояж Краевского, второй быстро проверил обычные тайники, используемые осторожными постояльцами отелей. Он заглянул под кресла, под матрац, заглянул под несколько репродукций картин, украшавших стены номера, отогнул края ковра, охлопал тяжелые шторы.
– Этот русский – что, социалист? – деловито спросил младший сыщик. – Что мы, собственно, ищем? Только паспорт?
– Британский паспорт на имя Палмера – и все! Больше нас тут ничего не интересует! – напарник сквозь зубы выругался, наколов палец булавкой для галстука.
– Такие вещи обычно носят при себе, – заметил второй, не прекращая деятельных поисков.
– Бригадир сказал, что этим вторым паспортом он в Париже вряд ли будет пользоваться. Ты все хорошо посмотрел?
– Почти. Осталась ванная и туалет. Но носом чую – пустышку тянем!
– Заткни свой нос и ищи! Русские непредсказуемы!
Продолжая поиски, сыщики время от времени выглядывали в окно: не подаст ли сигнал тревоги оставшийся на улице агент. Но тот пока продолжал увлеченно «читать» газету.
Через пять минут номер был обшарен от плинтусов до люстры.
– Ладно. Приводим все в первозданный вид, – решил старший сыщик. – Ты был прав: скорее всего, он носит этот паспорт с собой.
– Значит, умываем руки?
– Бригадир сказал: любой ценой! – старший поглядел на напарника. – Понимаешь, о чем я толкую?
– Боже, как мне это надоело! – вздохнул тот. – Опять выступать в роли грабителя? Слушай, может, привлечем к этому делу Зубастика Жанно? Пусть «разомнется»!
– Погоди! – старший взял в руки чемодан, вновь открыл его и внимательно оглядел изнанку крышки. – Похоже, здесь есть двойное дно. Но заделано так, что без клея и инструментов назад незаметно не поставишь! Как ты думаешь? Ломаем – и черт с ним? Пусть потом жалуется на администрацию отеля…
– Тревога, Пьер! – напарник отскочил от окна. – Наш напарник свернул газету и завязывает шнурки! Клиент совсем близко! Уходим!
– Ч-ч-черт! – старший сыщик проворно сунул чемодан на место, потом снова схватил его и ринулся к дверям. – Беги к лестнице и жди меня! Чемодан забираем с собой, поднимемся на четвертый этаж, а когда клиент пройдет в номер, смоемся! Живо!
Краевский возвращался в отель, будучи сильно не в духе. Черт бы побрал эти французские банки, придумавшие себе укороченные рабочие дни! Черт бы побрал Le Credit du Nord и его директоров! Придется ехать завтра, тратить еще полдня…
Погруженный в эти мрачные мысли, Краевский не обращал внимания на шофера, которого вовсе не обрадовала перспектива досрочного возвращения в отель. Он примолк, перестал болтать и ехал так медленно, что другие авто, вынужденные тащиться за ce monstre[27], провожали их ревом клаксонов. И в конце концов обратил на себя внимание пассажира:
– Эй, мсье, вы не уснули за рулем? – раздраженно окликнул шофера Краевский. – Уж не приснились ли вам похороны вашей бабушки?
– Моя бабушка, хвала Господу, еще жива, – проворчал агент Леон, игравший нынче роль шофер, однако скорость все же прибавил.
Поднявшись к себе, Краевский сразу же обнаружил пропажу чемодана. И разумеется, поднял скандал. Однако ни портье, ни вызванный управляющий отеля ничего вразумительного сказать по поводу дерзкой кражи не могли, и лишь наперебой предлагали вызвать полицию.
Отмахнувшись от портье и управляющего – вызывайте кого хотите! – Краевский сел на угол кровати и принялся припоминать – что было в чемодане. Хвала Создателю: как раз накануне он извлек оттуда драгоценный паспорт Палмера. И, не решаясь по совету Дорошевича носить его с собой, припрятал – только не в своем номере, а под ковровой дорожкой в коридоре.
Улучив момент, он выглянул в коридор и глубоко засунул руку под дорожку. Паспорт был на месте. Ну и пусть дальше лежит, решил Краевский. Поднялся с колен, отряхнул брюки и принялся ждать прибытия полиции. Одежду, которая пропала вместе с чемоданом, жалко не было: все равно в Америке, как и было условлено, он должен был избавиться от нее и купить все вещи американского производства.
Глава седьмая
Москва
«Бумажный» коммерсант Лавров из Петербурга оказался приятным господином средних лет, по-актерски чисто бритым, в светло-коричневой паре от хорошего портного. Сытин давно подыскивал надежного и перспективного поставщика, и когда секретарь неделю назад положил перед ним сухое деловое письмо с перечнем сортов и плотности предлагаемой бумаги, сразу отложил конверт в сторону. А после прочтения всей почты продиктовал секретарю телеграмму в Петербург с выражением надежды на приятное знакомство и долговременное сотрудничество, пригласил коммерсанта в Москву и упомянул о готовности самому выехать в Северную столицу для детальных переговоров.
Лавров на телеграмму ничего не ответил, а через неделю свалился как снег на голову. Да еще и явился без предупреждения, с утра, когда Сытин обычно разбирался с делами, принимал директоров типографий, рассматривал отчеты, заявки и деловые письма. Повертев перед глазами визитную карточку петербургского гостя – скромную, без графских корон и упоминания о поставках ко Двору Е. И. В., Сытин счел должным самолично выйти в приемную, пожать визитеру руку и пригласить в кабинет, одновременно вежливо выставив оттуда уже проникших ходоков и предупредив секретаря о том, чтобы тот до конца беседы с господином э… да-да, Лавровым, простите великодушно – никого не пускал.
Однако разговора не получилось – только и успел Сытин вполне добродушно поинтересоваться – отчего это раньше, зная наперечет всех «бумажников» Северо-Запада, никогда фамилию дорогого гостя не слыхал? Спросить-то спросил, но ответа получить не успел: началась обычная кутерьма: посетители, как говорится, лезли и в окна, и в двери. А тут еще и неприятность случилась: сообщили, что недавно принятому ученику печатника «зажевало» машиной руку до локтя.
К счастью, гость из Петербурга оказался с понятием: извинился, что прибыл без предупреждения и сам предложил спокойно поговорить вне служебных помещений, в спокойной обстановке. Ну, хотя бы в ближайшей ресторации Тестова, наверняка знакомой Ивану Дмитриевичу. Сам гость, как выяснилось, уже заказал там для себя столик в расчете пообедать – но не сомневался, что в ресторации найдется местечко и для господина издателя.
Такая понятливость и обрадовала, и озаботила Ивана Дмитриевича: конкурентов по издательскому делу у него хватало. Вот возьмет и обидится визитер, начнет нащупывать другие каналы сбыта! Упускать же потенциального поставщика не хотелось, и, с извинениями провожая Лаврова до дверей, Сытин решил пуститься на невинную хитрость.
– А не дать ли вам, Владимир Николаевич, мой экипаж с человечком? В Москве-то нашей, патриархальной, наверняка ведь редко бываете, а? Покатаетесь по Златоглавой до обеда, мой человечек – чистый гид, чичероне! Каждый переулок в городе знает, не говоря уже о достопримечательных столичных местах, – придерживая гостя за локоток, журчал Сытин, ненароком пытливо заглядывая ему в глаза и пытаясь определить – не назначено ли у петербуржца другого свидания с возможным покупателем-оптовиком.
Однако приезжий вежливо отказался: Москву-де он знает великолепно, и экскурсия по древней столице – дело совершенно лишнее. А вот в ресторации он господина Сытина будет в два пополудни ждать непременно…
На том и расстались, условившись обязательно встретиться у Тестова.
Конечно, в издательской империи Сытина были свои, многоопытные закупщики. Однако с новыми поставщиками он предпочитал первые встречи проводить сам, всецело доверяя собственному впечатлению и изворотливому крестьянскому[28] уму. Вот и нынче, решая свои неотложные утренние дела, Иван Дмитриевич то и дело возвращался мысленно к визитеру из Петербурга, припоминая его живое умное лицо и ловя себя на том, что не было в том лице ничего купеческого.
Не удержавшись, он даже протелефонировал своему давнему знакомому и конкуренту Кнебелю, выразил соболезнование по поводу кончины его брата и словно между прочим поинтересовался – имел ли Иосиф Николаевич когда-либо дела с фабрикантом бумаги Лавровым?
– Впервые слышу о таком, – коротко ответил Кнебель, и, сославшись на дела, с извинениями дал отбой.
Такое заявление неприятно царапнуло Ивана Дмитриевича, и, собираясь на рандеву с петербургским визитером, он попросил своего главного закупщика навести о том справки.
Метрдотель в ресторации, хорошо знавший Сытина, с поклонами проводил Ивана Дмитриевича к столику, за которым его уже ожидал Лавров. К некоторой досаде издателя, вместе с Лавровым ему на встречу явился еще один гость, представленный как Сергей Юрьевич Харитонов, помощник фабриканта.
Тот и вовсе не походил на привычный Сытину тип торгово-деловых людей. Одет Харитонов был в модный, но несколько не по фигуре пиджак американского покроя, топорщащийся тут и там, лицо, как и Лавров, имел бритое, жидкие волосы были гладко прилизаны.
Не успел Сытин повернуться к метрдотелю, чтобы сделать заказ, как новый знакомец с улыбкой положил тяжелую ладонь на его локоть.
– С вашей позволения, заказ уже сделан – согласно вашим давнишним предпочтениям! Ну, а пока заказ несут, я перед вами покаюсь, Иван Дмитриевич! Вы уж простите меня, за ради бога, но не бумажный я фабрикант! А Генерального штаба Русской армии ротмистр Лавров.
– Вот как? Из самого Генерального штаба? И ваш коллега, господин Харитонов, не сомневаюсь, оттуда же? Любопытственно, любопытственно! – слегка нахмурившись, Сытин откинулся на спинку кресла и выжидательно сложил на груди руки. – Смею ли я поинтересоваться – чему я обязать честью такого знакомства и этой «бумажной мистификации»? Уж не предложите ли вы напечатать мемуары или дневники какого-либо прославленного военачальника – особенно из тех, кто нынче без особого, скажем прямо, успеха, воюет на Дальнем Востоке? Тогда я сразу должен заявить, что мое издательство специализируется на выпуске народной литературы несколько иного направления!